Юлия Андреева - Свита мертвой королевы
Первым делом господин Санчус осмотрел вилы, но ни на одних не было заметно следов крови. Тогда он приказал пришедшим крестьянам встать в кружок, держа в руках вилы зубьями вверх.
Наблюдавшие за этим действом стражники и судебный пристав спокойно сидели в сторонке, болтая о своем и гоняя мух. По сигналу господина Санчуса мы все замолчали и стали ждать сами не зная чего.
Шли минуты. Не представляя, чем бы заняться, я оглядывала просторный двор и дом, куда меня пока еще не приглашали.
Наконец господин Санчус приподнялся с места и, подзывая к себе судейских, ткнул кривым пальцем в сторону вил, вокруг которых кружило сразу же несколько мух.
– Посмотрите, господа! – дон Санчус победно потер руки. – Эти вилы недавно испробовали вкус крови, а теперь мухи лакомятся тем, что осталось на них, после того как кто-то обтер их, чтобы запутать следствие.
Стражники тут же скрутили крестьянина, на которого указал дон Санчус.
– Но возможно ли, что негодные мухи, которые на поверку могут оказаться дьяволами, помогли вам, любезнейший дон Санчус, в столь богоугодном деле, как поиск преступника? – поднялся из-за поленницы незамеченный мной прежде священник.
– Если мухи – это дьяволы, ваша милость, – лицо дона Санчуса сделалось серьезным, – следовательно, дьявол сам себя и выдал. Потому как все знают, что дьяволы предпочитают пить человеческую кровь. Так в своем стремлении к пороку нечистый, соблазнивший на убийство этого крестьянина или кого-то из его домочадцев, был повержен своим же оружием.
Дождавшись слов благодарности и отпустив остальных людей, дон Санчус похлопал меня по плечу, приглашая в дом.
Глава десятая. Дом дона Санчуса
По сравнению со дворцом графа Гонсало Альвару и с домом его единственного сына Луиджи халупа дона Санчуса была почти крошечной.
Прямо от входа начиналась округлая зала с дубовым столом посередине и пыльными, проточенными молью головами животных по стенам. Черный прокопченный камин, наверное, никогда не чистился. Вдоль одной из стен стояла заставленная тазами грязная лавка, у другой стены возвышался здоровенный буфет. В углах была сложена ломаная мебель и бывшие в употреблении тряпки неизвестного назначения.
Решив, что дон Санчус очень беден, я сделала вид, что не вижу царившего вокруг запустения, отмечая про себя, что следует как можно скорее привести дом в божеский вид.
Кухня оказалась еще чернее и страшнее, нежели первая зала. Прямо с порога в нос ударял запах гнилых фруктов, и я не без омерзения обнаружила невынесенное ведро помоев, над которым кружили мухи. На стенах по обыкновению висели пучки трав и золотистые связки лука, но только грязные, прокопченные и покрытые слоем двухмесячной пыли. На полках стояла деревянная и глиняная посуда, из которой погнушались бы есть графские собаки. Окно было плотно закрыто ставнями и завешено тряпицей. Так что из-за создавшегося полумрака я не сразу разглядела мирно дрыхнущего на скамье у стены мальчишку.
Буркнув что-то нечленораздельное, хозяин поднялся к себе наверх. Я огляделась по сторонам, понимая, что никто в этом доме не накормит и не покажет мне, где я могу устроиться на ночь, если это не сделаю я сама.
Живя в Коимбре и затем служа у графа Альвару, я привыкла, что мужчины так или иначе заводили разговоры о кораблях.
Юноши мечтали наняться юнгами или простыми матросами на торговые, военные или рыболовецкие суда. В каждой семье был моряк, купец, отправляющий свои товары морем, или, по крайней мере, человек, работающий в порту. Поэтому, играя роль молодого человека, я заранее приготовилась к тому, что придется рассуждать о море.
Кроме того, я понаслышке знала об испанском бое быков. И могла, сравнив его с местным, не запутаться в деталях и даже высказать пару-тройку умных мыслей в поддержку гуманности здешнего зрелища. А также об особой подготовке безоружных участников, от которых требовалось быть не только смелыми, но и обольстительно грациозными, иначе за это представление публика не заплатила бы ни гроша.
У нас в Португалии тоже по большим праздникам организовывали корриды. Но убивать животных на них строго воспрещалось.
Перед тем как выпустить очередного смельчака на арену, его тщательно обыскивали. Так как некоторые трусливые матадоры, опасавшиеся за свою жизнь, могли, чего доброго, поранить быка, доведя его тем самым до бешенства. «Нет ничего героического в том, чтобы прикончить несчастное, загнанное силой на арену животное, – говорили бывалые. – Совсем другое дело выйти против него, как это и подобает настоящему мужчине. Показать свою силу и ловкость, не наложив при этом в штаны!»
Когда выходишь на арену и видишь летящего к тебе быка, кажется, что проходит масса времени, в то время как на самом деле пролетает всего несколько мгновений. Это происходит потому, что танцоры смерти обычно считают удары сердца, а когда человек взволнован, сердце начинает бешено колотиться, вводя в заблуждение новичков. Опытные матадоры не следят за временем. Они видят только быка и поглощены танцем. Требуется большая сила воли и смелость, чтобы танцевать перед быком, позволяя ему раз за разом проходить все ближе и ближе к тебе.
Да, я могла поддержать разговор о бое быков. Кроме того, могла, если понадобится, и немало порассказать о воинской службе при личном отряде какого-нибудь знатного господина или несколько смешных случаев, произошедших во время псовой охоты. Всему этому я набралась, слушая разговоры друзей моего графа и их слуг.
Но теперь я стояла посреди этой двухэтажной клоаки и понимала, что для того, чтобы произвести впечатление здесь, мне нужно вновь вспомнить то время, когда я была девушкой и жила в доме отца.
Надо сказать, несмотря на то, что моя семья почти всегда жила беднее некуда и мы могли неделю есть вареные бобы с черствыми лепешками и запивать все это чаем из трав, собранных за городом, дом наш сиял так, что любо-дорого. Каждая половица имела свой оттенок и была натерта до блеска, перила и ступени – все сверкало чистотой и ухоженностью. Да, у каждой из сестер имелось всего по два платья: одно для церкви или редких походов в гости и другое на каждый день. Но они содержались в идеальном состоянии. Так что младшие, получая вещи от старших, могли рассчитывать если не на идеально новую, то, во всяком случае, на чистую и заштопанную одежду.
Недолго думая я растолкала спавшего мальчишку. С его слов я поняла, что кроме него в доме живет еще старый глухонемой слуга, который сейчас ушел на базар за продуктами.
Велев мальчишке принести воды, я сорвала с окна давно прожженную солнцем и развалившуюся у меня в руках занавеску, распахнула ставни, впуская в дом свет и воздух. Потом я открыла входную дверь, приперев ее каким-то камнем, чтобы немного проветрить помещение. Занавеска пошла на половую тряпку. Те, что валялись возле помойного ведра, пришлось выбросить, так как они оказались вонючими и истлевшими.
