Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова

В восемнадцатом, мама, ты так же вот пела,

укрывая в подвале меня от обстрела,

и смотрела тревожно большими глазами

на зловещее зарево над Казанью.

Монотонные звуки томительно плыли,

интервентов орудья по городу били…

…А потом я такую же песню, бывало,

и своей годовалой Наташе певала,

до рассвета качая в угрюмом подвале.

(В сорок первом их «бомбоубежища» звали.)

Мама, слышишь, так как же? Ведь ты же,

бывало,

мне на все отвечала, во всем помогала?

Неужели же слов у тебя не найдется?

Ведь нельзя же мириться, ведь нужно

бороться!

И в ответ в моей памяти тускло и зыбко

возникает твоя дорогая улыбка,

и усталые плечи, и руки худые,

и глаза твои ясные и молодые…

Вижу взгляд твой, ко мне издалека летящий,

в красноватом огне керосинки коптящей…

Вот он, вот он, согрет материнской заботой,

говорит: «Ты же знаешь – живи и работай,

не страшись и не складывай руки устало,

разве жизнь тебя мало еще испытала?»

По ночам я слышу, как ливни

проносятся с топотом конниц…

Очень много нужно припомнить,

проверить, понять, решить…

Нет, к врачу не пойду я

по поводу этих бессонниц,

голос сердца не буду

аптекарским зельем глушить.

Если ты человек –

ты делами земли озабочен,

и живется тебе

беспокойно и трудно тогда.

Без труда вырастают

одни лопухи у обочин,

да и то это нам представляется,

что без труда.

Хорошо, что я знаю

высокое счастье людское,

хорошо, что умею,

что называется, «жить».

И наверное, это

несовместимо с покоем –

мы живем по лимиту,

приходится очень спешить!

Ну вот, я и этим с тобой поделилась,

и в этой тревоге ты мне помогла,

из полузабытого детства явилась,

по целой эпохе меня провела.

Уходят года быстротечной водою,

а память хранит дорогое на дне.

Могила твоя заросла лебедою,

твой голос, как совесть, как правда во мне.

А ты еще, помню, твердила все время

в большой, безутешной печали своей,

что нет ничего тяжелее, чем бремя

бесплодно прожитых и конченных дней.

А я возражала, но думала вчуже:

«Конечно, обидно, конечно, не сласть!

В заботах жила о ребенке и муже,

в анкетах домашней хозяйкой звалась».

Девчонка! Что я понимала? Что знала?

Еще я до сколького не доросла.

Конечно, конечно – ты сделала мало:

высокое сердце сквозь жизнь пронесла.

Конечно… конечно, ты сделала мало,

лишь все согревала сияньем любви,

жалела, учила, хранила, спасала…

На то и ушли они, годы твои.

Твой чистый огонь никогда не погаснет,

его миллионам сердец отдаю.

Спасибо за правду.

Спасибо за счастье.

Спасибо за светлую душу твою!

Вероника Михайловна Тушнова 1911–1965

Старая московская квартира. Кабинет, заставленный книгами до самого потолка. У окна довоенный письменный стол. Даже портативная пишущая машинка, на которой Вероника Тушнова перепечатывала свои стихи, сохранилась и по-прежнему стоит на одной из полок. Иногда кажется, что ее хозяйка просто ненадолго вышла из дома…

После смерти Тушновой прошло 55 лет. По сей день в доме хранится архив: фотографии, письма, рукописи, карандашные наброски, дневники, вырезки из газет, даже записки, которые друзья писали Веронике в больницу, когда она уже была тяжело больна. Есть здесь и тетрадка с ее первыми стихами, по-юношески наивными и неумелыми. Читая их, понимаешь, какой большой путь был ею пройден и как ей удалось, вопреки всему, найти себя…

Она родилась в Казани, училась в одной из лучших гимназий города. По настоянию отца поступила в университет на медицинский факультет. В конце 20-х семья переехала в Ленинград, оттуда в 1934 году – в Москву. В 1935 году профессор-микробиолог, академик ВАСХНИЛ Михаил Павлович Тушнов скоропостижно умер. Его смерть стала страшным ударом для всей семьи, но по странному стечению обстоятельств одновременно спасла ее. Несколькими годами позже практически все его коллеги, «кремлевские врачи», были репрессированы.

Три года спустя после смерти отца Вероника выходит замуж за врача-психиатра Юрия Борисовича Розинского, в 1939-м у них рождается дочь Наташа. Вероника оставляет медицину, которую на самом деле не любила, и пишет стихи, которые в конце концов отваживается показать Вере Инбер. Та уговаривает ее подать документы в Литературный институт. Тушнова поступает туда в 1941 году, но начинается война, и семья уезжает в эвакуацию в Казань…

На руках у Вероники совсем крохотная дочка и уже тяжело больная мать. Бесконечные дежурства в госпитале. Вокруг смерть, боль и горе. И тетрадка со стихами, с которой она не расстается ни днем ни ночью. Там, в этих стихах, ее спасение. «Доктор с тетрадкой» – так ее зовут коллеги и раненые. Ангел милосердия. Говорят, у Вероники был невероятный дар утешения. Ей удавалось успокаивать самых тяжелых больных, возвращать к жизни, вытаскивать с того света. Это, наверное, и был дар. Дар любви и сострадания.

В конце войны Вероника с семьей возвращается в Москву. И начинается новый этап в ее жизни, который оказался не менее трудным, чем военный. Смерть матери, совсем немного не дожившей до Победы. Гонения на мужа – идеи, которые разделял Борис Розинский, были объявлены «вражескими», и несколько месяцев он ждал ареста. Досталось и самой Веронике. После выхода первого сборника стихов, который так и называется «Первая книга», ее упрекали в демонстративном уходе в частную жизнь… Трудно ей было не писать стихи. А еще труднее было писать стихи так, чтобы «соответствовать времени». Ни комсомолкой она не была, ни партийной, а стихи о любви в те послевоенные годы казались некоторым «мелкобуржуазным самокопанием». И все же ей удалось найти место в литературе, не предав своих убеждений.

Вероника вообще была человеком с принципами. Так, в годы антисемитских гонений конца 40-х – начала 50-х бесстрашно вступилась за своего литературного учителя Павла Антокольского. Она же была из хорошей интеллигентной семьи, в которой делить людей по национальности было не принято… Она умела дружить, она умела