Борис Пастернак - Стихотворения и поэмы

Тоска, бешеная, бешеная

Тоска, бешеная, бешеная,Тоска в два-три прыжкаДостигает оконницы, завешеннойОбносками крестовика.

Тоска стекло вышибаетИ мокрою куницею выноситсяТуда, где плоскогорьем лунно-холмнымЛеса ночные стонутВраскачку, ртов не разжимая,Изъеденные серною луной.

Сквозь заросли татарника, ошпаренная,Задами пробирается тоска;Где дуб дуплом насупился,Здесь тот же желтый жупел все,И так же, серой улыбаясь,Луна дубам зажала рты.

Чтоб той улыбкою отсвечивая,Отмалчивались стиснутые в тысячеПро опрометчиво-запальчивую,Про облачно-заносчивую ночь.

Листы обнюхивают воздух,По ним пробегает дрожьИ ноздри хвойных загвоздокВоспаляет неба дебош.Про неба дебош только знаетРедизна сквозная их,Соседний север краешкомК ним, в их вертепы вхож.Взъерошенная, крадучись, боком,Тоска в два-три прыжкаДостигает, черная, наскокомВонзенного в зенит сука.Кишмя-кишат затишьями маковки,Их целый голубой поток,Тоска всплывает плакальщицей чащ,Надо всем водружает вопль.И вот одна на свете ночь идетБобылем по усопшим урочищам,Один на свете сук опыленПервопутком млечной ночи.Одно клеймо тоски на суку,Полнолунью клейма не снесть,И кунью лапу поднимает клеймо,Отдает полнолунью честь.Это, лапкой по воздуху водя, тоскаПодалась изо всей своей мочиВ ночь, к звездам и молит с последнего сукаВынуть из лапки занозу.Надеюсь, ее вынут. Тогда, в дыруАмбразуры стекольщик вставь ее,Души моей, с именем женским в мируЕдко въевшуюся фотографию.

Полярная швея

1

На мне была белая обувь девочкиИ ноябрь на китовом усе,Последняя мгла из ее гардеробов,И не во что ей запахнуться.Ей не было дела до того, что чучелоЧурбан мужского рода,Разутюжив вьюги, она их вьючилаНа сердце без исподу.

Я любил оттого, что в платье милойЯ милую видел без платья,Но за эти виденья днем мне мстилоПерчатки рукопожатье.

Еще многим подросткам, верно, снитсяЗакройщица тех одиночеств,Накидка подкидыша, ее ученицы,И гербы на картонке ночи.

2

И даже в портняжной,Где под коленкорКанарейка об сумерки клюв свой стачивала,И даже в портняжной, каждый спрашиваетО стенном приборе для измеренья чувств.

Исступленье разлуки на нем завелоПод седьмую подводину стрелку,Протяжней влюбленного взвыло число,Две жизни да ночь в уме!И даже в портняжной,Где чрез коридорРапсодия венгерца за неуплату денег,И даже в портняжной,Сердце, сердце,Стенной неврастеник нас знает в лицо.

Так далеко ль зашло беспамятство,Упрямится ль светлость твояСмотри: с тобой объясняется знакамиПолярная швея.

Отводит глаза лазурью лакомой,Облыжное льет стекло,Смотри, с тобой объясняются знаками...Так далеко зашло.

Улыбаясь, убывала

Улыбаясь, убывалаЯсность масленой недели,Были снегом до отвалаСыты сани, очи, ели.

Часто днем комком из снега,Из оттаявшей порошиМесяц в синеву с разбегаНами был, как мяч, подброшен.

Леденцом лежала стужаЗа щекой и липла к небу,Оба были мы в верблюжьем,И на лыжах были оба.

Лыжи были рыжим конскимВолосом подбиты снизу,И подбиты были солнцемКровли снежной, синей мызы.В беге нам мешали прясла,Нам мешали в беге жерди,Капли благовеста масломПроникали до предсердья.Гасла даль, и из препятствийВ место для отдохновеньяПревращались жерди. В братствеНа снег падали две тени.От укутанных в облежкуВ пух, в обтяжку в пух одетыхСумрак крался быстрой кошкой,Кошкой в дымчатых отметах.Мы смеялись, оттого чтоСнег смешил глаза и брови,Что лазурь, как голубь с почтой,В клюве нам несла здоровье.

