Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова
Был бы рядом со мной…
Дал бы добрую руку свою…
Мне тоскливо одной
в незнакомом красивом краю.
«Не умею требовать верности…»
Не умею требовать верности:
нету – значит, не заслужила.
Не понимаю ревности,
той, что в руку бы нож вложила.
Не знаю обиды и гнева,
только взглядов боюсь участливых,
только думаю горько:
мне бы
эту улыбку…
Мне бы
эти добрые строки…
Мне бы
этих праздничных глаз сиянье…
Как была бы я счастлива!
«Того, наверно, стою…»
Того, наверно, стою, –
осталось мне одно
кольцо не золотое,
слезами залитое,
как дни мои – темно.
Подарено с любовью,
поругано в тоске…
Ношу его по-вдовьи –
на левой руке.
«Откуда взяла я, что ты существуешь на свете…»
Откуда взяла я, что ты существуешь на свете,
Любовь моя, гордость, испытанный преданный друг?
Глаза обманули? Улыбки покорные эти?
Счастливые встречи? Внезапная ласковость рук?
Откуда взяла, что тебе дорога и нужна я?
Не больше, не больше, чем походя ковшик воды,
не больше, не больше, чем черствая корка ржаная
в зажиточном доме, где ломится стол от еды.
Мне стыдно и страшно от глаз твоих необогретых,
мне больно и горько от слов твоих, ранящих зло,
живем мы с тобою как будто на разных планетах,
и как же случилось, что сердце к тебе приросло?
Откуда взяла я, что ты неотлучно со мною,
что вот позову я – и ты не оставишь в беде?
Ни слова, ни взгляда. Все мертвое, все ледяное.
И я понимаю, что нет тебя в мире нигде…
«Бывало все: и счастье, и печали…»
Бывало все: и счастье, и печали,
и разговоры длинные вдвоем.
Но мы о самом главном промолчали,
а может, и не думали о нем.
Нас разделило смутных дней теченье –
сперва ручей, потом, глядишь, река…
Но долго оставалось ощущенье:
не навсегда, ненадолго, пока…
Давно исчез, уплыл далекий берег,
и нет тебя, и свет в душе погас,
и только я одна еще не верю,
что жизнь навечно разлучила нас.
Сон
Мне все это снилось еще накануне,
в летящем вагоне, где дуло в окно…
Мне виделся город в дыму полнолунья,
совсем незнакомый, любимый давно.
Куда-то я шла переулком мощеным,
в каком-то дворе очутилась потом,
с наружною лестницей
и освещенным
зеленою лампой
чердачным окном.
И дворик, и облик старинного дома –
все было пугающе, страшно знакомо,
и, что-то чудесное вспомнить спеша,
во мне холодела от счастья душа.
А может, все было не так, а иначе,
забыто, придумано…
Будем честны:
что может быть неблагодарней задачи
невнятно и длинно рассказывать сны?
Коснись – и от сна отлетает дыханье,
с мерцающих крыльев слетает пыльца.
И – где оно, где оно? – то полыханье,
которое в снах озаряет сердца?
Но жизнь мне послала нежданную помощь:
я все отыскала – и город, и полночь,
и лестницу ту, и окошко в стене…
Мне память твердила: теперь-то ты
помнишь?
А мне все казалось, что это во сне.
«Там далёко…»
Там далёко,
за холмами синими,
за угрюмой северной рекой,
ты зачем зовешь меня по имени?
Ты откуда взялся?
Кто такой?
Голос твой блуждает темной чащей,
очень тихий,
слышный мне одной,
трогая покорностью щемящей,
ужасая близостью родной.
И душа,
как будто конь стреноженный,
замерла, споткнувшись на бегу,
вслушиваясь жадно и встревоженно
в тишину на дальнем берегу.
«Я бывала в аду…»
Я бывала в аду,
я бывала в раю,
четверть века
искала я душу твою.
Отыскала ее
на такой вышине,
что взгляну я –
и сердце холодеет во мне.
Не затем, что дорога
долга и трудна, –
я готова идти к тебе
тысячу лет…
Только вот, понимаешь ли,
в чем беда, –
лет у меня
нет!
«Ты ее по весне под окошком не сеял…»
Ты ее по весне под окошком не сеял,
не болел за нее, что загубит мороз,
ты ее не растил,
ты ее не лелеял,
полведерка воды для нее не принес.
Ты набрел на нее невзначай,
ненароком,
прошлогоднее счастье
по свету ища,
ты приник к ее веткам –
серебряным, мокрым,
и роса по щекам покатилась, блеща…
Отцветала краса ее, облетала,
к волосам прилипала,
поземкой вилась,
и смеялась черемуха, и трепетала, –
не напрасно цвела,
дождалась! Дождалась!
«Письма я тебе писала…»
Письма я тебе писала
на березовой коре,
в реку быструю бросала
эти письма на заре.
Речка лесом колесила,
подмывала берега…
Как я реченьку просила,
чтобы письма берегла.
Я бросала, не считая,
в воду весточки свои,
чтобы звезды их читали,
чтобы рыбы их читали,
чтоб над ними причитали
сладким плачем
соловьи,
и слезами обливалась,
и росою умывалась,
и тропинкой подымалась
в тихий домик на горе.
– Где бродила-пропадала?
– На реке белье стирала.
– Принесла воды? Достала?
– Ну а как же, – два ведра!
– Что печальна?
– Так, устала.
– Что бледна?
– Крута гора.
«Тебе бы одарить меня…»
