Джордж Байрон - Корсар
IX
Явился врач, но не лечить, — взглянуть,Довольно ль жизни кроет эта грудь:Нашел, что он снесет и груз оковИ вытерпит жар пыточных щипцов,А завтра — завтра поглядит закат,Как будет на колу сидеть пират,А там заря, с улыбкой цвета роз,Увидит, как он муку перенес.Всех казней в мире эта казнь страшней;Мученья — жажда обостряет в ней,Дни тянутся, а смерть — все нет ее,И над тобой кружится коршунье.«Пить! пить!» — Но Ненависть глядит смеясь:Пить не дают; коль жертва напиласьЕй смерть. Ушли и врач и страж. И вот,В оковах, казни гордый Конрад ждет.
X
Как описать вихрь чувств, борьбу ума?Едва ли жертва знала их сама!Был хаос духа, смута и разлад,Когда все чувства, мысли все глушатДруг друга, и, как будто демон злой,Глумится Угрызенье над душой(Но не Раскаянье) и, запоздав,Твердит: «Я говорило; ты неправ».Напрасный звук! Коль дух неукротим,В ней все — мятеж: скорбь — слабым лишь одним?И в час, когда с собой наединеДуша, горя, раскроется вполне,Нет страсти, что отпор дала бы имСмятенным чувствам, чуждым и пустым.К душе на смотр по тысячам дорогСпешит туманных образов поток;Сны гордости ушли, в слезах — любовь,Померкла слава, скоро брызнет кровь;Несбывшаяся радость; темный гневНа тех, кто торжествует, одолев;Скорбь о былом; судьбы столь спешный шаг,Что не узнать: с ней — небо? адский мрак?Поступки, речи, мысли сотни разЗабытые, но яркие сейчас,Воскреснувшие в памяти дела,Что дышат терпким ароматом зла;Мысль, что душа разъедена до днаГрехом, хоть эта язва не видна;Здесь все, что взору обнажит тайкомРазверстый гроб; здесь сердца страшный ком;Сведенный мукой; гордость, чей порывДушой владеет, зеркало разбивПред ней. Отвага с гордостью вдвоемПрикроют сердце, павшее щитом!Все знают страх, но кто свой трепет скрыл.Тот честь, хоть и притворством, заслужил.Трус, похвалясь, бежит, а храбрецуПристало смерть встречать лицом к лицу;О Неизбежном думой закален,На полдороги ближе к смерти он!
XI
Велел паша, чтоб заперт был пиратВ высокой башне в тесный каземат.Дворец сгорел, и крепостной затворУкрыл пашу, и узника, и двор.Казнь Конрада не устрашает; онКазнил бы сам, будь им Сеид пленен.Один, пытливо, в сердце он читалИ в нем, преступном, бодрость обретал.Одну лишь мысль не мог он перенесть:«Как встретит весть Медора, злую весть?»О, лишь тогда цепями он гремел,Ломая руки, свой кляня удел!Но вдруг утих — самообман? мечта?И усмехнулись гордые уста:«Что ж, пусть казнят, когда угодно им:Мне нужен отдых перед днем таким!»Сказав, с трудом подполз к цыновке онИ вмиг заснул — каков бы ни был сон.Была лишь полночь, как начался бой:Раз план созрел — он должен быть судьбой;Резня не любит медлить: в краткий срокЗлодей свершит все, что свершить он мог.Лишь час прошел — и в этот час пиратПокинул бриг, носил чужой наряд,Был узнан, дрался, взвил пожара гул,Губил, спасал, взят, осужден, уснул!
XII
Он мирно спит, не дрогнет очерк век;О, если б это был покой навек!Он спит… Но кто глядит на этот сон?Враги ушли, друзей утратил он.То не спустился ль ангел с высоты?Нет: женщины небесные черты!В руке лампада, но заслоненаОна рукой, чтоб не согнала снаС его на муку обреченных глаз,Что, раз открывшись, вновь уснут сейчас.Глубокий взор и губы цвета роз,Блеск жемчуга в изгибах черных кос,Легчайший стан и стройность белых ног,Что лишь со снегом ты сравнить бы мог…Как женщине пройти средь янычар?Но нет преград, коль в сердце юный жарИ жалость кличут, — как тебя, Гюльнар!Ей не спалось: пока паша дремалИ о пирате пленном бормотал,Она с него кольцо-тамгу[18] сняла,Что, забавляясь, много раз брала,И с ним прошла чрез полусонный рядТамге повиновавшихся солдат.Устали те от боя и тревог:Пирату всяк завидовать бы могУснувшему; иззябши, у воротОни лежат; никто не стережет:На миг привстали посмотреть кольцоИ, без вопросов, клонят вновь лицо.
