Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы

Картина четвертая

Там же. Колен и Шермолю спят. Вийон, писавший всю ночь, приподымается.

Спят завтрашние смертники,Открыв сухие рты,Твои друзья и сверстники.А ты, Вийон, а ты —Строчишь ли, умирая,Письмо веселым женщинам,С тобою, бедный фраер,Не спавшим и не венчанным?..Строчишь ли, бос и наг,Бродягам завещанье?Брось! Вытащит монах,Как обещал, клещамиВсю правду дорогуюИз воющего рта.И чем я тут торгую?В карманах ни черта!Брось, Франсуа, в уме ли —Балладу всех балладЗароешь в подземелье,Как трехсотлетний клад?А вы, менялы, скупщики,Гиены барахолок!Коснитесь носа, губ, щеки —На ощупь страшен холод?Потух в глазах огонь,Не счесть на кости трещин.Но свист ночных погоньМоим стихам завещан.Вы заперли здесь наглухоВ засаде этой волчьейМеня, седого, наглого,Чтоб подыхал я молча?Храпите же усердно,Желудками урча,Когда из тьмы посмертнойЗадам я стрекача!

Входит Тюремщик.

Эй, потеснитесь, шкуры!Прибавилось к вам общество.Лихие балагурыЖдут не дождутся, топчутсяУ вашего порога.Тут вся мирская рвань.У всех одна дорога.

Не смей в такую раньНад нами каркать, ворон!Не смей будить товарищей!Хоть и шельмован вором,Но я живая тварь еще.

А ты скули пожалобней!Тюрьма стоит три века,Но смерть не задержала в нейБез нужды человека.Пенька ли не намылена,Перо ли не скрипит,Сова ли куму-филинуНа свалке не вопит?Так потеснись же, узники,Чтоб в мордах разобраться!Раз на тропе вы узенькой,То между вами братство!

Вваливается пестрая компания нищих, калек, бесноватых. С некоторыми из них мы встречались в разных частях поэмы: в харчевне, на ярмарке, во время представления мистерии. Есть и ряженые — в дьявольских харях, с рогами. Это сборище вопит, приплясывает, ползает, теснится. Тюрьма несколько накренилась набок. Окно под напором десятка рук покосилось. Решетка сорвана. За окном ветер.

Откликайся, кто поближе,Кто тут жив и умер кто,Кто из Гавра, из Парижа,Орлеана иль Бордо?Пересохшими устамиПриснодеве голося,На мостах и под мостамиДрогла шайка наша вся.Здесь, по крайности, обсохнутьИ очухаться дадут.

Предстоит тебе издохнуть,Дорогой товарищ, тут.Завтра ты взлетишь на воздух,Дрыгнешь пятками, хоть плачь!Нас господь на то и создал,Чтобы ел и пил палач.

Вижу, ты остряк нехитрый,Свой же и могильщик сам.Руку дай и слюни вытри —И без жалоб небесам!Скольких тут беда согнала!Что ни харя, то артист!Ждут лишь первого сигнала.Только свистни, и на свистНаша рать учетверится,Разобьет затвор тюрьмы.И пречистую царицуНизведем на землю мы.

Знатно сказано, иуда!Но бессмыслен разговор.Как ты вырвешься отсюда?У замков тугой затвор.Камень крепок, рвы глубоки,И гниет во рвах вода.Мы бессильны и убоги.

Значит, всё пропало?

Да.

Может быть, столетья на триЯ сейчас гляжу вперед.И речей моих в театреЗритель и не разберет.Как и прочие несчастья,Мне и это нипочем.(Обнимает Вийона за плечи и шепчет ему на ухо.)Вспоминаешь в первой частиВстречу с неким трепачом —В пустырях, на огороде?То была лихая ночь!Наша встреча в том же роде:Мы пришли тебе помочь.(С неожиданной ловкостью подымается к окну, таща за собой Вийона.)Вот он, мир ночной, всегдашний.Ночь. Туман. Внизу река.Амбразуры. Шпили. Башни.Словом, средние века.Где-то малый огонечекЗаморгал, опять потух.Где-то в самом сердце ночиЗакричал со сна петух.Через час и утро вспыхнет.Но разбудит ли святош?Стража спит?

Как будто дрыхнет.

Сколько их?

И не сочтешь.

Так за мной — гуськом и молча,Не дыша и рты зажав.Крепко спит засада волчья.Наш замок разбит и ржавВидишь? Выветренный каменьПревращается в труху.Только тронь его руками —И пойдет крошить вверху.И пойдет ломать стропила,Сыпать известью с бойниц.

Тюрьма кренится, оседает и раскалывается пополам.

Смерть! Ты нищих торопила?Преклонись пред нами ниц!

Картина пятая

Городской вал. Рвы. Нищие бредут, спотыкаясь.

В ночь такую твари чахлойНоса высунуть нельзя.Но уже весной запахло.Мокрый снег летит в глаза.Дай мне руку! Мимо башен,Тюрем, рынков и церквей.Этот мрак для нас не страшен.Стой. Здесь рытвина. Левей!Спуск. Потеря равновесья.

Колокольный слышишь звон?

То владыки мракобесьяНас клянут и гонят вон.

Видишь? Сколько красных глаз там, —Нечисть, что ли, поползла?

То мерещится схоластамКухня ведьмы, вонь козла.

Топоры стучат по срубам.Меж бойниц растут леса.Отвечают зычным трубамБуйных сборищ голоса.Мореходами отысканРай невиданных земель.Винным пурпуром обрызганМира юношеский хмель.На таимое доселеГлаз художника остер.И кипит, кипит веселье.И широк земной просторТкут, гранят, куют, чеканят.

Это мчится новый век.Но и он, как прошлый, канет.Дальше, дальше, человек!Время льется неизбывней.Спуск опасный перейден.

Слышишь гул железных бивней,Пенье ткацких веретен?Видишь пятна желтых зарев,Непонятных ламп шары?Что за город, разбазаривСтолько яркой мишуры,Рвется вверх в огне и дыме,От кровавых ссадин рыж?

Там мы были молодыми.Этот город — твой Париж.

О, скорей из этой ночи!Где же утро, наконец?

Нет путей к нему короче.Ты же сам его гонец.

Где мы? В будущем? В бывалом?Или время в нас ужеПеред собственным обвалом,На последнем рубеже?..Только вьюга рвет отребья,Только свист облав в ушах.Мчатся кочки, рвы, деревья,Истлевая, что ни шаг.Плача, мстя, трясясь, ощерясь,Через время, через жизньНеоконченную, черезБудущее…

Картина шестая

Добротная кожаная мебель конца XIX века. Сутулые старики в сюртуках заседают. Сверкание расчесанных седин и розовых лысин.