Семен Липкин - Большая книга стихов
1988
В КОВЧЕГЕ
Просило чье-то жалостное сердце,Чтобы впустили и меня в ковчег.Когда захлопнулась за мною дверцаИ мы устраивались на ночлег,Забыл я, кто я: отпрыск иноверцаИль всем знакомый здешний человек?
Лицо мне щекотало тело львицы,Я разглядеть не мог других людей.Свистя, вертелись надо мною птицы,То черный дрозд, то серый соловей.Я понимал, что нет воде границыИ что потоп есть Дождь и вождь Дождей.
Я также понимал, что наши душиОстались там, в пространстве мировом,Что нам теперь уже не надо суши,Что радость есть в движенье круговом,А за бортом вода все глуше, глуше,Все медленней, но мы плывем, плывем…
1988
"В слишком кратких сообщеньях ТАССа…"
* * *В слишком кратких сообщеньях ТАССаСлышу я возвышенную стольМузыку безумья КомитасаИ камней базальтовую боль.
Если Бог обрек народ на муки,Значит, Он с народом говорит,И сливаются в беседе звукиГеноцид и Сумгаит.
1988
"Устал я от речей…"
* * *Устал я от речейИ перестану скороБыть мерою вещейПо слову Протагора.
Устал я от себя,От существа такого,Что, суть свою рубя,В себе растит другого.
Нет, быть хочу я мнойИ так себя возвысить,Чтоб, кончив путь земной,Лишь от себя зависеть.
1988
ВОСПОМИНАНИЕ
Райский сад не вспоминает,Просто дышит и поет,Будущего он не знает,Прошлого не сознает,
И лишь наша жизнь земнаяДумает о неземном,И, быть может, больше раяПамять смутная о нем.
1988
КАВКАЗ
Я видел облака папахНа головах вершин,Где воздух кизяком пропах,А родником — кувшин.
Я видел сакли без людей,Людей в чужом жилье,И мне уже немного днейОсталось на земле.
Но преступление и ложь,Я видел, входят в мирС той легкостью, с какою ножВ овечий входит сыр.
1988
МАЙСКАЯ НОЧЬ В ЛЕСУ
Какая ночь в лесу настала,Какой фонарь луна зажгла,Иль это живопись Шагала —Таинственная каббала?
А что творится с той полянкой,Где контур сросшихся берез, —Как будто пред самаритянкойСклонился с просьбою Христос.
О как понять мне эти знаки,И огласовки, и цифирь,Когда в душистом полумракеЛикует птичий богатырь.
Он маленький, почти бесцветный,И не блестящ его полет,Но гениально неприметный,Он так поет, он так поет…
1988
ИСТОРИК
Бумаг сказитель не читает,Не ищет он черновиков,Он с былью небыль сочетаетИ с путаницею веков.
Поет он о событьях бранных,И под рукой дрожит струна…А ты трудись в тиши, в спецхранах,Вникай пытливо в письмена,
И как бы ни был опыт горек,Не смей в молчанье каменеть:Мы слушаем тебя, историк,Чтоб знать, что с нами будет впредь.
1988
ЗАМЕТКИ О ПРОЗЕ
Как юности луна двурогая,Как золотой закат Подстепья,Мне Бунина сияет строгоеСловесное великолепье.
Как жажда дня неутоленного,Как сплав пожара и тумана,Искрясь, восходит речь ПлатоноваНа Божий свет из котлована.
Как боль, что всею сутью познана,Как миг предсмертный в душегубке,Приказывает слово ГроссманаТворить не рифмы, а поступки,
Как будто кедрача упрямого,Вечнозеленое, живоеМне слово видится Шаламова —Над снегом вздыбленная хвоя.
1988
"Бык сотворен для пашни…"
* * *Бык сотворен для пашни,Для слуха — соловей,А камень — тот для башни,А песня — для людей.
Для нас поет и нива,Чья дума высока,И над рекою ива,Да и сама река,
И море, где сиренойОбманут мореход,И горе всей вселеннойПо-русски нам поет.
1988
НЕОПАЛИМОВСКАЯ БЫЛЬ
Как с Плющихи свернешь, — в переулке,Словно в старой шкатулке,
Три монахини шьют покрывалаВ коммуналке подвала.
На себе-то одежа плохая,На трубе-то другая.
Так трудились они для артелиИ церковное пели.
Ладно-хорошо.С бельэтажа снесешь им, вздыхая,
Колбасы, пачку чая,В самовар огонечку прибавят,
Чашки-блюдца расставят,Дуют-пьют, дуют-пьют, все из блюдца,
И чудесно смеются:"С полтора понедельника, малость,
Доживать нам осталось.Скоро Пасха-то. — Правильно, Глаша,
Скоро ихня да наша".Ладно-хорошо.
Мальчик жил у нас, был пионером,А отец — инженером.
Мягкий, робкий, пригожий при этом,Хоть немного с приветом:
Знать, недуг испытал он тяжелыйВ раннем детстве, до школы.
Он в метро до Дзержинской добралсяИ попасть постарался,
Доложил: "Я хочу, чтоб вы знали:Три монашки в подвале
Распевают, молитвы читаютИ о Боге болтают".
А начальник: "Фамилия? Клячин?Хитрый враг будет схвачен!
Подрастешь — вот и примем в чекисты,Да получше учись ты".
Трех, за то что терпели и пели,Взяли ночью, в апреле.
Три души, отдохнув, улетелиК солнцу вербной недели…
Для меня, вероятно, у БогаДней осталось немного.
Вот и выберу я самый тихий,Добреду до Плющихи.
Я сверну в переулок знакомый.Нет соседей. Нет дома.
Но стоят предо мною живыеЕвдокия, Мария,
Третья, та, что постарше, — Глафира,Да вкусят они мира.
Ладно-хорошо.
1988
АНГЕЛ ТРЕТИЙ
Водопад вопит из раны,Вся река красна у брега,Камни древние багряныВозле мертвого ковчега.
Внемля воплям и безмолвью,На распахнутом рассветеНад страною чашу с кровьюОпрокинул ангел третий.
1989
БЕГСТВО ИЗ ОДЕССЫ
В нем вспыхнул снова дух бродяжеский,Когда в сумятице ночной,Взяв саквояж, спешил по КняжескойВдвоем с невенчанной женой.
Обезображена, поругана,Чужой становится земля,А там, внизу, дрожат испуганноОгни домов и корабля.
Еще друзья не фарисействуют,Но пролагается черта,Чека пока еще не действуетУ Сабанеева моста.
И замечает глаз приметливыйДымок, гонимый ветром с крыш,И знает: будут неприветливыСтамбул, София и Париж.
Нельзя обдумывать заранееСобытья предстоящих лет,Но озарит его в изгнанииДороги русской скорбный свет.
1989
1919
Разбит наш город на две части,На Дерибасовской патруль,У Дуварджоглу пахнут сластиИ нервничают обе власти.Мне восемь лет. Горит июль.
Еще прекрасен этот городИ нежно светится собор,Но будет холод, будет голод,И ангелам наперекорМир детства будет перемолот.
1989
