Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I
«Две стрелки, — о на миг, к не новой встрече…»
Две стрелки, — о на миг, к не новой встречеПриблизит время, и опять ониПолзут, два близнеца, с плечей на плечиВсе тех же цифр, сквозь дни и дни.
Привычный круг без мысли огибая,Вотще, бессмысленно спеша,Не перейдет фарфорового краяЧасов пружинная душа.
«Нам, постояльцам подозрительного дома…»
Нам, постояльцам подозрительного дома,Который называется земля, —Едва ли ведомы и даже вовсе незнакомыТяжелый ветр и тяжесть корабля.
Но накануне смерти, все сложив пожитки,Мы вспоминаем — ах, ах в первый раз —Две видовых, случайных две иль три открыткиИ некий, смерть не заслуживший, час.
«Мы стряхиваем жизнь, как пепел папиросы…»
Мы стряхиваем жизнь, как пепел папиросы,Мы прожигаем сердце, брюки и жилет,Но все забыв легко и все заботы сбросив,Вдыхаем мы дымок сухих и теплых лет.
Когда же дряхлый день на баллюстраду паркаПрисядет надолго, ах, насмерть отдохнуть,Нам обжигает рот пригоркшая цигарка,И пеплом пахнет жизнь — наш неуютный путь.
«Удостоверься: звездные лучи…»
Удостоверься: звездные лучиНе только глазом ощутимы.К узнанью сердце приучиВниманием ненарушимым.
Почувствуй запах их и вес,Пойми их матерьяльный голос.Полны вещественных чудесСкрещенья тьмы и звездных полос.
«А мира нет и нет. Кружась, отходят звезды…»
А мира нет и нет. Кружась, отходят звезды,Бесспорные дряхлеют облака.О смерти желтая река!О пустотою пораженный воздух!
Ужели нам иного воплощеньяОбетованного — не обрести?Бесполая земля, прости,Мое к тебе сухое отвращенье!
«Как тяжелы и непокорны тучи!..»
Как тяжелы и непокорны тучи!И эта действенная мглаУжель кого-нибудь моглаНе сбросить с вероломной кручи?
Молчит неопытная твердь,И рвется надвое дыханье.Я жду: до первого свиданья,Моя возлюбленная смерть!
«Податливое колебанье перекладин!..»
Податливое колебанье перекладин!Прикрывшись облаком, мой сон глядит,Как я карабкаюсь. А ветер беспощаденИ лесенка беспомощно звенит.
Качаясь над тугим пространством, — замираю —Вот перетрется тоненькая нить,Вот-вот. — Я это ощущенье называюНевыносимым словом — жить.
«Увы, он бессмертен, рифмованный узел!..»
Увы, он бессмертен, рифмованный узел!Увы, мы не можем земные покинуть стихи!Но отданы мы легкомысленной музеИ годы, как голос, вдоль нот отойдут на верхи.
Кто с музой и с жизнью не точно срифмован,Тот должен покинуть исчерченный наш черновик.И вместо досадного — новое словоСуровый и неистощимый отыщет язык.
«Тише смерти, тише жизни…»
С. Луцкому
Тише смерти, тише жизни,Шаг за шагом — в тот покой.Все, ах все — в глазах отчизны,И небесной, и земной.
Поступь звезд грустней и глуше —Слух протяжен и высок.Счастье нам, вручившим душиБелому покою строк.
«Так повелось: скрипит упрямый флюгер…»
Так повелось: скрипит упрямый флюгерИ север жизни ищет клювом петуха.Но за позором мглы, покорны праздной вьюге,Лишь два стиха.
Линяет сердце и — стекает слабой краскойТуда, где места жизни даже не нашлось,Где два стиха легли скупой повязкой —— Так повелось.
«Вдыхая запах тишины…»
Е. Комарову
Вдыхая запах тишиныИ горький, обветшавший воздух,Бесплотные мы сберегаем сны,Падучие мы собираем звезды.
И в небольшой горсти лежитВся тяжесть голубого мира…Как с небом неумело говоритЗемная, ниспровергнутая лира.
«Что встреча нам, мы разве расставались?..»
Что встреча нам, мы разве расставались?Не мы у времени на поводу.Словами, друг, немыми мы связались,И нас ли дни, как стрелки, разведут?
Опять звезда на небе перетлела.Наш теплый ветер замедляет шаг.И через тонкий край простого телаПерекипевшая бежит душа.
«Еще! Внимай признательному пенью…»
Еще! Внимай признательному пеньюЗемной оси — и обвивай плющомМои года. И верный вдохновеньюЗемли и жизни, ах проси — еще, еще!
Мне ближе всех — о зыблемая радость.И повторяю я, волнуясь и спеша, —Останови ее, земную младость,Впервые без вести пропавшая душа.
«Земли широкие и тяжкие пласты…»
Земли широкие и тяжкие пластыГосподний меч рассек земные недра.И ты, как меч, — мой светлый недруг,Ах, Муза, — ты.
И грудь рассечена. И пахнет солнцем светВозлюбленной и вдоволь горькой раны.Так покидал земные страныМои — сонет.
«Песком рыдают жаркие глазницы…»[35]
Песком рыдают жаркие глазницы.На долгом солнце высохший скелет, —Последний свет пылающей денницы,И пыль горька, и горек палый свет.
О прах, о жаждой сжатые ресницы,О кости стен, которым срока нет,О голый город — долгий, мертвый бредЛюбовью тифом вымершей больницы.
Лишь тленье памятно домам Толедо.В глухие облака беззвездный понтДохнул, и ливнем полилась беседа.
На площади, врастая в горизонт,Смывая запах битв, любви и пота,Темнее облак, латы Дон-Кихота.
«Седая прядь, и руки Дон-Жуана…»
Седая прядь, и руки Дон-ЖуанаВ сетях морщин роняют пистолет.И в зеркалах зеленый бьется свет —Самоубийства радостная рана.
Камзол прожжен, и мира больше нет.И командоров шаг за проседью тумана.И на земь падает притворная сутана.И резче стали за окном рассвет.
О Дона Анна! Сладость грешной встречи,И бутафория — весь закоцитный мир,И пахнет нежностью нагорный клир,
И лиры вне — стенанье струн и речи.Так озарит любовью хладный брегРуководительница мертвых нег.
«Атлас и шелк и мертвая рука…»[36]
Атлас и шелк и мертвая рукаИнфанты — смерть задолго до рожденья.Сухая кисть — сухое вдохновенье,И в мастерской протяжная тоска.
Карандашом запечатлев мгновенье,Услышать ночь у самого виска,Услышать, как, стеная, с потолкаПо капле капает ночное бденье.
О в ту же ночь повержена громадаВсех корабельных мачт, снастей и звезд —Ветрами победимая Армада.
На аналой склонясь, ломая ростЧасов — о сладость каменного всхлипа —Молитва — долг безумного Филиппа.
«Склоненные рога, песок и ссора…»
Склоненные рога, песок и ссораПлаща с быком — толпы и рев и плеск,И тонкой шпаги неповторный блеск,И смерть поет в руках тореадора.
В горах костра неугомонный треск.Три карты — смерть. И не подымешь взора.И после шпаг — язвительнее спораПобедных кастаньет голодный всплеск.
Любовь, любовь, сомкнувшая запястья!И кисти рук, вкушая ночь и плен,Изнемогают от огня и счастья.
И ревности и горести взаменПоет вино в таверне Лиллас-Пастья,И падает убитая Кармен.
«Еще любовью пахнет горький порох…»[37]
