Уильям Шекспир - Буря

Я вас понимаю, ваше величество. Зато по крайней мере я дал возможность этим смешливым господам посмеяться попусту.

Попусту? То есть над вами.

Вы так наполнены глупым шутовством, что по сравнению с вами я пуст. Можете продолжать смеяться попусту.

Вот, что называется, отбрил.

Спасибо еще, что тупой бритвой.

Я знаю, господа, что на вас угодить трудно. Если бы луна не менялась недель пять кряду, вы бы и ее сбросили с неба.

Появляется невидимый Ариэль. Торжественная музыка.

Конечно. А потом бы поохотились с факелами на птиц.[10]

Не гневайтесь, любезный синьор.

И не думаю. Я не так низко ценю свой гнев. Не посмеетесь ли еще, чтобы мне спалось покрепче? Что-то мне захотелось спать.

Спите и прислушивайтесь к нам во сне.

Все, кроме Алонзо, Себастьяна и Антонио, засыпают.

Все спят уже? О, если б мои веки,Сомкнувшись, отогнали злую скорбь!Ко сну и правда клонит…

Государь,Не отвергайте сна. Он посещаетТак редко тех, кто горем удручен.Сон – лучший утешитель.

Государь, Вы можете здесь отдохнуть спокойно,А мы вдвоем вас будем охранять.

Благодарю… Слипаются глаза…

(Засыпает.)

Ариэль исчезает.

На них напала странная сонливость.

Должно быть, климат этому причиной.

Но почему он нас не усыпляет?Меня ко сну не клонит.

И меня.Заснули все, как будто сговорились.А если бы, достойный Себастьян…Что, если бы случилось так… Молчу!..Но все же на лице твоем читаюТвою судьбу. Не случай ли даетТебе совет? Мое воображеньеКорону видит на твоем челе.

Ты спишь?

А разве ты меня не слышал?

Нет, слышал. Но, конечно, это сон.Ты говорил во сне. Что ты сказал?Ты странно спишь – с открытыми глазами:Ты ходишь, говорить и видишь сны –Все сразу.

Благородный Себастьян!Ты сам не усыпи свою фортуну,Не умертви ее. Проспать ты можешь,Хоть бодрствуешь.

Ты явственно храпишь,Но в храпе я улавливаю смысл.

Я не шучу. И ты, внимая мне,Брось шутки – и возвысишься ты втрое.

Ну, где мне, я – стоячая вода.

Я научу тебя, как стать потоком.

Учи, но не забудь – я неудачник,В наследство получил я только лень.

О, если б знал ты, как мечту лелеешь,Смеясь над ней. Чем дальше ее гонишь,Тем ближе и настойчивей она.Что тянет неудачников на дно?Их собственная лень и трусость.

Дальше!По блеску глаз твоих, румянцу щекЯ вижу, что чреват ты важной мыслью, –Так пусть она родится.

Хорошо.Итак, хотя забывчивый синьор,Которого и самого забудутНазавтра после смерти, уверял(Он просто страсть питает к увереньям),Что королевский сын не утонул,Но это так же верно, как и то,Что сам сейчас плывет он, а не дрыхнет.

Надежды нет, что спасся Фердинанд.

Надежды нет! – вот в этом и надежда!Ведь безнадежность и дает тебеТакую величайшую надежду,Что даже честолюбие робеетИ на нее взирает боязливо.Уверен ты, что Фердинанд погиб?

Уверен.

Кто ж наследует корону?

Дочь короля.

Тунисская царица?Живущая за тридевять земель?Которая, коль солнце не послужитЕй вестником, узнает все тогда,Когда младенец, нынче спящий в люльке,Научится брить бороду? Принцесса.Из-за которой смерть нас всех ждала?О нет, не для того мы уцелели!Все, что случилось с нами, лишь прологК тому, что мы с тобой должны свершить!

Бессмыслица!.. Да нет!.. Так ты считаешь?..Гм… Кларибель, тунисская царица, –Наследница Неаполя… Да странно…От одного владенья до другогоИ вправду расстоянье велико.

И каждый локоть водного пространстваКричит: «Как сможет эта КларибельИзмерить нас, чтоб вновь узреть Неаполь?»Так пусть спокойно царствует в Тунисе.И пусть скорей проснется Себастьян!Взгляни на них: их сон подобен смерти;Умри они – им не было бы хуже.А для Неаполя король найдетсяПолучше этого, который спит.Найдутся и вельможи, как Гонзало,Чтоб мудрый вздор без умолку молоть, –Я сам трещать сумею, как сорока.О, если б мысль моя твоею стала,То как их сон возвысил бы тебя!Меня ты понимаешь?

Да, как будто.

Ужель ты оттолкнешь свою фортуну?

Ведь помнится, и сам ты брата сверг,Чтоб овладеть Миланом.

Ну и что же?Мне герцогская мантия к лицу,А слуги Просперо, которым преждеЯ ровней был, все нынче служат мне.

Да, может быть, ты прав… Но совесть?..

Совесть?А что это? Мозоль? Так я хромал бы.Нет, я такому богу не молюсь.Когда бы между мною и МиланомНе совесть – двадцать совестей легло,Как ледники или озера лавы,Я все равно бы их перешагнул.Вот на земле лежит твой брат; но, спящийИли мертвец, – он то же, что земля.Достаточно трех дюймов этой стали –И не проснется он; ты ж в это времяПроткнешь благоразумного святошу,Чтоб он не вздумал нам читать мораль.А остальные – те любую новостьПроглотят, словно кошки молоко,И нашим песням станут подпевать.

Сподвижник мой! Возьму с тебя пример!Что сделал ты в Милане, то свершу яВ Неаполе. Так обнажи свой меч!Удар – и ты платить не будешь дани;Мне, королю, ты будешь первый друг!

Мы обнажим мечи одновременно.В тот миг, когда свой меч я занесуНад королем, – ты поражай Гонзало.

Постой, еще хочу сказать два слова.

Отходят в сторону и совещаются. Музыка. Появляется невидимый Ариэль.