Дмитрий Мережковский - Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая
1934
Париж
«Dancing girl»[84]
I. «Это бред. Это сон. Это снится…»
Это бред. Это сон. Это снится…Это прошлого сладкий дурман.Это Юности Белая Птица,Улетевшая в серый туман.
Вы в гимназии. Церковь. Суббота.Хор так звонко-весенне поет…Вы уже влюблены, и кого-тоВаше сердце взволнованно ждет.
И когда золотые лампадыКто-то гасит усталой рукой,От высокой церковной оградыОн один провожает домой.
И весной и любовью волнуем,Ваши руки холодные жмет.О как сладко отдать поцелуямСвой застенчивый девичий рот.
А потом — у разлапистой ели,Убежав с бокового крыльца,С ним качаться в саду на качелиБез конца, без конца, без конца…
Это бред… Это сон… Это снится…Это юности сладкий обман,Это лучшая в книге страница,Начинавшая жизни роман.
II. «Дни бегут все быстрей и короче…»
Дни бегут все быстрей и короче,И уже в кабаках пятый годС иностранцами целые ночиВы танцуете пьяный фокстрот.
Беспокойные жадные рукиИ насмешка презрительных губ,А оркестром раздавлены — звукиВыползают, как змеи из труб…
В барабан свое сердце засунуть!..Пусть его растерзает фокстрот!..О как бешено хочется плюнутьВ этот нагло смеющийся рот!..
И под дикий напев людоедов,С деревянною маской лица,Вы качаетесь в ритме соседаБез конца, без конца, без конца…
Это бред. Это сон. Это снится,Это чей-то жестокий обман.Это Вам подменили страницыИ испортили нежный роман.
1937
Yang-Tze-Kiang
Великая Голубая Река
Китай
Китай
Над Желтой рекою — незрячее белое небо…Дрожат паруса — крылья ветром расстрелянных птиц,И коршун летит… и, наверное, думает: «Где быУкрыться от этого зноя, от этой тоски без границ».
Да — этой тоски неживого былого Китая,Тоски Императоров, Мертвых Династий и сил,Уснувших Богов, и безлюдья от края до края,Где дремлют века у подножий Великих Могил.
А в пустых городах, — закаленные в мудром Талмуде, —Терпеливо торгуют евреи, снуют англичане спеша,Итальянцы и немцы и разные белые люди —Покорители Мира, купцы и ловцы барыша.
Но в расщелинах глаз, но в покорной улыбке КитаяДремлют тихие змеи и молнии дальних зарниц,И когда-нибудь грянет гроза, и застонет земля, сотрясаяВековое безмолвье Великих Священных Гробниц.
1938
Шанхай
Вознесенный над желтой рекой полусонною,Город — улей москитов, термитов и пчел,Я судьбу его знаю, сквозь маску бетоннуюЯ ее, как раскрытую книгу, прочел.
Это Колосс Родосский на глиняном цоколе,Это в зыбком болоте увязший кабан,И великие ламы торжественно проклялиЧужеземных богов его горький обман.
Победителей будут судить побежденные,И замкнется возмездия круг роковой,И об этом давно вопиют прокаженные,Догнивая у ног его смрадной толпой.
Вот хохочут трамваи, топочут автобусы,Голосят амбулансы, боясь умереть…А в ночи фонарей раскаленные глобусыДа назойливо хнычет китайская медь.
И бегут и бегут сумасшедшие роботы,И рабы волокут в колесницах рабов,Воют мамонты, взвив разъяренные хоботы,Пожирая лебедками чрева судов.
А в больших ресторанах меню — как евангелия,Повара — как епископы, джаза алтарьИ бесплотно скользящие женщины-ангелы —В легковейные ткани одетая тварь.
Непорочные девы, зачавшие в дьяволе,Прижимают к мужчинам усохшую грудь,Извиваясь, взвиваясь, свиваясь и плавая,Истекают блаженством последних минут.
А усталые тросы надорванных мускуловВсе влекут и влекут непомерную кладь…И как будто все это знакомое, русское,Что забыто давно и вернулось опять.
То ли это колодников гонят конвойные,То ли это идут бечевой бурлаки…А над ними и солнце такое же знойное,На чужом языке — та же песня тоски!
Знаю: будет сметен этот город неоновыйС золотых плоскогорий идущей ордой,Ибо Божеский, праведный суд СоломоновыйНависает, как меч, над его головой.
19 сентября 1939
Шанхай
Михаил Кантор
«Не жди от утра просветленья…»
Не жди от утра просветленья,Не жди от вечера забвенья,Не жди от долгой ночи сна.Не жди от молодости рвенья,Не жди от старости смиренья — Пей чашу горькую до дна.
Нас стерегут везде препоны,Неумолимые законыИ непосильные труды.Ни раболепные поклоны,Ни чудотворные иконы Не отвратят нас от беды.
Не верь словам, молитвам, думам,Глуши вином, работой, шумомСвой страх, готовясь умереть.Или в молчании угрюмом,Как бедуин перед самумом, Плащом накрывшись, гибель встреть.
«Мне с людьми не по дороге…»
Мне с людьми не по дороге(Хоть признаться в том нельзя).Волочу насилу ноги,И крута моя стезя.
Память, спутник мой печальный,Я ль, скажи, тебя призвалРазделить со мной прощальный,Смежный с пропастью привал?
Иль без зова налетелоТучей прошлое мое,Как на стынущее телоНалетает воронье?
«Как легко, уносясь в высоту…»
Как легко, уносясь в высотуРозовеющей дымкой тумана,Как легко позабыть на летуВековечный закон океана.
Охлаждаясь, не жалей О бесплотности вчерашней: Чем полет твой был бесстрашней, Тем падение страшней.
Может быть, возвращаясь домойМелкой каплей, дрожащей от боли,Ты уже на пороге иной,Безымянной, но радостной доли.
«Так, не построив ничего…»
Так, не построив ничего —Ни теоремы, ни лачуги,Труд превративши в баловствоИ промотав свои досуги,Плетусь протоптанной тропойИ замечаю вдруг, что в чащеОна теряется глухой,Непроницаемой, грозящей.
«Каждый день в неведомые страны…»
Каждый день в неведомые страныМедленно уходят корабли,Покидая берег наш туманный,Забывая дикий шум земли.
О, я знаю (я ведь не мечтатель,Не поэт, меня не обмануть),Что не царь заморский, а стяжательСнарядил суда в далекий путь.
Знаю, не к Аркадии блаженнойДержит курс угрюмый рулевой,Не о чаше Грааля священнойГоворят матросы меж собой.
Так… но все же что-то обещаетМне надрывный, трепетный гудок,И потом слежу, как тает, таетВ бледном небе тоненький дымок.
«Непонятный пейзаж: это может быть море и дюны…»
Непонятный пейзаж: это может быть море и дюны,Или просто зигзаги построенных наспех домов?Непонятное время: кочуют за холмами гунныИль моторы несутся под рев безобразный гудков?
Стрелка компаса бьется, и кормчих растеряны взоры,Исчезают светила, за тучами скрыться спеша.Кто же друг и кто недруг? Рука не находит опоры,И себя не находит в смятеньи всеобщем душа.
«Зачем, зачем сомнительным весам…»
Зачем, зачем сомнительным весамДоверили мы спор, лишенный смысла?Колеблется коварно коромыслоИ мир вотще взывает к небесам.
Пылают, содрогаясь, города,И смерть в полях снопы из трупов вяжет.Бог правду видит, да не скоро скажет,А может быть, не скажет никогда.
«Как и ты, я не знаю, какие нас ждут испытанья…»