Предчувствие

Камень мыло унынье,Всхлипывал санный ком,Гнил был линючий иней,Снег был с полым дуплом.Шаркало. Оттепель, харкая,Ощипывала фонарь,Как куропатку кухарка,И город, был гол, как глухарь.Если сползали саниИ расползались врозь,Это в тумане фазаньимПерьям его ползлось.Да, это им хотелосьПод облака, под статьИх разрыхленному телу.Черное небу под стать.

Но почему

Но почемуНа медленном огне предчувствияСплавляют зиму?

И почемуВесь, как весною захолустье,Уязвим я?И почему,Как снег у бака водогрейни,Я рассеян?И почемуПарная ночь, как испареньеВодогреен?И облакаРаздольем моего ночного мозгаПлывут, покаС земли чужой их не окликнет возглас,И волосаМои приподымаются над тучей.Нет, нет! КосаТвоя найдет на камень, злополучье!

Пусть сейчасЭтот мозг, как бочонок, и высмолен,И ни паруса!Пена и пена.

Но сейчас,Но сейчас дай собраться мне с мыслямиПостепенноПусти! Постепенно.Нет, опятьТетка оттепель крадется с краденым,И опятьГород встал шепелявой облавой,

И опятьПо глазным, ополоснутым впадинамТают клады и плаваютКупола с облаками и главыИ главы.

Materia рrima15

Чужими кровями сдабривавшийСвою, оглушенный поэт,Окно на софийскую набережную,Не в этом ли весь секрет?

Окно на софийскую набережную,Но только о речке запой,Твои кровяные шарики,Кусаясь, пускаются за реку,Как крысы на водопой.

Волненье дарит обмолвкой.Обмолвясь словом: река,Открыл ты не форточку,Открыл мышеловку,

К реке прошмыгнули мышиные мордочкиС пастью не одного пасюка.Сколько жадных моих кровинокВ крови облаков, и помоев, и буднейПолзут в эти поры домой, приблудные,Снедь песни, снедь тайны оттаявшей вынюхав!И когда я танцую от болиИли пью за ваше здоровье,Все то же: свирепствует свист в подполье,Свистят мокроусые крови в крови.

С рассветом, взваленным за спину

С рассветом, взваленным за спину,Пусть с корзиной с грязным бельем,Выхожу я на реку заспанныйБерега сдаются внаем.Портомойные руки в туманах пухнут,За синением стекол мерзлых горишь,Словно детский чулочек, пасть кошки на кухнеВыжимает суконную мышь;И из выжатой пастью тряпочкиКаплет спелая кровь черным дождиком на пол,С горьким утром в зубах ее сцапала кошка,И комок того утра за шкапом;Но ведь крошечный этот чулочекИз всего предрассветного узла!Ах, я знаю, что станет сочиться из ночи,Если выжать весь прочий облачный хлам.

Вслед за мной все зовут вас барышней

Вслед за мной все зовут вас барышней,Для меня ж этот зов зачастую,Как акт наложенья наручней,Как возглас: "я вас арестую".Нас отыщут легко все тюремщикиПо очень простой примете:Отныне на свете есть женщинаИ у ней есть тень на свете.Есть лица, к туману притертыеВсякий раз, как плашмя на них глянешь,И только одною аортоюЛихорадящий выплеснут глянец.

Pro Domo16

Налетела тень. Затрепыхалась в тягеСального огарка. И метнулась вонС побелевших губ и от листа бумагиВ меловый распах сыреющих окон.

В час, когда писатель только вероятье,Бледная догадка бледного огня,В уши душной ночи как не прокричать ей:"Это час убийства! Где-то ждут меня!"

В час, когда из сада остро тянет теньюПьяной, как пространства, мировой, как скокСтепи под седлом, я весь на иждивеньеУ огня в колонной воспаленных строк.

Осень. Отвыкли от молний