Всеволод Рождественский - Стихотворения
ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
5
Лето Перед 1Главу о пылком Монте-КристоДочитываю как-нибудь,Смотрю на венчик золотистый,И сладко хочется зевнуть.
10 И где-то там, поверх страниц,
13–16 Еще нежней, еще свободней Порхают смуглые персты. Скупую жизнь мою сегодня Шелками вышиваешь ты.
23
БМ 5 Ты глазами, словно осень, чистыми,
7–8 С полустанками, телеграфистами, Степью, рудниками и рекой.
10–11 На разбой — за голенищем нож — На раскольничье самосожжение
14 Непутевой ночью, без креста,
22–25 На Смоленском дом твой стерегут. От тебя на все четыре стороны В злую степь дороженьки бегут.
Не в церквах за душною обеднею
77
Ст. 56 1 Что же, песня, мы с тобой в расчете,
6–8 Всё скажи тому, кто вслед за мной Так захочет жить, чтоб ты продлилась, Радуя людей своей весной.9–12 Отсутствуют13–14 Разве я не знал с тобою счастья, Если даже на закате дня
81
Загл. ФЛАНДРИЯАвтограф (ЛА)1–2 Во Фландрию, во Фландрию, Веселую, как пламя,
4–5 Над низким очагом. Во Фландрию, во Фландрию7–8 Чепцами, черепицею Над грядкой под окном.Автограф (ЛА), ГС 21 В расчесанные овощи,Автограф (ЛА) 25–32 ОтсутствуютВместо 33–48Не жизнь — глава из Библии,Сквозное воскресенье,Читай ее внимательно,И думай не спеша.Всё сделано, всё сказано,Нет грусти, нет сомненья,И вымыта, как комната,Просторная душа.
О, видно, надоело мнеБродягою усталымВ дожде и одиночествеСкитаться день-деньской,Что думаю о ФландрииНад выцветшим каналомС такою безнадежностьюИ злобою такой.
Иду — а ночь прорезанаСкрежещущим трамваем,У берега качаетсяМой нищий Ленинград.Но в этой горькой сыростиМы времени не знаемИ в дымные столетияУходим наугад.
Неправда, что историяРассказана не нами,Неправда, что рождаемсяМы в жизни только раз, —Во Фландрию, во Фландрию,Веселую, как пламя,Простую, точно песенка,Баюкавшая нас!
94
ГС 7 Здесь чугунная Леда раскинутых крыл
10–12 У дрожащего золотом клена И в прогулках над озером горько томил Ионический бред Камерона.
13–18 Лебедей здесь кормили камены с руки, Дни вела Аполлонова пряжа, Всё смывающий ветер нецарской тоски Заворачивал перья плюмажа, И лукавый барокко бежал в завитки На покатых плечах Эрмитажа.
Между 18 и 19С Иннокентием Анненским нашу веснуЯ не звал в Эврипидовы рощи, —Медногорлые трубы мне пели войну,День вставал непреклонней и проще,Ни о чем не жалея, я встретил лунуПод покровом державинской нощи.
19–24О, Элизиум муз! В лебедином бреду,Обожженный дыханьем столетий.По дряхлеющим паркам я юность веду,Сам струюсь отраженьем «Мечети»,И шумят, как бывало, в Лицейском садуАкадемики, липы и дети.
26 Прогоняют по улицам стадо.
29–30 Только был бы мой парк золотист и широк — Ничего от судьбы мне не надо.
114
Загл. САДОвС 3 Умел я в синий час апреля
9 Умно, лукаво и жестоко
Между 10 и 11У складок гипсовой Киприды,В пруду, сверкающем как сон,Струистым призраком обидыПривык смещать кариатидыЕе разорванный фронтон,
12 Уже любил игру волют,
17 Озерных листьев пестрота
26–29Люблю Элладу Камерона,Английских парков легкий скат,Дубов редеющие кроны,Суровость бронзы оснеженной
118
Посвящ, Д. С. Усову
ЗС 2 Утонул в ночную синь.
7 Иноземной легкой крови
Между 12 и 13Блудный сын любви и света,Я, последний в их роду,Сам скитальчество поэтаВыбрал, сердцу на беду,—
13–14Оттого, что всех чудеснейПал в наш род — за чьи вины?
После 24Он для песенной забавы,Для потехи кузнецаЗаложил степные травыВ книги деда и отца —
И, должно быть, по приметеЯ люблю всё горячейНа бездомном этом светеСкачку песен и ночей!
119
ЗС Между 8 и 9Ингерманландскою белесой ночью,Когда висел, как шар стеклянный, мир,Я с музами беседовал воочью,И строгий мне завещан был empire.
13–16В оврагах дней, на полевом разъезде,Средь тульских звезд блуждал я наугад,И цвел со мной в Ефремовском уездеНеповторимый Яблоновый сад.
24 На огоньки курчавой Костромы, —
34 Шел этот сад, как девушка суров,
38 Саади пел угрюмый карагач.
44 Глухой мечты отрада и затвор?
47 Отдам я жизнь бездонному покою,
53 Но всё равно — восторженней и шире,
55 В пустом как ночь и равнодушном мире
136
Загл. ЧЕРНОЕ МОРЕОвС 23 Плоскоспинный Севастополь,
28 Бухту синюю зажав.
Вместо 29–32Но, скользя в тени отвеса,Уж ловил биноклем яСлева — соты Херсонеса,Справа — грузный мыс Айя.Вновь проходят (в губках туфа,Море, пенься и кипи!)Виноградный дол ГурзуфаС Аю-Дагом на цепи,Пепельные Оделары,Мутно-сизый Чатыр-ДахИ Алушты камень старыйВ черных грушевых садах.За Алуштой — область мрака,Горы, вставшие венцам,Башни желтого Судака,В горькой пене Меганом.Дальше — гребень Киммерии,А за ним, как спелый плод,Сердце в овиди сухиеФеодосия берет,И, простой лозой украшен,Город всходит здесь и тамВ ожерелье серых башенПо оранжевым холмам,Чтоб в пустынном ветре склонаМне открыть скитаний цель:Карадаг — веков корону —И лазурный Коктебель.
163
Ладога Между 12 и 13Есть складкой скорби искривленный рот,Туман, ползущий к тяжкому надбровью(Черты, которые читает тот,Кто сам отравлен черною любовью).
Есть омуты зеленых, смутных глаз,Где всё — сплетенье тины и кувшинок.(Я знал их все, я выдержал не разИспепелявший душу поединок).
Между 20 и 21Твой карий взгляд и строгий взмах ресницИ это имя — нет его напевней —Уводят память в терема цариц,В старинные посады и деревни.
26–27Что лишь в тебе (пусть я того не стою),Живет моя бездомная душа
172
БМ 1 Сердце, сумасшедший бубенец,
4 Этому нетрудному покою.
5–12Выпивая жизнь свою до дна,Допоем и то, что недопето.На земле была мне сужденаНевеселая судьба поэта.
Но жалеть я стану в этот час —Что бы нам с тобой ни говорили —Не о том, что смерть сильнее нас,А о том, что мало мы любили.
13–24 Отсутствуют
182
