Виктор Гюго - Том 12. Стихотворения
ВОСПОМИНАНИЕ О ВОЙНАХ
ПРЕЖНИХ ЛЕТ
За Францию и за свободуВ Наварре драться нам пришлось.Там в скалах нет порой прохода,Летают пули вкривь и вкось.
Седобородый и бывалый,Наш командир упал ничком:Кюре из церкви обветшалой,Как видно, метким был стрелком.
Он не стонал. Сгущались тени.У раны был прескверный вид.Во Франции, в Марин-на-СенеПоныне дом его стоит.
Мы подняли его — и странноОн на руках у нас поник.Мы положили капитанаПод ивой, где журчал родник.
Ему кричали мы в тревоге:«Огонь! Противник окружен!»Но он сидел, немой и строгий, —Мы поняли, что умер он.
Наш лекарь полковой рукамиРазвел, скрывая тяжкий вздох.Под одряхлевшими дубамиБезмолвно мы собрали мох,
Ветвей терновника нарвали…В глазах спокойных мертвеца,Казалось, не было печали,И гнев не искажал лица.
Когда нашли иезуита,Раздались крики: «Смерть! Расстрел!»Но видно было, что убитыйУбийцу пощадить хотел.
Кюре прогнали мы пинками,И мнилось, капитан был рад,Хотя охотно в бой с врагамиПовел бы он своих солдат.
Должно быть, чей-то образ милыйЕму всегда сиял вдали:Мы на груди его остылойСедую прядь волос нашли.
Штыками молча и согласноМогилу выкопали мы.Лежал храбрец с улыбкой яснойПод пологом росистой тьмы.
И мы ушли. Светили яркоНам звезды. Спали петухи…Там все мосты — с одной лишь аркой.Как статуи там пастухи.
Унылы горы. Ночь морозна,Томит жара в полдневный час.Порой медведь, оскалясь грозно,В объятья принимает вас…
У горцев не в чести науки;Там жгут и грабят с детских лет,И виселиц прямые рукиНа все дают простой ответ.
Там все — вояки, все — бандиты.Покорен королю народ;И этот бык, как мул прибитый,За ним, понурившись, бредет.
Прорыло время там ложбины,По ним стремятся ручейки.Мы лезли вверх, и карабиныМерцали, точно светляки.
Курки держали мы на взводе, —Засаду каждый куст скрывал, —А диск луны на небосводеНам путь к Памплоне озарял.
Мы шли дорогой нашей трудной,И мнилось, что не диск луны,А капитана знак нагрудныйСтруил сиянье с вышины.
ВЕЛИКИЙ ВЕК
Гигантской колесницыТот век имеет вид;Но лилипут-возницаДержавный в ней сидит.
Влечет ее движеньеИ ложной славы светВниз, в головокруженье,К водовороту бед.
Скаррон в ней стал грифоном,Министром — Лувуа, —С напевом похороннымПошлейшие слова.
Скользят ее колесаОпасной крутизной;То все — в грязи откоса,А то — в крови людской.
И Смерть торопит сроки,Запряжена в Позор.С ней Лаврильер жестокийИ гнусный Рокелор.
Как сойка меж ветвями,Король, гордясь, снует,И сердце в нем — что камень,Мясной мешок — живот.
Он высит, горд и пылок,Багряный пухлый ликИ солнце на затылокНапялил как парик.
Царит он, прозябая,Давя других пятой,Тень палача большаяЛегла над всей страной.
И этот трон — могила;Он клонится, скользя,А след его постылыйВовек отмыть нельзя.
ПОЛУДЕННЫЙ СОН ЛЬВА
Лев спит, полуденным могучимСраженный сном. Жарой томим,Он спит один под солнцем жгучим,Нависшим тягостно над ним.
Безмерные пустыни слышат:Хозяин их домой пришел.Колышутся они и дышат.Лев страшен, шаг его тяжел.
Бока дыханье зыблет мерно,Густым туманом взор повит.Он, грозный, на земле пещернойВеличественно возлежит.
Все существо его почило.Покой и мир — в его чертах,В когтях — спокойствие и сила,Раздумье мудрое — в бровях.
