Борис Пастернак - Стихотворения и поэмы
После вьюги
После угомонившейся вьюгиНаступает в округе покой.Я прислушиваюсь на досугеК голосам детворы за рекой.
Я, наверно, неправ, я ошибся,Я ослеп, я лишился ума.Белой женщиной мертвой из гипсаНаземь падает навзничь зима.
Небо сверху любуется лепкойМертвых, крепко придавленных век.Все в снегу: двор и каждая щепка,И на дереве каждый побег.
Лед реки, переезд и платформа,Лес, и рельсы, и насыпь, и ровОтлились в безупречные формыБез неровностей и без углов.
Ночью, сном не успевши забыться,В просветленьи вскочивши с софы,Целый мир уложить на странице,Уместиться в границах строфы.
Как изваяны пни и коряги,И кусты на речном берегу,Море крыш возвести на бумаге,Целый мир, целый город в снегу.
Вакханалия
Город. Зимнее небо.Тьма. Пролеты ворот.У Бориса и ГлебаСвет, и служба идет.Лбы молящихся, ризыИ старух шушуныСвечек пламенем снизуСлабо озарены.А на улице вьюгаВсе смешала в одно,И пробиться друг к другуНикому не дано.В завываньи буранаПотонули: тюрьма,Экскаваторы, краны,Новостройки, дома,Клочья репертуараНа афишном столбеИ деревья бульвараВ серебристой резьбе.И великой эпохиСлед на каждом шагуВ толчее, в суматохе,В метках шин на снегу,В ломке взглядов, симптомахВековых перемен,В наших добрых знакомых,В тучах мачт и антенн,На фасадах, в костюмах,В простоте без прикрас,В разговорах и думах,Умиляющих нас.И в значеньи двоякомЖизни, бедной на взгляд,Но великой под знакомПонесенных утрат.
"Зимы", "Зисы" и "Татры",Сдвинув полосы фар,Подъезжают к театруИ слепят тротуар.
Затерявшись в метели,Перекупщики местОсаждают без целиТеатральный подъезд.
Все идут вереницей,Как сквозь строй алебард,Торопясь протеснитьсяНа "Марию Стюарт".
Молодежь по запискеДобывает билетИ великой артисткеШлет горячий привет.За дверьми еще драка,А уж средь темнотыВырастают из мракаДекораций холсты.
Словно выбежав с танцевИ покинув их круг,Королева шотландцевПоявляется вдруг.
Все в ней жизнь, все свобода,И в груди колотье,И тюремные сводыНе сломили ее.
Стрекозою такоюРодила ее матьРанить сердце мужское,Женской лаской пленять.
И за это быть, может,Как огонь горяча,Дочка голову сложитПод рукой палача.
В юбке пепельно-сизойСела с краю за стол.Рампа яркая снизуЛьет ей свет на подол.
Нипочем вертихвосткеПохождений угар,И стихи, и подмостки,И Париж, и Ронсар.
К смерти приговоренной,Что ей пища и кров,Рвы, форты, бастионы,Пламя рефлекторов?Но конец героиниДо скончанья временБудет славой отнынеИ молвой окружен.То же бешенство риска,Та же радость и больСлили роль и артистку,И артистку и роль.Словно буйство премьершиЧерез столько вековПомогает умершейУбежать из оков.Сколько надо отваги,Чтоб играть на века,Как играют овраги,Как играет река,Как играют алмазы,Как играет вино,Как играть без отказаИногда суждено,Как игралось подросткуНа народе простомВ белом платье в полоскуИ с косою жгутом.И опять мы в метели,А она все метет,И в церковном приделеСвет, и служба идет.Где-то зимнее небо,Проходные дворы,И окно ширпотребаПод горой мишуры.Где-то пир. Где-то пьянка.Именинный кутеж.Мехом вверх, наизнанкуСвален ворох одеж.Двери с лестницы в сени,Смех и мнений обмен.Три корзины сирени.Ледяной цикламен.
По соседству в столовойЗелень, горы икры,В сервировке лиловойСемга, сельди, сыры,
И хрустенье салфеток,И приправ острота,И вино всех расцветок,И всех водок сорта.
И под говор стоустыйЛюстра топит в лучахПлечи, спины и бюсты,И сережки в ушах.
И смертельней картечиЭти линии рта,Этих рук бессердечье,Этих губ доброта.
