Василий Бетаки - За полвека
Под снежную пыль…
Потомки мыслителей, пасынки серой зимы —
Кто
Мы?
Откуда?
Из тени бессонной,
где ртутные блики мертвы,
Где чудо —
Немного зелёной,
пропахшей мазутом травы.
Гранит петербургской Европы,
Москвы азиатский базар…
Спартанцы бросали нас в пропасть,
Забыв завязать нам глаза —
И мы воскресаем —
Не так, как Христос или Будда.-
Откуда?
Куда мы?
К бесплодным пескам ли,
К холодному камню нордических скал?
Содомы
Оглянутся вслед нам,
Но бледно
Сверкнёт их солёный оскал:
Поймать бы, порвать бы
портрет, уходящий из рамы!
Куда мы?
18 апреля 1973 года, ленинградский аэропорт.
Из книги "ЕВРОПА — ОСТРОВ"
(1973–1979, "Ритм", Париж, 1980)
Усталый странник, жаждавший припасть
К истоку мудрости веков минувших,
Смиренно я колени преклоняю
Среди твоих теней.
Эдгар По, "Колизей"
56.
ПОСОХ
(третий венок сонетов)
Всем, кто остался в Петербурге
1.
От ног мы отрясаем прах былого,
Но в памяти несём его с собой,
Чтобы над нашей двойственной судьбой
Не властвовала ржавая подкова.
Не ищем мы ни родины, ни крова,
Но всё, что оставляем за спиной,
Нам каждый час напоминает снова
Владенья Януса — порог дверной.
Гонимые неутолимой жаждой,
Не сохраняем ничего — но каждый
Невнятным ожиданием палим:
А вдруг в безмерности найдётся мера?
Так мы идём путями Агасфера
И первого свидания не длим.
2.
И первого свидания не длим
Не потому, что ищем Эльдорадо,
Не потому, что новую отраду
Легко предпочитаем тем, былым —
Нет! Город, нас взрастивший, стал двойным:
Не зря в низинах северного ада
Возник он — жёлто-белая Эллада —
Своей парадоксальностью томим,
Как пальма у полярного болота,
Как Пётр с ключом — и адовы ворота…
Простившись с ним, мы многое простим,
И сон его гнилой не потревожим;
Но быть его рабами мы не можем,
Иначе всех проглотит "Третий Рим".
3.
Иначе всех проглотит "Третий Рим",
А мы, кто только будущим богаты,
Навек замолкнем, вдоль дорог распяты,
Иль под молитвы на кострах сгорим.
А уцелеют серые как дым
Казённые бетонные догматы,
Бумажные цветы, да казематы,
Да некий свет, обещанный слепым.
Не зря по Праге скрежетал металл:
Он всех, кто не оглох, предупреждал
О наступленье времени такого,
Когда опять под триумфальный звон
Рабы рабов обрубят цепь времён
И память не сумеет влиться в слово.
4.
И память не сумеет влиться в слово
У тех, кому прозренье не дано,
Кто прошлого туманное окно
Сменить на мир бескрайный не готовы,
Кому звучанье языка иного
Немыслимо, враждебно и темно,
Кто золотит картонные оковы
И уксус принимает за вино…
А нам, презревшим тесные берлоги,
Понятны и близки любые боги,
Любые листья на любом стволе,
В Стамбуле турком быть, в Афинах — греком,
Не быть никем, быть просто человеком:
Мы всюду дома, только б на Земле.
5.
Мы всюду дома. Только б на Земле
Вновь идолов живых не наплодили,
Чтоб нас заставить кланяться горилле,
Но втихаря летать на помеле.
Нет, лучше в честном кожаном седле
Провековать, глотая тучи пыли…
А те, кто лбы в поклонах не разбили,
Пусть дышат, если дышится в петле.
Похлёбка есть для каждого раба.
В ней — долг и честь, в ней — вера и судьба…
Она, по счастью, мало нам знакома,
Но и понюхав, не избыть стыда!
А потому — дай Бог, чтоб никогда
Нам не грозил цепями призрак дома.
6.
