Антология - Поэзия Латинской Америки
«Я отомстить тебе хотел бы так…»
Я отомстить тебе хотел бы так:Чтобы однажды ты раскрыла книгу — творенье знаменитого поэта —И прочитала в ней вот эти строки, которые писал он для тебя.Но чтоб не знала ты, что — для тебя.
«Внезапно во тьме завизжала сирена…»
Внезапно во тьме завизжала сирена.Бесконечный голос тревоги.Мрачно завыла сиренаПожарной машины, а может быть, санитарной,Белой машины смерти.Этот звук словно крик кобылицы в ночи.Он все ближе и ближе,Он растет и растет и падает,Он растет и растет и падаетИ удаляется,Спиралью вонзаясь в сознанье.Но ни смерть, ни пожар, ничего не случилось.Это проехал Сомоса.
«За монастырем, возле самой дороги…»
За монастырем, возле самой дорогиесть кладбище для отслуживших вещей;почиют там в мире дырявые шины, осколкистекла, черепки от посуды, погнутая проволока,старый пластик, железо ржавое,жесть, опилки, пустые коробки от сигарет,и все они ждут воскрешенья, как мы.
«Слышались выстрелы ночью…»
Слышались выстрелы ночью,Слышалась возле погоста…Кто знает, кого убили, если убили кого-то.Никто ничего не знает…Слышались выстрелы ночью,А почему — неизвестно.
«По этим улицам он проходил…»
По этим улицам он проходил, голодный и рваный,Без единого песо в кармане.Стихи его знали одни лишь поэты, гулящие девки и нищие.Он никогда не бывал за границей,Зато побывал в тюрьме.Нынче он умер.И над могилой его нет надгробья.И все жеВспомните его, когда у вас будут турбины,И мосты из железа, и житницы из серебра,И неподкупные правители.Потому что в поэмах и песнях он очистил народный язык,Тот язык, на котором однажды написаны будут законы,Конституция, торговые договоры и любовные письма.
Рассвет
Перевод В. Столбова
Вот уже петухи запели.Твой пропел, соседка Наталия,И твой тоже пропел, кум Хусто.Поднимайтесь с кроватей, вставайте с циновок!Послышалось мне, что в лесу закричали уже обезьяны.Время огонь раздуть в очаге. И вынести ведра.Свечи зажгите, я видеть хочу ваши лица.Где-то на ранчо залаяла громко собака,И лаем тотчас отозвался мохнатый приятель ее.Время очаг разжигать, соседка Хуана.Тьма загустела, как это обычно бывает перед рассветом.Вставайте-ка Чико и Панчо. Вставайте, ребята!Время седлать жеребца.Время на воду лодку спустить.Сон разлучил нас — ведь каждому снится свое,Но, пробудившись, мы снова едины.Ночь наступает, уводит с собою все тени и страхи.И скоро увидим мы синюю-синюю воду,Землю увидим в цветах и плодовых деревьях, которых в ночи не видать.Вставай ты, Хуан Никарагуа, мачете бери.Немало сорной травы тебе еще выполоть надо.Мачете бери и гитару свою не забудь.Ухала в полночь сова, а около часу — филин кричал.Черной, беззвездной, безлунной была эта ночь.На острове нашем рычали во тьме ягуары.И с берега озера им откликались собратия их.Но уже улетел мрачный покойо, кричавший:«Ходидо! Ходидо!»[217]И скоро каскаль[218], наш горнист, пропоет:«Компаньеро! Компаньера!»От восходящего света тень, как вампир, улетает.Вставайте-ка все! Все, как один, поднимайтесь!(Уже петухи славят зорю.)Да дарует господь вам хорошие дни!
ПАНАМА
РИКАРДО МИРО[219]
Перевод Б. Дубина
Последняя чайка
Колеблясь бахромою покрывала,что ткет закат из облачного дыма,мелькнули чайки и промчались мимок безвестным взморьям за полоской алой.
И только эта тенью запоздалойосиротело и неутомимоныряет в клочьях сумрачных, гониматоской по стае, что уже пропала.
Затеплилась звезда вечероваяи вслед за чайкой, мчащейся далеко,дозором тронулась, не отставая…
Вся жизнь моя: без отдыха и срока,подобно ей, отбившейся от стаи,спешить в ночи дорогой одинокой.
Портобело[220]
Древний Портобело, повесть из гранита,сад воспоминаний! В вещем забытьивековечным лавром, город именитый,дремлют под плющом столетия твои.
Отрешен и полон мысли величавойсон безлюдных улиц, где любая пядь —старины умершей темная печатьи багряный отсвет непомеркшей славы!
Отрешен и полон мысли величавойсон безлюдных улиц, где любая пядь —старины умершей темная печатьи багряный отсвет непомеркшей славы!
Где былые чинность и великолепье,роскоши испанской времена, когдаиз Державы Солнца лебединой цепьюс золотом тянулись гордые суда?
Ныне же, забытый бурею жестокой, —чудом уцелев над бухтой колдовской, —высится обломок черного флагштока,стиснутый в кулак трагической рукой.
О, зубчатый камень стен твоих старинных!Не сдастся року их застывший строй,но теперь лишь птицы, приютясь в руинах,это запустенье оживят порой.
Давней паутиной затканы бойницы;отгремев над морем, батареи спят;ржавым и забытым, им сегодня снитсядолгожданный рокот новых канонад.
По ночам безлунным твой покой унылыйпризраки тревожат смутною толпою,и несется шепот, смешанный с мольбою,а откуда? — бог весть, из какой могилы…
А лишь заиграют в полночь новолуньяперламутр и месяц, как метнется эхомузыки и песен, говора и смехана крыле у бриза по твоей лагуне.
Славный Портобело, древняя твердыня!Ты стоишь цветущим лавром вековым,с бухтою зеркальной говоря понынеобо всем, что вам лишь ведомо двоим.
Что твоей судьбы алей и несказанней,жизни твоей краткой горше и пышней! —городом легенды, и воспоминаний,и любви ты будешь до скончанья дней!
Отчизна
Далекая полоска отеческого края,где солнце горячее и ярче небосвод,—как в крохотной ракушке шумит волна морская,напев твой колыбельный в душе моей живет.
Расставшийся с тобою, к тебе тяну я руки,страшась, что нет обратной дороги кораблю…Не испытав судьбою ниспосланной разлуки,не знал бы я, наверно, что так тебя люблю!
Отчизна — это память… Осколки от былого,все, что в тряпицах горя или любви хранят:дремотный шорох пальмы, напев, звучащий снова,отцветший, опустелый и облетевший сад…
Отчизна — это с детства исхоженные склоны,где что ни день спешил ты петляющей тропойк тем падубам заветным, чьи вековые кроныо временах минувших беседуют с тобой.
Что роскошь здешних башен, где меркнет луч закатана золоченом шпиле в чужой голубизне, —мне нужен ствол корявый, где вырезана дата, —там губ твоих коснулся, там столько снилось мне!
Мои родные башни со стрелкой обветшалой,как я теперь тоскую, про вашу вспомнив медь!Великолепных башен я повидал немало,и столько надо мною колоколов звучало,но кто из них сумел бы, как вы, рыдать и петь?!
Отчизна — это память… Осколки от былого,все, что в тряпицах горя или любви хранят:дремотный шорох пальмы, напев, звучащий снова,отцветший, опустелый и облетевший сад.
Далекая полоска, земля отчизны милой,в тени под нашим стягом ты можешь скрыться вся!Ты так мала, наверно, чтоб грудь тебя вместила,на долгую разлуку с собою унося!
ДЕМЕТРИО КОРСИ[221]
