Андрей Плигузов - Стеклянная гора
39.
Да будет эта кровь на вас –как прежде, как водою сельтерской,на эсперанто - для бестселлерапереведенные слова.Да будет эта кровь на вас –водопроводная, проржавленная,на вас, не помнящих Державина,и точных, словно дважды два.Да будет эта кровь на вас —цветущая в июле, едкая,колодезная резь под веками,восторженная, как словарь.Да будет эта кровь на вас –той, поэтическою кровью,что Пушкин рифмовал с любовьюИ молодою называл.
40.
О, как я знаю это торжество:ты - первая строка в стихотвореньи,прости, я плохо написал егоиз тех мостов, как выгнутые ветви,из мокрых отражений на асфальтеи глаз твоих... Ведь часто мы нестрогив стихах, когда такая малостьвдруг остановит нас: вот на стекледождем прибита бабочка, вот свиристельзапел — знакомые мотивы, все для тебя,ты - первая строка.
41.
Через поле - напрямик,в липкий запах медуницыокунувшись - мимо, мимо,до излучины реки.А тропинка с полпутиповорачивает влево –мы одни, и только небопередразнивает птиц.И на этой тишиневсе признания настоены,все замешаны по-своемув этой летней толкотне,все придуманы не зря –нежный, любящий, любимый,новобранец, Керубино,сон в исходе сентября.
42.
Какая глупая печальнад этим городом в залысинах,печать последней вздорной милости,что вынести - не по плечам.Как много здесь моих начал,когда за точностью пейзажноюоткроются такие важности,которых и не замечал.Когда на очереди снег,а прожитое за ночь - выметено,я узнавал такие истины,а впрочем, дело не во мне.
43.
Клянусь ежедневной свечой на окне:надежда не спит, в нашем доме последнейнадежда не спит, и до темной переднейложится веснушчатый сполох теней.Клянусь, и когда не по нашей винемы вдруг замираем под чет или нечет,нас где-то находят старинные свечии с нами беседуют наедине.
44.
В.В.Я понимаю осень с полуслова,как щедрость одиноких стариков,как запахи чулана из оврага,как крик отбившейся от стаи птицы,как музыку. У каждого своямелодия, и целыми неделямине умолкает этот разнобойповаленных заборов, мятых листьев,дождей, высокого крыльца, рекии мелколесья над крутым обрывом.А то, что осень держит взаперти,и то, что звезды слышат в вышинеи слышим мы, когда хотим услышать —там, наверху, - есть музыка. Оназвучит сама собой, не умолкая,как будто кто-то детям на забавув рассохшийся старинный барабаннасыпал семячек от недозрелых яблок.
III. Небесные реки (1983)
45.
Чем зеленее ветка бузины,тем горше дудочка,и простенький мотивчикгорчит, кислит - так ласковая юностьобходится со старостью, шутя,так музыка ведет себя при светекостра, который жгут мальчишки,и детских тел над темною водой.Чем дальше в возраст,тем сильнее щиплетна языке та веточка, что тыбросал в огонь раз сто,а то и больше, носжечь не смог. Так непреложна силамолочных соков, зелени. И яучусь играть на дудочкеи слышу, как в тесное пространствополой нотывдруг прорастают ветви, листья, хвояи шмель летит на сладкий запах мяты.
46.
А в четвертом часунебо все же промокло, и крышипотекли, и листву понеслопо заторам осенних ручьев.День некругло писал у тебя на губах,и некруглые буквысоставлялись в такие слова,что словам стало тесно,и теперь между намиони оказались запрудой,помехой для рук и для глаз.Пусть ручьи унесутэту тяжесть, пусть дождикорни каждого слова омоют —слушай, как размокают небесные путы,разбухают подземные реки,слушай дождь у меня под рукой —И услышишь...
47.
Я говорю от первого лицана языке, в котором точат словоо слюдяные крылья стрекозы.Природный звук вслепуюищет место. Минуяриторические тропы,за длинноногим сумеречным светомвыходит в поле, кличет,в било бьет.Цевницы древних, даже и в земле,ему послушны. На этом звукеотдыхает время — так плещетголубиное крылонад самым ухом посредине сна.Пускай слова пронзаютхрупкий воздух,как кости в рыбе разрезают плоть,ножи линнеевского каталога,той странной, укрепившейся в латыни,таблицы, где захваченный врасплох,я, человек, в родстве с нетопырем,летучей мышью, подгрызаю корнивоздушных рощ...
48.
Много званных, но избранных мало —научи в воскресенье,когда уже листья давно облетелии пусто вокруг - на горахвидеть дальше: и реку, и дому реки, где мы встретилисьи куда заходили прощатьсянасовсем. Видеть солнцеи висящего ястреба - осеннююбабочку, смятую между стеколнебесных. На свету видеть ночьи больничную лампу и тебя,но теперь уже девочкой, тыподходишь и младшего братацелуешь, и глядишь в темноту:"Вот, мы избраны, значит,тьма станет светом, мы встретимсяи под утро, бесполые, выйдемв осень, и весь этот светназовут воскресеньем...
49-51.
Подтянуть к небесамчто созрело, что к смерти готово.Ничего не писать,не писать, но работать над словом.Двухнедельный глотокжгучей соли и детскойбеспамятной кори,да платоксо слезой,да дельфин и русалка на море.
***
...И чайки чего-то просили у моря для нас:хорошей погоды, подброшенной волнами рыбкис блестящим брюшком, перламутровыми плавниками.А солнце садилось на спины встревоженных птици крыльями их поводило в оранжевой пене прибоя.За первым теченьем стиха начиналось второе,и прошлое разом теряло свой вкус -так пресные реки текут и текут в океан,пока не застынут, пока не придут и не скажут:Весна. И снова захочется водам обняться,и пресную горечь той солью морской осолить,которая нас в сентябре отыскала:течет с полотенца, стоит на губах,когда ни проснешься, когда языком ни коснешьсясвоих ли, чужих - без разбору...
***
Юг проветрен как спальная комната,будто нету у лета предела.Но гляди -на зеленом шиповникепервая ветка созрела.И все менее теплые волныбьют о берег все более веско,и все тянется пляж незаполненный,и флажок развевается детский.И такое приходится вынестина допросе у Синего моря,что не стыдно грехов и провинностей,но душа не несет их - не может.
52.
Перед тобой закроют магазин,пойдешь, в себе воображая старость,и в запотевших стеклах вид товароврасплывчат так, как слишком уж вблизиувиденная жизнь. Теперь недаромбоишься писем, и теснят в грудипровинция, тоска, психоанализ.А ты немытой улицей пройди,ложись, в пустой постели поваляйся,не зная дела. И не приведиГосподь тебе соревноваться в слове.Деревья накрутили бигуди и ждут весны.Должно быть, наготовесоседи-малыши с большим мячом.И только ты, выходит, не при чем.
53.
