Илья Эренбург - Избранное
Май 1915
73. «Ни к богатым, ни к косматым…»
Ни к богатым, ни к косматым,Ни к мохнатым медвежатам,Ни к арапам косолапым,Ни к собакам, ни к чертякам, —Шла смерть в мою клетушку,За мой стол, до моих детушек.Я просил: «Не тронь детенышей!»А она взяла и тронула.«Ты не гладь» — она погладила,Всем дала по виноградине,Увела и след приметила,Замела хвостами песьими,А к себе пришла, проклятая,Завизжала и заплакала,Плача, пеленала трупики,Пестовала и баюкала:«Я-га-га! У-лю-лю!На-по-ю! На-кор-млю!»
Май 1915
74. ПОСЛЕ СМЕРТИ ШАРЛЯ ПЕГИ
В дни Марны на горячей пашнеЛежал ты, семени подобен,Следя светил, спокойно протекавших,Далекие дороги.А жирные пласты землиСвои упрашивали, угощали снедью жаркой,Свои упрашивали и враги.В дни сентября мы все прочли:На МарнеУбит Пеги.О господи, все виноградники Шампани,Все отягченные сердцаНалились темным соком браниИ гнут бойца.А там, при медленном разливе Рейна,Ты, лоза злобы, зацвела.Вы, собутыльники, скорее пейтеУ одного стола!Над этой бедной бездыханной плотью,О, чокнитесь!
Май 1915
75. НА ЗАКАТЕ
На закатеБыло особенно душно.Приходили оловянные солдатикиИ стреляли из маленьких пушек.Старший цедил какую-то шутку.Дымила трубка.Дрогнули тела, повалились рядами,Сокрушенные зорким огнем.И видел и плакал КаменщикНад гиблым трудом.К ночи пришли влюбленные девы,Грудью прильнули к вспаханному полю,К полю, сытому от цельного хлебаИ от соли.(О, как нежные губы жжетСмертный пот!)А в деревне выла собака,Вспоминая жилье,Выла, что что-то былоИ что иссяклоВсё.
Май 1915
76. В АВГУСТЕ 1914 ГОДА
Издыхая и ноя,Пролетал за поездом поезд,И вдоль рельс на сбегающих склонахПодвывали закланные жены.А в вагоне каждый зуавПел высокие гимны.(И нимфыСтенали среди дубрав.)«Ах, люблю я Мариетту, МариеттуЭту.Всё за ней хожу.Где мы? Где мы? Где мы?Я на штык мой десять немцевНасажу!»Дамы на штыки наделиЧужеземные цветы — хризантемы.А рельсы всё пели и пели:«Где же мы? Где мы?»И кто-то, тая печаль свою,Им ответил: «В раю».
Май 1915
77. P. S.[1]
Я знал, что утро накличетЭтот томительный вечер;Что малая птичкаБудет клевать мою печень;Что, на четыре части переломанный,Я буду делать то, что надоИ чего не надо:Прыгать на короткой веревочкеМелким шагом,Говорить голоском заученнымПро свою тоску,Перечитывать житье какого-нибудь мученикаИли кричать: а-а! ку-ку!Глуп-глуп! мал-мал!Я это знал,И всё же, когда любовь пришла, я не понял —Где это? что это? то или это?Заплакал и отдал картонной мадоннеКлючи погибающей крепости…
Май 1915
78. В ПИВНОЙ
Приходили четыре безногих солдата.Пили горькое пиво.О лихих, о далеких атакахГоворили лениво.Говорили, смотрелиНа женские прелести.
«Пушка ты, пушечка,Как тебя не назвать?Душечка!Семьдесят пять!Рушь ты немчиков,Розовых младенчиков!Всё разрушишь —Тихо будет к вечеру.Дай, моя пушечка,Я поцелую твое плечико!..»Девки целовали солдат,Какая кого, наугад.«Пригожие мои, видные,Румяные.Ножки у вас не какие-нибудь —Деревянные!»Целуйте, какая кого! Не спорьте!Горько! Горько!Солдат вынул образок,Лег на скамью, как в гроб.Плакал Никола-чудотворец,Застилал одинокую душу.А золотое, прошлое гореВсё еще пенилось в кружках.
Июнь 1915
79. ARS[2]
Я бродил, я любил здесь когда-то,А теперь, разлюбив, позабыв,Я касаюсь мрамора статуйСреди тощих низких олив.Я дрожу, — ни тоска, ни трепетЭту белую плоть не пронзит.Только изредка летний ветерПо глянцу листвы скользит.Не хочу! Не хочу вашей правды!Вы всего мудрей и ясней,Но даже малая травкаНе взойдет из этих камней.Облаками большими, тяжелымиСкрыты синие очи Отца.Но в душе не осталось золота,Чтоб отлить иного тельца.
