Антология - Поэзия Латинской Америки
Ода желтому цветку
Перевод В. Столбова
На фоне лазурного небаволнуется синее море…На фоне лазурного небагорсточка желтых цветов.
НАСТУПАЕТ ОКТЯБРЬИ как грозно бы ни было море,море — миф, воплощенный в пространство,с его назначеньем высокими закваской его штормовой.
Все равнона земле золотитсямаленькое растение,и мы уже глаз не отводимот матери нашей земли.
Прах мы есмь и останемся прахом.Пламя, вода или ветерне наша судьба.Только землей мы станем,только сырой землею,а может быть,желтымцветкомна земле.
Прошу тишины
Перевод П. Грушко
Сейчас я хочу покоя.Считайте, что я отсутствую.
Я глаза на миг закрываю…Пять вещей сейчас мне нужны,пять особо важных корней.
Во-первых, безбрежность любви.
Во-вторых, любоваться осенью:мне не жить, если листья не будутслетать, сливаться с землей.
В-третьих, зимние дни,ливень любимый и нежностькостра на свирепом холоде.
В-четвертых, спокойное лето,круглое, как арбуз.
В-пятых, твои глаза.
Матильда[289] моя, желанная,не заснуть мне без глаз твоих,без взглядов твоих мне не жить,я с легким сердцем сменяювесну на взгляды твои.
Друзья, это все, что мне нужно:ничто — и почти что все.
А теперь я вас не держу…
Я столько прожил, что вскорезабудут меня поневоле,стерев с доски мое сердце,желавшее жить бесконечно.
Но то, что прошу тишины я,не значит, что я умру.Со мною все это иначе:я буду и дальше жить.
Я есть и быть продолжаю.
Просто внутри менябудет силы копить пшеница,чтобы зерна, раздвинув землю,над землей увидали свет,но земля-праматерь темна,вот так же темно и во мне:я похож на колодец, в чьи водыночь роняет звезды свои,чтобы в поле уйти налегке.Понимаете, прожил я столько,что хочу прожить еще столько же.
Никогда я не был так звонок,так богат поцелуями.
Как прежде — все еще утро.Свет летит со своими пчелами.
Оставьте меня с рассветом.Позвольте мне снова родиться.
Скатерть для всех
Перевод П. Грушко
Лишь только позвали к столу,как сорвались с места тираныи случайные их кокотки,и было смешно смотретьна этих ос пышногрудых,спешащих в компании бледных,несчастных общественных тигров…
Черствого хлеба кусоксъел пахарь в открытом поле,в одиночестве, поздним вечером.Вокруг колосилась пшеница,но не было больше хлеба,он ртом голодным смолол его,глазами голодными съел.
В синюю пору завтрака,в час ленивой жаровнипоэт, отстраняя лиру,нож достает и вилку,и ставит на стол стакан,и рыбаков созываетк мелкому морю тарелки.В языках горящего маслакартофелины негодуют,ягненок на углях как золото.Снимает одежды лук…Тягостно есть во фраке —ощущенье, что ешь в гробу.А есть в монастырских стенах —все равно что есть под землей.В одиночестве горько есть,но не есть — словно в бездну упасть,словно рухнуть в зеленую пропасть:будто цепь из крючков рыболовныхпротянулась от сердца к желудку,разрывая тебя изнутри.
Голод похож на клещи,на клешни разъяренных крабов.Он сжигает, но без огня:голод — пожар холодный.Так давайте же сядем за столсо всеми, кто голодает,и расстелим длинные скатерти,поставим солонки озер,и хлебы размером с небо,и горы клубники со льда,и лунообразное блюдо,за которым всем хватит места.
Я сейчас одного лишь прошу:справедливости завтрака.
Опасность
Перевод П. Грушко
Предупредили: осторожней,не поскользнитесь на паркете,на мокрой глине, на снегу.
Ну что ж, сказали мы, на льдумы постараемся не падать.Но вышло так, что под ногамивсе начало внезапно плыть,и все мы стали кувыркаться.
А это кровь была.Онатекла из секретариатов,с постов, захваченных разбоем,текла по мраморным ступенями затопила поле, город,редакции газет, театры,хранилища людского пепла,полковничьи застенки.Кровьокопы с верхом залила,струилась из войны в войну,по миллионам мертвых глаз,которые лишь кровь видали.
Так было — я могу поклясться.Возможно, в жизни вы скользилилишь на снегу или на льду.Мне выпала другая доля —оскальзываться на крови.
Ленивый
Перевод П. Грушко
Металлические предметыбудут летать между звездами.Изможденные люди взлетят,чтобы луну обесчеститьи построить на ней аптеки.
В пору спелого виноградамежду морем и Кордильерамиоживает внезапно вино.
В Чили пляшут черешни,распевают смуглые девушки,на гитарах блестит роса.
Солнце стучится в дверии творит чудеса с пшеницей.
Первое вино — розовое,словно новорожденный,второе вино — крепкое,как словцо моряка,а третье вино похожена топаз, на мак, на пожар.
Есть земля у меня и море.У жены большие глаза —два диких лесных ореха.Под вечер волна облачаетсяв зеленый и белый наряд,и на пене прибоя лунаспит, как морская невеста…
Я планету менять не хочу.
Минута песни в честь Сьерра-Маэстры
Перевод С. Кирсанова
Как просят тишины, прощаясь с нами,когда пора нам возвратиться в землю, —так я прошу одной минуты, чтобывсе голоса Америки звучали.Одной минуты задушевной песнипрошу у вас я — в честь Сьерра-Маэстры.На этот раз забудемте о людях,на этот раз прославим эту землю,что в тайнике горы хранит ту искру,что на лугах пожаром разгорелась.Я воспеваю заросли густые,и жесткость твердой каменной постели,и ночь тревожных и неясных шумовс дрожанием мерцающих созвездий,гор тишину нагую и загадкусвоих знамен лишенного народа,пока борьба не вспыхнула повсюдуодним костром всеобщего восстанья.Спустились бородатые солдаты,чтоб мир на их отчизне утвердился.Сейчас все прояснилось, но в то времятуманною была Сьерра-Маэстра[290].И я прошу минуты общей песнио Подвиге — единодушным хором.И вот какими я начну словами,чтоб вся Америка их повторила:«Глаза откройте, братские народы,есть и у вас своя Сьерра-Маэстра!»
Из цикла «Сто сонетов о любви»
Перевод М. Алигер
Утро
Имя растенья, вина или камня — Матильда.Имя того, что рождается и существует.Слово, в чьем росте внезапно рассвет наступает,слово, в чьем лете взрывается пламя лимонов.
В имени этом бегут деревянные шхуныв синем сигнальном огне беспредельного моря,буквы его — это светлые струи речные,те, что впадают в мое обызвествленное сердце.
Имя, которое я под вьюнками нашарил,словно бы двери подземного тайного хода,хода, ведущего к благоуханию мира!
О, затопи меня, ртом обжигающим рухни,высмотри душу своими ночными глазами,но разреши в твоем имени плавать и сном забываться.
Полдень
