Семен Липкин - Большая книга стихов
1987
НОВЫЙ ИЕРУСАЛИМ
Как прекрасен, о Господи,Твой Новый Иерусалим!Река стягивает его станБлистающим кушаком,Конец которого под висячим мостом уходитДалеко, быть может, за Ливан.Более ровно его окружаетОборонительный пояс,И на могучей, родной, славянской зареВавилонская мотопехотаКружится в своих металлическихИзящных, самодвижущихся повозках.
Как чиста подмосковная даль,Как прекрасна высокого плачаБерезовая стена.Ты собрал, о Господи, людей полевых,Ремесленных, посадских людей,И внушив им догадку построитьНовый Иерусалим на Истре,Ты видел перед Собою,Ты, который видишь все, а сам никому не виден,Старинный далекий городС пророками и царями,С храмом и виноградниками,Видел и Себя Самого,Въезжающего в этот город по узкой,Азиатской пыльной дороге,На тихом, ласковом ослике,И как там,Ты разбил жителей Нового ГрадаНа колена.Вот колено сосен — пастырей духовных,Колено елей-звездочетов,Колено дубов — воинов бронегрудых,Колено трав полевых бессильных,Колено трав полевых целебных,Колено цветов — знатных прихожан,Колено цветов — безвестных тружеников,Колено бабочек — щеголих,Колено волков — серых видений Каина,Колено ланей, чье изображенье — на Твоей книге,Колено волов, бездумно жующих своих соплеменниковТраву и цветов-смиренников,Колено птиц, которым Ты присвоилКрылья серафимов,И колено птиц,Которых Ты щедро наградилСеребряными шекелямиСвоей несравненной гортани.
А там, за антеннами,Над кровлями с детства запуганных людей, —Там в самом деле коровник?Там в самом деле колхозный амбар?Там в самом деле здание сельсовета?Там в самом деле котельнаяДома отдыха фарисеев?Разве там — вдали — под перистыми облакамиНе высится недавно отстроенныйХрам Нового Иерусалима,Храм, возведенный нашими окованными руками?Как прекрасно, о Господи,Созданное Твоими работниками,Даже музей, в котором болтают,И никто не молится Твоему образу.И, может быть, даже колено,Которого не знал старый Иерусалим,Пьяное, сплошь плоть, сплошь прах,Тоже может стать прекрасным,Если Ты вдохнешь в него душу и простишь его…Не кровосмесительным, наговорнымЗлым зельем чернокнижников,А чистой, целомудренной кровью зариНапоены облака, и река, и вода родника,И широка, широка заряНад Новым Иерусалимом.
1987
"Когда мне в городе родном…"
* * *Когда мне в городе родном,В Успенской церкви, за углом,Явилась ты в году двадцатом,Почудилось, что ты пришлаИз украинского селаС ребенком, в голоде зачатом.
Когда царицей золотойТы воссияла красотойНа стеклах Шартрского собора,Глядел я на твои чертыИ думал: понимала ль ты,Что сын твой распят будет скоро?
Когда Казанскою была,По Озеру не уплыла,Где сталкивался лед с волнами,А над Невою фронтовойВы оба — ты и мальчик твой —Блокадный хлеб делили с нами.
Когда Сикстинскою была,Казалось нам, что два крылаЕсть у тебя, незримых людям,И ты навстречу нам летишь,И свой полет не прекратишь,Пока мы есть, пока мы будем.
1987
НИЩИЕ В ДВАДЦАТЬ ВТОРОМ
Капоры белиц накрахмалены,Лица у черниц опечалены,Побрели богомолки.Помолиться — так нет иконочки,Удавиться — так нет веревочки,Только елей иголки.
Отгремели битвы гражданские,Богатеют избы крестьянские,Вдоволь всяческой пищи.Только церковка заколочена,Будто Русь — не Господня вотчина,А нечистых жилище.
