Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Охота на снарка
Агония в восьми воплях
(Отрывки)
Вопль первыйВысадка на берег«Вот где водится Снарк! – возгласил Балабон, –Его логово тут, среди гор!»И матросов на берег высаживал онЗа ушко, а кого – за вихор.
«Вот где водится Снарк! Не боясь, повторю:Пусть вам духу придаст эта весть!Вот где водится Снарк! В третий раз говорю.То, что трижды сказал, то и есть».
Был отряд на подбор! Первым шел Билетер,Вслед за ним – с полотенцами Банщик,Барахольщик с багром, чтоб следить за добром,И Козы Отставной Барабанщик.
Биллиардный Маэстро – отменный игрок –Мог любого обчистить до нитки;Но Банкир всю наличность убрал под замок,Чтобы как-то уменьшить убытки.
Был меж ними Бобер, на уловки хитер,По канве вышивал он прекрасноИ, по слухам, не раз их от гибели спас,Но вот как – совершенно неясно.
Был там некто, забывший на суше свой зонт,Сухари и отборный изюм,Плащ, который был загодя отдан в ремонт,И практически новый костюм.
Тридцать восемь тюков он на пристань привез,И на каждом – свой номер и вес;Но потом как-то выпустил этот вопросИ уплыл в путешествие без.
Можно было б смириться с потерей плаща,Уповая на семь сюртуковИ три пары штиблет; но, пропажу ища,Он забыл даже, кто он таков.
Его звали: «Эй-там» или «Как-тебя-бишь»;Отзываться он сразу привыкИ на «Вот-тебе-на», и на «Вот-тебе-шиш»,И на всякий внушительный крик.
Ну а тем, кто любил выражаться точней,Он под кличкой иной был знаком,В кругу самом близком он звался «огрызком»,В широких кругах – «дохляком».
«И умом не Сократ, и лицом не Парис, –Отзывался о нем Балабон. –Но зато не боится он Снарков и крыс,Крепок волей и духом силен!»
Он с гиенами шутки себе позволял,Взглядом пробуя их укорить,И однажды под лапу с медведем гулял,Чтобы как-то его подбодрить.
Он как Булочник, в сущности, взят был на борт,Но позднее признаньем потряс,Что умеет он печь только Базельский торт,Но запаса к нему не запас.
Их последний матрос, хоть и выглядел пнем,Это был интересный пенек:Он свихнулся на Снарке, и только на нем,Чем вниманье к себе и привлек.
Это был Браконьер, но особых манер:Убивать он умел лишь бобров,Что и всплыло поздней, через несколько дней,Вдалеке от родных берегов.
И вскричал Балабон, поражен, раздражен:«Но Бобер здесь один, а не пять!И притом это мой, совершенно ручной,Мне б его не хотелось терять».
И, услышав известье, смутился Бобер,Как-то съежился сразу и скис,И обеими лапками слезы утер,И сказал: «Неприятный сюрприз!»
Кто-то выдвинул робко отчаянный план:Рассадить их по двум кораблям.Но решительно не пожелал капитанЭкипаж свой делить пополам.
«И одним кораблем управлять нелегко,Целый день в колокольчик звеня,А с двумя (он сказал) не уплыть далеко,Нет уж, братцы, увольте меня!»
Билетер предложил, чтобы панцирь груднойРаздобыл непременно БоберИ немедленно застраховался в однойИз надежных банкирских контор.
А Банкир, положение дел оценя,Предложил то, что именно надо:Договор страхованья квартир от огняИ на случай ущерба от града.
И с того злополучного часа Бобер,Если он с Браконьером встречался,Беспричинно грустнел, отворачивал взорИ, как девушка, скромно держался.
Вопль второйРечь капитанаБалабона судьба им послала сама:По осанке, по грации – лев!Вы бы в нем заподозрили бездну ума,В первый раз на него поглядев.