И на эти-то диваГлядя, как маниак,Кто-то пьет молчаливоДо рассвета коньяк.
Уж над ним межеумкиПроливают слезу.На шестнадцатой рюмкеНи в одном он глазу.
За собою упрочивПраво зваться немым,Он средь женщин находчив,Средь мужчин нелюдим.
В третий раз разведенецИ дожив до седин,Жизнь своих современницОправдал он один.
Дар подруг и товарокОн пустил в оборотИ вернул им в подарокЦелый мир в свой черед.
Но для первой же юбкиОн порвет повода,И какие поступкиСовершит он тогда!Средь гостей танцовщицаПомирает с тоски.Он с ней рядом садится,Это ведь двойники.
Эта тоже открытоМожет лечь на ураКоролевой без свитыПод удар топора.И свою королевуОн на лестничный ходОт печей перегреваОсвежиться ведет.Хорошо хризантемеСтыть на стуже в цвету.Но назад уже времяВ духоту, в тесноту.С табаком в чайных чашкахВесь в окурках буфет.Стол в конфетных бумажках.Наступает рассвет.И своей балерине,Перетянутой так,Точно стан на пружине,Он шнурует башмак.Между ними особыйРаспорядок с утра,И теперь они обаТочно брат и сестра.Перед нею в гостинойНе встает он с колен.На дела их картиныСмотрят строго со стен.Впрочем, что им, бесстыжим,Жалость, совесть и страхПред живым чернокнижьемВ их горячих руках?Море им по колено,И в безумьи своемИм дороже вселеннойМиг короткий вдвоем.Цветы ночные утром спят,Не прошибает их поливка,Хоть выкати на них ушат.В ушах у них два-три обрывкаТого, что тридцать раз подрядПел телефонный аппарат.Так спят цветы садовых грядВ плену своих ночных фантазий.Они не помнят безобразья,Творившегося час назад.
Состав земли не знает грязи.Все очищает аромат,Который льет без всякой связиДесяток роз в стеклянной вазе.Прошло ночное торжество.Забыты шутки и проделки.На кухне вымыты тарелки.Никто не помнит ничего.
За поворотом
Насторожившись, начекуУ входа в чащу,Щебечет птичка на сукуЛегко, маняще.
Она щебечет и поетВ преддверьи бора,Как бы оберегая входВ лесные норы.
Под нею сучья, бурелом,Над нею тучи,В лесном овраге за угломКлючи и кручи.
Нагроможденьем пней, колодЛежит валежник.В воде и холоде болотЦветет подснежник.
А птичка верит, как в зарок,В свои руладыИ не пускает за порогКого не надо.За поворотом, в глубинеЛесного лога,Готово будущее мнеВерней залога.
Его уже не втянешь в спорИ не заластишь.Оно распахнуто, как бор,Все вглубь, все настежь.
Все сбылось
Дороги превратились в кашу.Я пробираюсь в стороне.Я с глиной лед, как тесто квашу,Плетусь по жидкой размазне.
Крикливо пролетает сойкаПустующим березняком.Как неготовая постройка,Он высится порожняком.Я вижу сквозь его пролетыВсю будущую жизнь насквозь.Все до мельчайшей доли сотойВ ней оправдалось и сбылось.Я в лес вхожу, и мне не к спеху.Пластами оседает наст.Как птице, мне ответит эхо,Мне целый мир дорогу даст.Среди размокшего суглинка,Где обнажился голый грунт,Щебечет птичка под сурдинкуС пробелом в несколько секунд.Как музыкальную шкатулку,Ее подслушивает лес,Подхватывает голос гулкоИ долго ждет, чтоб звук исчез.Тогда я слышу, как верст за пять,У дальних землемерных вехХрустят шаги, с деревьев капитИ шлепается снег со стрех.Пахота
Что сталось с местностью всегдашней?С земли и неба стерта грань.Как клетки шашечницы, пашниРаскинулись, куда ни глянь.Пробороненные просторыТак гладко улеглись вдали,Как будто выровняли горыИли равнину подмели.И в те же дни единым духомДеревья по краям бороздЗазеленели первым пухомИ выпрямились во весь рост.И ни соринки в новых кленах,И в мире красок чище нет,Чем цвет берез светло-зеленыхИ светло-серых пашен цвет.
Поездка