Июнь 1915
80. ЛЕТНИМ ВЕЧЕРОМ
Я приду к родимой, кинусь в ноги,Заору:«Бабы плачут в огородеНе к добру.Ты мне волосы обрезала,В соли омывала,Нежная! Любезная!Ты меня поймала!Пред тобой, перед барыней,Я дорожки мету.Как комарик яВсё звеню на лету —Я влюблен! Влюблен!Тлею! Млею!Повздыхаю! Полетаю!Околею!»
Июль 1915
81. ПРОГУЛКА
В колбасной дремали головы свиньи,Бледные, как дамы.Из недвижных глаз сочилось уныниеНа плачущий мрамор.Если хотите, я подарю вам фаршированного бороваИли бонбоньерку с видами Реймского собора.«Ох вы родные, хорошие!Подсобите мне!..Очень уж тошноБез Митеньки!»И на мокрых доскахКолыхался мертвый солдат,Торчала горькая соскаВ ярко-лиловых губах.Нет, я поднесу вам паштеты,А эти тушиМы прикажем убрать астрами, только фиолетовыми,И вечером скушаем.«Мальчик мой перебитый!..Всё переменится…»Только ветер один причитывал:«И презревши все прегрешения…»
Сентябрь 1915
82. ОТХОДНОЕ
Ночью тихие грехи,Один… и ни слова…Нельзя же вечно: «Апчхи!»— «Будьте здоровы!»— «Вы какие? Турецкие?»— «А я Кри-Кри, а я Фру-Фру…»
Знаешь, это звучит по-детски,Но теперь я скоро умру!Это знает мой сосед,И лекарь грек,И барышни в «Ротонде»,И колокольчик конки.Это знает тот плюгавый,Что в моем ведре плавает,Кричит: «Не сливай, а то залаю!»Это все знают, только ты не знаешь.
Но ты знаешь, как я жил раньше,И «Я живу», и «Одуванчики»,И то, как я лаял малость,И то, как лай мой ты слушать устала,И сказки, и ласки, и ночи, и очи,И прочее, прочее, прочее…
«Знаете, этот поэт-то помер!..»— «Да что вы? Ну, комик!»— «Все умрем». — «Попробуй — умри!»— «Умру».— «Кри-Кри!»— «Фру-Фру!»
Где же ты? Уж кричит петух.Пот сотри! Облегчи тоску!Дай мне разрешенье!
«Послушайте, одно из двух:Или кричите кукареку,Или пойте хорошенько,Вот как я пою:„И раба твоего Илию…“Послушайте, вы снова?..»— «Будьте здоровы!»
Ноябрь 1915
83-88
1. ПРОСТИ МЕНЯ — БЛУДЛИВОГО
Утром не было письма.Тело было бело — белей бельма.Качал стул.До обеда три раза зевнул.Сколько? Четыре? Четверть пятого —Как рано!(И мухи, и патока.)Я глазами прощупал сквозь блузку — ага! что-то новое…Со скуки разве попробовать?На диван присели.…Как мухи засидели Боттичелли!..Ку-ку, Венера,Нашла кавалера?Знаешь, милый, нет дня —Поцелуй меня!Знаешь, так лучше, не надо огня —Поцелуй меня!Я люблю его! Господи, неужели как всех?Господи, грех?Знаешь, это дудки!Не затем диван.Грудки твои, грудки,Точно марципан.
Цепляемся за руки, за волосы, за плечи! О владыко!Выплыть хочется! Выплыть!Не надо! Слышишь! Не надо!И падаем!..Так птица с дробинкой в груди падает в землю, упершись крылами,Так падает в воду камень,Так падает старый бродяга, прикончив четверть, в последний разТак падает час!
От тел горячих этот запах терпкий.Господи! Трупы простертые, смотрим мы в око смертиИ, как плиты, чужие плечи.А сказать друг другу нечего!
«Милый, где мы?»— «У меня». — «Отвернись, я оденусь!»Не глядел ей в глаза. Страшно!Я знаю всё, и какая на ней рубашка.Выпил три кружки пива.
Господи, прости меня — блудливого!За то, что я спал в детской кровати(С сеткой). Касался плоти матери.За то, что в тринадцать лет я плакал.Не в силах понять твоего знака.За то, что я ночью бегал — лицо мокрое —И щипал свою грудь, щипал до крови,За то, что делать — просто делать нечего,И с четырех так долго еще до вечера,За то, что я пил пиво,За то, что я блудливый,Прости, прости меня, Господи!
2. ПРОСТИ МЕНЯ — БОГОХУЛЬНИКА