Полдневный зной, ручей ленивый.Лев целиком во власти сна.На лес его похожа грива.Как погреб, пасть его темна.
Он видит диких скал вершины.Ущелья Оссы, ПелионМерещатся ему сквозь львиныйОгромный, беспредельный сон.
Предгорье тишиной объято,Где он в песках бродил с утра.Он лапой шевельнул мохнатой,И разлетелась мошкара.
«Уходи»! — мне строго…»
«Уходи! — мне строгоВетер приказал. —Пел ты слишком много,Мой черед настал!»
И «Quos ego!» [23] зломуВ страхе покорясь,Песнь моя из домаГрустно поплелась.
Дождь. Повсюду лужи.Кончена игра.Нам бежать от стужи,Ласточки, пора.
Град. ОцепенелыйНеподвижен дуб.К серой туче белыйДым ползет из труб.
Косогор желтеетВ бледном свете дня.Из-под двери веетХолод на меня.
ДРУГУ
Там, на скале отвесной,Глядящей в бездну вод,Где маленький чудесныйЗеленый луг цветет,
Где ветру дуть просторно,Где весело волне, —Свой дом над кручей горной,Мой друг, ты отдал мне.
Прими привет мой! ХрупкийУдел нам ныне дан.Наш век плывет скорлупкойВ огромный океан.
То благостный, то жгучийКружится вихрь — и с ним,Как листья или тучи,В безвестность мы летим.
Порыв людского шквалаТо мчит по воле волн,То грозно бьет о скалыНадежды утлый челн.
Волна, что беспокойноО наше время бьет,Проклятий хор нестройныйПорой ко мне несет.
В них злобе нет предела;Но реет мысль моя,Как буревестник смелыйСредь стаи воронья.
Я чту твои заветы,Возделываю сад;Тем временем газетыМне сотни кар сулят.
Бранят ослом, пиратом —И, право, я польщен!Де Местр зовет Маратом,Лагарп кричит: «Прадон!»
Ну что ж! Их разум беден.Решит потомков суд,Полезен я иль вреденИ нужен ли мой труд.
А я меж тем, веселый,Не знающий тоски,Смотрю, как клонят пчелыЛаванды стебельки.
ЛЮБОВЬ К ВОДЕ
Я требник свой в полях читаю,И мне суфлируют в тишиТо мошек пляшущие стаи,То шепчущие камыши.
Поэту всех чудес дорожеПотоки, скалы, горный склон.То, что течет, на сон похожеИ освежает, словно сон.
В любой ручей всегда глядится,Весны приветствуя расцвет,Малиновка, или синица,Иль дрозд, иль призрак, иль поэт.
Поэт, среди цветов под ивой,Вдыхая запах влажных трав,Любуется рекой ленивой,Чей труд незрим и величав.
Будь то Дюранса иль Арнетта,Но если вдаль спешит она,Подобна счастью для поэтаЕе прозрачная волна.
Блуждает, бьется о пороги,Дань собирает по пути,Как он, сбивается с дороги,Чтоб к цели тем верней прийти.
Поэт на берег, в тень акаций,Стремится, как в страну чудес…Без Анио грустил Гораций,Жорж Санд грустит без Гаржилес.
В ТОТ ДЕНЬ БЫЛ НАЙДЕН ХРАМ
Я храм нашел, большой, просторный.В нем жить могли бы, средь колонн,Вольтер — как воробей проворный,Как тихий лебедь — Фенелон.
Шиповник в белом облаченьеСтоит у входа в этот храм,Давая даром отпущеньеГрехов жукам и мотылькам.
Там нет надменных кипарисов,Гранаты строем не стоят,Не видно буксов, лавров, тисов,Одетых в праздничный наряд,
Хранящих гордые замашкиИ завитых под Буало…Зато крестьяночки-ромашкиТам улыбаются светло!
Там не владеет скорбь сердцами,Там ясны мысли и мечты;Все истины в том дивном храмеНеотразимы, как цветы.Апрель, победу торжествуяНад папой — другом сатаны,Поет, и словно «аллилуйя»Звенит беспечный смех весны.
Храм вечной правды, возвышайся,Сиянье солнца славословь!Шепнула роза: «Догадайся!»И я ответил ей: «Любовь!»
ЗИМА