Нам не грозил цепями призрак дома
Не потому, что нет его для нас,
А потому что вдруг, в какой-то час
Чужое можно предпочесть родному:
Ведь не равна одна страница тому,
И перечитывай хоть в сотый раз —
Нет больше пищи для ума и глаз,
Одно лишь утешенье, что знакома…
Прав был Улисс, и жалок был Эней:
Я верую в сожженье кораблей,
Пусть мачты вспыхивают, как солома,
Пока леса растут и есть топор,
Мы всё плывём, благословя простор
И верою в самих себя ведомы.
7.
И верою в самих себя ведомы,
Мечтая, не идём в рабы к мечте.
Смысл жизни, обретённый в пустоте,
Не уложить в простые аксиомы.
Любым векам и странам мы знакомы:
Живёт апокриф странный на листе
Старинного пергаментного тома.
И кто-нибудь, открыв страницы те,
Прочтёт о Серых Ангелах преданье.
Мы — не жрецы, не жертвы для закланья,
Мы навсегда верны одной Земле.
Рай нас отверг, и серный Ад не принял,
Мы средь людей… Отвеку и поныне
Ни свету мы не отданы, ни мгле.
8.
Ни свету мы не отданы, ни мгле,
И под аркан не подставляем шею,
Умеем всё терять и не жалеем,
Хоть втайне и мечтаем о тепле.
Но соль морей не сохнет на весле,
Ветра по расписанию не веют,
Отечества пророки не имеют,
И птица не завидует пчеле.
Omnia mea — мысли, краски, звуки,
Да женские ласкающие руки —
Иных от жизни нам не надо благ,
И суета сует так мало значит!
Пускай свистят нам вслед, пускай судачат,
Пускай рядят хоть в шутовской колпак!
9.
Пускай рядят хоть в шутовской колпак —
Мы сами балагану знаем цену:
Скрипучую раскрашенную сцену
Преображаем, как бездумный маг,
В минутный храм поэтов и бродяг,
И озорство предпочитаем плену.
Ну, конура, вынюхивай измену —
Язык от лая набок, словно флаг!
А лицедей, творец бродячих истин,
Приманчив для тебя и — ненавистен.
Но что волкам до суетных дворняг?
Пусть лижут цепь. Мы не разделим с ними
Наш тайный тост под звёздами немыми:
Пророк, а не беглец наш каждый шаг.
10.
Пророк, а не беглец — наш каждый шаг.
Но песнь Лилит не хочет слышать Ева.
И всё же сохранится тень напева
В крови столетий и в пыли бумаг.
Но если даже будет всё не так,
И заглушит бамбук следы посева,
И мирный птичник задрожит от гнева,
И злой осокой обернётся злак,
Проснётся месть порубленных садов,
Леса придут на место городов,
И красные от кирпича потоки
Съедят металл — что ж, значит новый круг…
Одно не дай нам Бог увидеть вдруг:
Что под ногой — пустыни сон глубокий…
11.
З. Афанасьевой.
Что под ногой? Пустыни сон глубокий?
Барханов рыжих золотое зло?
Нет! Это море в полдень принесло
На гребнях волн мираж тысячеокий:
Но вовсе не песок сжигает щёки,
А первый снег. Тогда слегка мело…
Ночная скачка в Царское Село
Ломилась в ненаписанные строки.
И липы облетали, и была
Ночь та, что серебрила купола
В последний раз… Но промолчав об этом,
Мы с нею не простились. А потом
Шуршала под дамокловым рассветом
Листва, присоленная ноябрём.
12.
Листва, присоленная ноябрём,
Должна б не сниться в шорохе магнолий!
Так ванты, заскрипевшие от соли,
Едва ль кому напомнят старый дом.
Кто ложь назвал тоскою о былом?
Кто придал ей и вид, и привкус боли?
Кому настолько душу измололи,
Что уместился в ней один Содом?
Не клином свет! И всё родное — мимо:
В прибой Атлантики, на камни Рима…
И день за днём, пока не рухнет гром
Последний над содомскими стенами!
Он нами предугадан, призван нами!
Всё в разум свой мы с жадностью вберём!
13.
Всё в разум свой мы с жадностью вберём:
Опаловых закатов наважденье,
Полярный отсвет, и миров рожденье,
И тихий голос хвои под дождём,
И все слова на языке людском:
Шамана ли камчатского моленье,
Или гриотов сенегальских пенье,
Строку Сафо и Джойса толстый том…
Куда, какие звёзды нас ведут?
