Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения
7 сентября 1917
Москва
К обезумевшей
Равномерно уходит дорогаВерстовые мелькают столбы.Но забывшему правду и БогаНе добиться красивой судьбы.
Мы отвергли своих побратимов,Опрокинули совесть и честь.Ядовитыми хлопьями дымовПодойдет достоверная месть.
От весеннего Солнца потокомЗолотые излились лучи.Что ж мы делали в свете широком?Наряжали мы в плесень мечи.
По путям, городам, и деревням,Разбросалась двуликая ложь.С благочестьем порвавшая древним,Ты куда же, к кому же придешь?
Покачнулась в решеньи неправом,Опозорилась алость знамен.И с штыком, от предательства ржавым,Не достигнешь до славы времен.
Затуманенный лес обесчещен,В нем от сглаза не видно ни зги.По стволам выползают из трещинТолько гады, друг другу враги.
К неузнавшему голоса часаПодойдет ужасающий час.И какая есть в слове прикраса,Чтоб зажегся потухший алмаз?
Нам от Севера холод и голод,Изъязвился угрозами Юг.Исполинский наш молот расколот,Приближается бешенство вьюг.
А теперь
Ты любил глядеться в Небо голубое, В зеркале лазурном утопая взглядом,Ты видал там Бога. В час труда, и в бое, Ты себя там видел с светлым Богом рядом.
Не принять умел ты роковые цепи, Смело разбивал их, с злою силой споря.Уходил далеко, за леса, за степи, Доходил в стремленьи до живого Моря.
А теперь? Куда же вековая сила Вся в конец иссякла, мелководьем стала?Не запляшет звонко молот у горнила, Пламя разучилось ткать светло и ало.
И когда подходит час грозы и битвы, И когда на отдых час зовет к усладам,Нет порыва в сердце, нет в душе молитвы, И не Бог с остывшим, Кто-то Темный рядом.
9 сентября
Маятник
Я не сплю, и размеренный маятник, в мрак, Звуковой посылает мне знак.И поет, заключая мгновения в счет, Что минутное все протечет.
Проницая качаньем притихшую тьму, Он сознанью твердит моему: –«Ты ошибся во всем. Твой родимый народ, Он не тот, что мечтал ты. Не тот».
И в глубоком сознаньи я должен молчать, В этом говоре – суд и печать.Не одни только сказки и песни и мед, Сердце полную правду возьмет.
Не принять обвиняющий голос нельзя, Через совесть проходит стезя.И правдивую мысль та тропинка пошлет Через пламя и бурю и лед.
Я любил на заре, я томился весной, Причастился я песни родной.Как случилось, что тот, кто так звонко поет, Так бесчестно свой край предает?
Я от детства любил безрассудный размах Тех, чье сердце отбросило страх.Как же отдан врагу укрепленный оплот, И трусливый лукавит и лжет?
Безконечная ширь. К полосе полоса, Протянулись поля и леса.Но окликни всю Русь. Кличь всю ночь напролет, И на помощь никто не придет.
Там над ямою волчьей ощерился волк, Человек в человеке умолк.И петух скоро в третий уж раз пропоет: – «Твой родной, он не тот. Он не тот».
12 сентября
Химера
Облитая кровью жертв самосуда,Не с млеком, а с ядом взрастившая вымя,На вече народов пришла ты откудаИ в шайке предателей как тебе имя?
На честных немногих толпой нападая,Взамен правосудья принесшая ломы,Комолая, грузно и слепо бодая,Какие еще ты готовишь погромы?
Петух красноперый над мыслью и кровом,Смешенье всех ликов в уродстве зверином, –На зов благочестный ответишь ты ревом,Ты, с бешенством бычьим и с духом ослиным.
Вспоенная кровью, поящая лжами,Ты будешь, как только исполнится мера,В глубокой, тобою же вырытой, яме,Из чада исшедшая, призрак-химера.
19 сентября
Злая масляница
Западни, наветы, волчьи ямы,Многогласен лживый, честный нем.Разве есть еще в России храмы?Верно скоро сроют их совсем.