Он с собою взял в плаванье Карту Морей,На которой земли – ни следа;И команда, с восторгом склонившись над ней,Дружным хором воскликнула: «Да!»
Для чего, в самом деле, полюса, параллели,Зоны, тропики и зодиаки?И команда в ответ: «В жизни этого нет,Это – чисто условные знаки.На обыденных картах – слова, острова,Все сплелось, перепуталось – жуть!А на нашей, как в море, одна синева,Вот так карта – приятно взглянуть!»
Да, приятно… Но вскоре после выхода в мореСтало ясно, что их капитанИз моряцких наук знал единственный трюк –Балабонить на весь океан.
И когда иногда, вдохновеньем бурля,Он кричал: «Заворачивай носом!Носом влево, а корпусом – право руля!» –Что прикажете делать матросам?
Доводилось им плыть и кормою вперед,Что, по мненью бывалых людей,Характерно в условиях жарких широтДля снаркирующих кораблей.
И притом Балабон (говорим не в упрек)Полагал, и уверен был даже,Что раз надо, к примеру, ему на восток,То и ветру, конечно, туда же.
Наконец с корабля закричали: «Земля!» –И открылся им брег неизвестный.Но взглянув на пейзаж, приуныл экипаж:Всюду скалы, провалы и бездны.
И, заметя броженье умов, БалабонПроизнес утешительным тономКаламбурчик, хранимый до черных времен:Экипаж отвечал только стоном.
Он им рому налил своей щедрой рукой,Рассадил и призвал их к вниманью,И торжественно (дергая левой щекой)Обратился с докладом к собранью:«Цель близка, о сограждане! Очень близка!»(Все поежились, как от морозу.Впрочем, он заслужил два-три жидких хлопка,Разливая повторную дозу)
«Много месяцев плыли мы, много недель,Нам бывало и мокро, и жарко,Но нигде не видали – ни разу досель! –Ни малейшего проблеска Снарка.
Плыли много недель, много дней и ночей,Нам встречались и рифы, и мели;Но желанного Снарка, отрады очей,Созерцать не пришлось нам доселе.
Так внемлите, друзья! Вам поведаю яПять бесспорных и точных примет,По которым поймете – если только найдете, –Кто попался вам: Снарк или нет.
Разберем по порядку. На вкус он не сладкий,Жестковат, но приятно хрустит,Словно новый сюртук, если в талии туг, –И слегка привиденьем разит.
Он встает очень поздно. Так поздно встает(Важно помнить об этой примете),Что свой утренний чай на закате он пьет,А обедает он на рассвете.
В-третьих, с юмором плохо. Ну, как вам сказать?Если шутку он где-то услышит,Как жучок, цепенеет, боится понятьИ четыре минуты не дышит.
Он, в-четвертых, любитель купальных кабинИ с собою их возит повсюду,Видя в них украшение гор и долин.(Я бы мог возразить, но не буду)В-пятых, гордость! А далее сделаем так:Разобьем их на несколько кучекИ рассмотрим отдельно – Лохматых КусакИ отдельно – Усатых Колючек.
Снарки, в общем, безвредны. Но есть среди них…(Тут оратор немного смутился)Есть и БУДЖУМЫ…» Булочник тихо поникИ без чувств на траву повалился.
Вопль шестойСон барабанщикаИ со свечкой искали они, и с умом,С упованьем и крепкой дубиной,Понижением акций грозили притомИ пленяли улыбкой невинной.
И тогда Барабанщик (и Бывший Судья)Вздумал сном освежить свои силы,И возник перед ним из глубин забытьяДавний образ, душе его милый.
Ему снился таинственный сумрачный СудИ внушительный Снарк в парикеИ с моноклем в глазу, защищавший козу,Осквернившую воду в реке.
Первым вышел Свидетель, и он подтвердил,Что артерия осквернена.И по просьбе Судьи зачитали статьи,По которым вменялась вина.