Зеленеют елей иголочки,Побираются богомолочки,Где дадут, где прогонят,И стареют белицы смолоду,Умирают черницы с голоду, —Сестры в поле хоронят.
1987
БУРЯ
В начале августа прошлаБольшая буря под МосквоюИ тело каждого стволаЛомала с хвоей и листвою.
Кружась под тучей грозовой,Одна-единственная птицаДержалась к буре головой,Чтоб не упасть, не расшибиться.
Свалилась на дорогу ель,И над убитым мальчуганомСто океанов, сто земельВзревели темным ураганом.
Малыш, за чей-то давний грех,Как агнец, в жертву принесенный,Лежал, сокрытый ото всех,Ничьей молитвой не спасенный.
Заката неподвижный круг,Еще вчера спокойный, летний,Сгорел — и нам явились вдругПоследний день и Суд последний.
Мы понимали: этот судВершится вдумчиво и скоро,И, зная — слезы не спасут,Всю ночь мы ждали приговора.
А утром солнышко взошло,Не очень яркое сначала,И милостивое теплоНадеждой светлою дышало.
Зажглась и ранняя звездаНад недоверчивым безлюдьем,Но гул последнего СудаМы не забудем, не забудем.
1987
ТУМАН
Лес удивляется белесой полосе,А мир становится безмерней:Как будто пахтанье, густеет на шоссеТуман поздневечерний.
Врезаемся в него, не зная, что нас ждетЗа каждым поворотом чудо.Сейчас нам преградит дорогу небосводС вопросом: — Вы откуда?
А я подумаю, что эта колеяБесплотней воздуха и влаги:Она низринута с горы сверхбытияВ болота и овраги.
1988
ИРИСЫ
Деревня длится над оврагом,Нет на пути помех,Но вверх взбираюсь тихим шагом,Мешает рыхлый снег.
Зимою жителей немного,Стучишь — безмолвен дом,И даже ирисы Ван ГогаЗамерзли над прудом.
А летом долго не темнело,Все пело допоздна,Все зеленело, все звенело,Пьянело без вина.
Вновь будет зимняя дорога,Но в снежной тишинеВсе ж будут ирисы Ван ГогаЦвести на полотне.
1988
"Шумит река, в ее одноголосье…"
* * *Шумит река, в ее одноголосье —Загадка вековая, кочевая.Из темной чащи выбегают лоси,Автомашин пугаясь — и пугая.
И голос, кличем пращуров звучащий,И лес по обе стороны дороги,И мы посередине темной чащи,И наши многодумные тревоги,
И лоси, вдруг возникшие, как чудо,С глазами, словно звезды Вавилона, —Мы здесь навек. Мы не уйдем отсюда.Земля нам не могила здесь, а лоно.
1988
СТЕНЫ НОВОГО ИЕРУСАЛИМА
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
ГумилевСтены Нового ИерусалимаНе дворцы и скипетры царей,Не холопье золото ливрей,Не музейных теток разговоры,Не церквей замшелые подпоры,Не развалины монастырей,А лесов зеленые соборы,А за проволокою просторыКонцентрационных лагерей,Никому не слышные укорыИ ночные слезы матерей.
1988
В КОВЧЕГЕ
Просило чье-то жалостное сердце,Чтобы впустили и меня в ковчег.Когда захлопнулась за мною дверцаИ мы устраивались на ночлег,Забыл я, кто я: отпрыск иноверцаИль всем знакомый здешний человек?
Лицо мне щекотало тело львицы,Я разглядеть не мог других людей.Свистя, вертелись надо мною птицы,То черный дрозд, то серый соловей.Я понимал, что нет воде границыИ что потоп есть Дождь и вождь Дождей.
Я также понимал, что наши душиОстались там, в пространстве мировом,Что нам теперь уже не надо суши,Что радость есть в движенье круговом,А за бортом вода все глуше, глуше,Все медленней, но мы плывем, плывем…
1988