Подбоченясь, ходит дух горбатый,Говорит: «Смотрите, как я прям».И, забыв сражение, солдатыПо словесным бродят лезвиям.
Ряженый, гуляет темный кто-то,Вслед за ним идут, оскаля рты,Все, кому одна теперь забота: –Сеять злое семя слепоты.
Вырвалось наружу из подпольяПолчища ликующих личин: –Леность, жадность, свара, своеволье,Точат нож, и клин вбивают в клин.
Дьяволы, лихим колдуя сглазом,Напекут блинов нам на сто лет.Разве есть еще в России разум?Разве есть в ночи хоть малый свет?
19 сентября
Я знал
Я знал леса, озера, и долиныКак сон великой истовой страны,В ней были дни, достойные былины,В ней были чары Солнца и Луны.
Я знал поля, желтеющие рожью,Высокий труд, правдивые слова,Я проходил, и видел – к придорожьюВезде склонялась свежая трава.
Я знал людей, их мерные движеньяС теченьем звезд в один слагались лад,В глазах детей светилось отраженьеЦветов полей, и тех, что красят сад.
В смиренных днях дышала святость духа,Свобода самородного ума,И столько песен было чарой слуха,Как будто это пела жизнь сама.
Я знал любовь к таинственному краю,Где жертвы были сладостью сердец,И вот с какой теперь я болью знаю,Что самой яркой сказке есть конец.
Среди своих как быть мне иноверцем?Густая ночь, укрой, спаси от дня,Нельзя дышать, ни жить с пробитым сердцем,Нет больше в мире братьев у меня.
Последняя ткань
Последняя ткань золотого ковра, Последнее зарево осени красной, Пред жертвой, холодной, жестокой, ненастной,Пред вражьей минутой, твердящей: «Пора!»
Ты был светлоликим, недавно, вчера. Весной не расслышав Пасхальное слово, Что сможешь разведать от дня ледяного,С кем будешь, и как, проводить вечера!
23 сентября
Осень
Скрыта вся земля туманами,Наливными, водопьяными, Будет ливень, будет грязь, Меж сердец порвется связь.
Листья, бывшие богатыми,Пали судорожно-смятыми, В жестком ветре чуть жива Помутневшая трава.
За истекшими минутамиГлянуть вьюги, станут лютыми, Все, кто сеял в мире ложь, Встретят в днях седую дрожь.
24 сентября
Снящийся цветок
Я родился в цветущем затишьи деревни, Над ребенком звездилась лазурью сирень,На опушке лесной, светлоюной и древней, И расцвел и отцвел мой младенческий день.
Не отцвел, – лишь, светясь, перешел в перемену, За цветами – цветы, к лепестку – лепесток,Опьяняющий ландыш влюбляет вервену, Васильки словно песнь из лазоревых строк.
На прудах расцветали, белея, купавы, В их прохладные чаши запрятался сон,И качали мечту шелестящие травы, Был расцветом мой полдень сполна обрамлен.
Я позднее ушел в отдаленные страны, Где как сталь под Луной холодеет магей,И цветет булава, ест цветы как тимпаны, Как змеиные пасти ряды орхидей.
Я узнал, что цветы не всегда благочестны, Что в растеньях убийственный помысл глубок.Но в Змеиных Краях мне не цвел неизвестный, Мне приснившийся, снящийся, жуткий цветок.
Лепестковый кошмар, лепестками обильный, Окровавленной чашей раскрылся во сне,А кругом был простор неоглядный и пыльный, И чудовищный рев был подобен волне.
На несчетности душ выдыхает он чары, Захмелевший, тяжелый, разъятый цветок,Чуть дохнет, меднокрасные брызнут пожары, И пролитая кровь – многодымный поток.
Эта сонная быль, чаша полная гуда, Смотрит тысячью глаз и стоит предо мной,Из садов Сатаны к нам восползшее чудо, И как мед там внутри – заразительный гной.
Российская Держава