Снарк (защитник) в конце выступления взмок,Говорил он четыре часа;Но никто из собравшихся так и не смогДогадаться, при чем тут коза.Впрочем, мненья присяжных сложились давно,Всяк отстаивал собственный взгляд,И решительно было ему все равно,Что коллеги его говорят.
– Что за галиматья! – возмутился Судья.Снарк прервал его: – Суть не в названьях,Тут важнее, друзья, сто восьмая статьяУложения о наказаньях.
Обвиненье в измене легко доказать,Подстрекательство к бунту – труднее,Но уж в злостном банкротстве козу обвинять,Извините, совсем ахинея.
Я согласен, что за оскверненье рекиКто-то должен быть призван к ответу,Но ведь надо учесть то, что алиби есть,А улик убедительных нету.
Господа! – тут он взглядом присяжных обвел. –Честь моей подзащитной всецелоВ вашей власти. Прошу обобщить протоколИ на этом суммировать дело.
Но Судья никогда не суммировал дел –Снарк был должен прийти на подмогу;Он так ловко суммировать дело сумел,Что и сам ужаснулся итогу.
Нужно было вердикт огласить, но опятьОказалось Жюри в затрудненье:Слово было такое, что трудно понять,Где поставить на нем ударенье.
Снарк был вынужден взять на себя этот труд,Но когда произнес он: ВИНОВЕН! –Стон пронесся по залу, и многие тутПовалились бесчувственней бревен.Приговор зачитал тоже Снарк – у СудьиНе хватило для этого духуЗал почти не дышал, не скрипели скамьи,Слышно было летящую муху.
Приговор был: «Пожизненный каторжный срок,По отбытьи же оного – штраф».– Гип-ура! – раза три прокричало Жюри,И Судья отозвался: Пиф-паф!
Но тюремщик, роняя слезу на паркет,Поуменыпил восторженность их,Сообщив, что козы уже несколько лет,К сожалению, нету в живых.
Оскорбленный Судья, посмотрев на часы,Заседанье поспешно закрыл.Только Снарк, верный долгу защиты козы,Бушевал, и звенел, и грозил.
Все сильней, все неистовей делался звон –Барабанщик очнулся в тоске:Над его головой бушевал БалабонСо звонком капитанским в руке.‹…›
Вопль восьмойИсчезновениеИ со свечкой искали они, и с умом,С упованьем и крепкой дубиной,Понижением акций грозили притомИ пленяли улыбкой невинной.
Из ущелий уже поползла темнота,Надо было спешить следотопам,И Бобер, опираясь на кончик хвоста,Поскакал кенгуриным галопом.– Тише! Кто-то кричит! – закричал Балабон.Кто-то машет нам шляпой своей.Это – Как Его Бишь, я клянусь, это он,Он до Снарка добрался, ей-ей!
И они увидали: вдали, над горой,Он стоял средь клубящейся мглы,Беззаветный Дохляк – Неизвестный ГеройНа уступе отвесной скалы.
Он стоял, горд и прям, словно Гиппопотам,Неподвижный на фоне небес,И внезапно (никто не поверил глазам)Прыгнул в пропасть, мелькнул и исчез.
«Это Снарк!» – долетел к ним ликующий клик,Смелый зов, искушавший судьбу,Крик удачи и хохот… и вдруг, через миг,Ужасающий вопль: «Это – Бууу!..»
И – молчанье! Иным показалось еще,Будто отзвук, похожий на «джум»,Прошуршал и затих. Но, по мненью других,Это ветра послышался шум.
Они долго искали вблизи и вдали,Проверяли все спуски и списки,Но от храброго Булочника не нашлиНи следа, ни платка, ни записки.
Недопев до конца лебединый финал,Недовыпекши миру подарка,Он без слуху и духу внезапно пропал –Видно, Буджум ошибистей Снарка!
Кит, который был Честертоном