Бернард Корнуэлл - Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник)
– Подождем здесь, – сказал Скит и выругался, увидев, как с дальнего холма хлынула вторая волна французов.
Она двигалась не как первая – рваным строем, хаотично, – а должным образом, ровным шагом. Скит перекрестился:
– Дай нам Бог стрел.
Король смотрел, как бьется его сын. Он встревожился, когда принц отправился верхом, но одобрительно кивнул, увидев, что у сына хватило здравого смысла спешиться. Епископ Даремский снова попросился пойти на подмогу принцу Эдуарду, но король покачал головой.
– Ему нужно научиться выигрывать битвы. – Он помолчал. – Я учился.
Королю не хотелось ввязываться в этот ад не потому, что он боялся боя. Вступив в сражение с французской конницей, он не смог бы следить за остальным строем. Его делом было оставаться у мельницы и понемногу посылать подкрепления на оказавшиеся под угрозой участки боя. Солдаты резерва постоянно просили разрешения вступить в сечу, но король упрямо отказывал им, даже когда они жаловались, что неучастие запятнает их честь. Король не посылал их в бой, поскольку видел, как вторая волна французов спускается с холма, и знал, что нужно приберечь людей на случай, если всадники прорвут строй.
Эта вторая французская волна шириной почти в милю и глубиной в три-четыре шеренги шагом спускалась по склону. Коням приходилось пробираться между телами перебитых генуэзцев.
– Построиться! – крикнули командиры конроев, когда трупы арбалетчиков остались позади, и всадники, снова послушно встав колено к колену, вступили на мягкий грунт.
Копыта на мокрой почве не производили почти никакого звука, и громче всего звенели кольчуги, гремели ножны и шуршали волочащиеся по высокой траве попоны. Барабаны на холме позади продолжали бить, но трубы смолкли.
– Видишь знамя принца? – спросил Ги Вексий ехавшего рядом сэра Саймона Джекилла.
– Вон оно.
Сэр Саймон ткнул копьем в направлении места, где бой разгорелся жарче всего. Весь конрой Вексия имел на копьях упор сразу же за острием, чтобы оно не застревало в теле жертвы. Такое копье легко вынуть и использовать снова.
– Самое высокое знамя, – добавил сэр Саймон.
– За мной! – крикнул Вексий и дал знак Генри Колли, которого назначил знаменосцем.
Колли не обрадовался такому назначению, считая, что достоин сражаться мечом и копьем, но сэр Саймон сказал, что нести копье святого Георгия – большая привилегия, и Колли пришлось смириться. Он собирался, как только начнется сеча, выбросить никчемное копье с красным полотнищем, но сейчас, оставив четкий строй, высоко поднял знамя. Воины Вексия последовали за ним, и отступление конроя оставило промежуток во французском построении. Многие французы сердито закричали, некоторые даже обвиняли Вексия в трусости, но граф Астаракский, пропуская оскорбления мимо ушей, проехал в тылу построения туда, где, по расчетам, его всадники столкнутся с солдатами принца. Там он нашел удобное место, втиснув коня и предоставив своим рыцарям пристраиваться кто как может.
В тридцати шагах слева от него на занятый англичанами холм рысцой поднимался конрой под знаменем с желтыми ястребами на синем поле. Вексий не видел вымпела мессира Гийома, как и мессир Гийом не видел герба с йейлом своего врага. Оба смотрели на холм впереди, гадая, когда же выстрелят лучники, и восхищаясь храбростью оставшихся в живых воинов первой волны, которые время от времени отступали на несколько шагов, перестраивались и снова бросались на упорный английский строй. Ни один из них не способен был прорвать линию англичан, но французы все еще пытались, даже раненые, даже на хромых конях. Потом, когда вторая волна французов приблизилась к телам генуэзских арбалетчиков, убитых английскими лучниками, с французского холма снова прозвучали трубы, и кони, прижав уши, попытались перейти в легкий галоп. Всадники натягивали поводья и неуклюже поворачивались в седлах, чтобы разглядеть через прорези в шлемах, что означает сигнал труб. Они увидели, что последние из французских рыцарей, король с личным воинством и слепой король Богемии со своими людьми рысью скачут вперед, чтобы тоже окунуться в сражение.
Французский король ехал под голубым знаменем с золотыми лилиями, а флаг короля Богемии украшали три белых пера на темно-красном поле. В бой вступала вся конница Франции. Барабанщики взмокли, священники молились, а королевские трубачи издали торжественный сигнал, предвещающий гибель английскому войску.
Брат короля граф Алансонский, начавший безумную атаку, оставившую на склоне столько убитых французов, погиб: упавший конь сломал ему ногу, а английский топор раскроил череп. Те оставшиеся в живых воины, которых он вел, были оглушены, поражены стрелами, пот заливал им глаза. Но они продолжали сражаться, поворачивая усталых коней, чтобы обрушивать мечи, палицы и топоры на пеших латников. Англичане отражали удары щитами и рубили мечами по конским ногам.
Труба прозвучала ближе к сече, настойчиво повторяя короткую мелодию. Некоторые всадники, услышав это, поняли, что им дан приказ отойти. Не отступить, а уступить дорогу, поскольку предстояла главная атака.
– Боже, храни короля, – угрюмо проговорил Уилл Скит.
У него осталось всего десять стрел, а на него шла половина Франции.
Томас уловил странный ритм сражения – неожиданные затишья и внезапные возобновления страшного побоища. Солдаты сражались как демоны и казались неуязвимыми, а когда всадники отступали, чтобы перегруппироваться, они обессиленно опирались на свои щиты и мечи, словно готовы были вот-вот умереть. Кони снова приближались, англичане предостерегающе кричали, и латники выпрямлялись и вновь поднимали иззубренные клинки. Шум на холме стоял оглушительный: внезапные выстрелы пушек, от которых было мало толку, кроме добавления темной адской вони к смраду боя, конское ржание, звон и лязг оружия, пыхтение, крики и стоны людей. Умирающие кони скалили зубы и били копытами по земле. Томас сквозь заливающий глаза пот посмотрел на длинный склон, усеянный десятками, может быть, сотнями мертвых коней. За ними, приближаясь к трупам генуэзцев, погибших под шквалом стрел, мчалось на холм еще больше всадников под развернутыми яркими знаменами. Мессир Гийом? Где он? Жив ли? И тут Томас понял, что предыдущая страшная атака, когда стрелы повалили столько коней и людей, была лишь предварительной. Настоящее сражение начиналось только теперь.
– Уилл! Уилл! – позвал откуда-то из-за латников отец Хобб. – Сэр Уильям!
– Я здесь, святой отец!
Латники пропустили священника, несшего охапку стрел. За ним маленький испуганный мальчик тащил целую груду вязанок.
– Подарок от королевских стрелков, – сказал отец Хобб, вываливая связки на траву.