XIII
Она дивилась: «Как он мирно спит!А кто-то плачет от его обидИли о нем. И мне тревожно здесь;Иль колдовством он стал мне дорог весь?Да, он мне спас и жизнь и больше: честь,От нас от всех успев позор отвесть.Но поздно думать… Тише… Дрогнул сон…Как тяжко дышит! О, проснулся он!»Поднялся Конрад, ослепленный вдруг,С недоуменьем он глядит вокруг;Он шевельнул рукой — железный звонЕго уверил, что пред ним не сон.«Коль здесь не призрак, то тюремщик мойНеотразимой блещет красотой!»
«Меня, пират, не знаешь ты. ТвояДобром не так богата жизнь, и яОдна из тех, кого ты в страшный часИ от огня и от насилья спас.Не знаю я, что мне в тебе, пират.Но я не враг: не пытки ищет взгляд».
«Ты добрая. Когда меня казнят,Твой только взор восторгом не блеснет.Что ж: побежден, я гибну в свой черед.Их и твою любезность я ценю,Коль исповедь к такой красе склоню!»
Как странно! Миг отчаянья согретШутливостью! В ней облегченья нет,Не отменить ей роковой исход;В улыбке — боль, и все ж она цветет!Не мало мудрых было до сих пор,Кто с шуткою ложились под топор!Но горек и насильствен это смех.Хоть и обманет, кроме жертвы, всех.Что б Конрад ни испытывал, — леглоВеселое безумье на чело,Его разгладив; голос так звучал,Как если б напоследок счастье звал.То было не по нем: так редко онБыл не задумчив иль не разъярен.
XIV
«Ты осужден, корсар, но я пашойМогу владеть, когда он слаб душой.Ты должен жить, — хочу тебя спасти,Но поздно, трудно: слаб ты, чтоб уйти.Пока одно берусь устроить я:Чтоб казнь была отложена твоя;Просить о жизни можно не сейчас,А всякий риск двоих погубит нас».
«Я б не рискнул; душа закаленаИль пала так, что бездна не страшна.Что звать опасность, что меня манитьБежать от тех, кого мне не сломить?Ужель как трус (коль победить не мог)Бегу один, а весь отряд полег?Но есть любовь… душа горит; слезаВ ответ слезе туманит мне глаза.Привязанностей мало дал мне рок;То были: судно, меч, она и бог.Забыл я бога, бросил он меня:Паша свершает суд его, казня.Мольбой не оскверню его престол,Как трус, что голос в ужасе обрел;Я жив, дышу, мне жребий не тяжел!Меч отдала врагу моя рука,Не стоившая верного клинка.Мой бриг потоплен. Но моя любовь!..Лишь за нее могу молиться вновь!Лишь для нее хотел я жить — и вотЕй сердце гибель друга разобьетИ красоту сотрет… Когда б не тыЯ не встречал ей равной красоты!»
«Ты любишь?.. Это безразлично мне…Теперь, потом ли… Я ведь в стороне…Но все же… любишь! Счастливы сердца,Что преданы друг другу до конца,Что не томятся тайной пустотойБесплодных грез, как я в тиши ночной!»
«Ужель его не любишь ты, Гюльнар,Кому тебя вернул я сквозь пожар?»
«Любить пашу свирепого? О нет!Душа мертва, хоть силилась ответВ себе найти на страсть его… давно…Увы! Любить свободным лишь дано!Ведь я раба, — пусть первая из всех,Счастливой я кажусь среди утех!Вопрос: „Ты любишь?“ — колет, как стилет;Я вся горю, не смея крикнуть „нет!“О! тяжко эту нежность выноситьИ в сердце отвращение гасить,Но горше думать, что не он — другойПо праву б мог владеть моей душой.Возьмет он руку — я не отниму,Но кровь не хлынет к сердцу моему;Отпустит — вяло упадет рука:Коль нет любви — и злоба далека.Целуя, губ он не согреет мне,А вспомнив, корчусь я наедине!Когда б любовь я знала, может быть,Я ненависть могла бы ощутить,А так — все пусто: он уйдет — не жаль.С ним рядом я — а мысль несется вдаль.Боюсь раздумья: ведь во мне оноЛишь отвращенье закрепить должно.Я не женой паши, хоть я горда,Рабыней быть хотела б навсегда.О, если бы его любовь прошла,И, брошена, я б вольною была!Еще вчера я так желать могла.Теперь же с ним хочу быть нежной я,Но лишь затем, чтоб спала цепь твоя,Чтоб жизнь тебе за жизнь мою вернуть,Чтобы открыть тебе к любимой путь,К любви, какой моя не знает грудь.Прощай: рассвет. Хоть дорого плачуНе будешь нынче отдан палачу!»
XV
