Семен Липкин - Большая книга стихов

1984

В ЦАРСТВЕ ФЛОРЫ

В стране деревьев и цветов лесныхЯ думаю о существах иных.

Я думаю о близких существах,Осмысленных в цветах и деревах.

Мне кажется, что легкая сосна —Та девочка, чья южная весна

Пролепетала в отроческий часМне первый и пленительный отказ.

Мне кажется: акация, как мать,Откинула серебряную прядь,

И говорят мне белые цветы:"Все правильно, мой мальчик, сделал ты".

Я вижу старый искривленный дуб.Рисунок узнаю отцовских губ.

Еще мгновенье — он уйдет во тьму,Сейчас не хватит воздуха ему.

А кто стоит среди кустов и трав,А сам, как лес, как целый лес, кудряв?

И ствол его, до самой купиныОбугленный дыханием войны,

Навеки, прочно в эту землю врос,Ничто ему ни вьюга, ни мороз,

Всегда во мне, поныне с давних пор,Исследующий, требующий взор.

Одетое душистою листвой,Мне деревце кивает головой,

И я на голос двигаюсь ольхи,Читающей безумные стихи,

И жаром араратского огняДва разных глаза веют на меня.

1984

В КАЛМЫЦКОЙ СТЕПИ

1. ДНЕМ

В долине плоской, как доска,Чернеют овцы и собаки —Начертанные кем-то знакиНеведомого языка.

Песок и солнце жгут их колко,А я пытаюсь их прочесть,Забыв про шифер и про жестьСтепного пыльного поселка.

Вдруг клинописному письмуИ я сумею научиться,Но смысл, который в нем таится,Я не открою никому.

2. НОЧЬЮ

О степь калмыцкая с двоякойСубстанцией ночной,Когда братаются два мрака:Воздушный и степной.

Здесь образ неба так нагляден,Как будто степь видна,В нем столько же бугров и впадин,Как у степного дна.

Здесь понял я, что мир загробныйЗемным стезям сродни,Здесь звездам — редкие — подобныСтепных жилищ огни.

Здесь видел я, как вспыхнул разумНебесной чистотыВ том желтоскулом, узкоглазом,Который гнал гурты.

1984

ПТИЦА

Посвист осенний во мгле — Кудеяр-атаманКличет своих сотоварищей хищных, когтистых,Движется лес, приближается к дому туман,Пряча в себе очертанья деревьев безлистых.

Птица в окно ударяет, стучится в стекло,Форточку я отворяю, и птица влетает,Ей хорошо на ладонях моих, ей тепло,Умные черные глазки от счастья блистают.

Ей хорошо в домовитом, нагретом углу,Крыльям бессильным нужна этих бревен ограда.Страшно вернуться назад, в ястребиную мглу,Воля страшна, потому что ей воли не надо.

1984

ОТРАЖЕНИЕ

Вовек не ведавшая груза,Чуть холодна, но не строга,Как властно и спокойно РузаРазъединяет берега.

Стоят колодезные срубы,С ней не забывшие родства,Над ней — столетних фабрик трубы,Тысячелетние слова.

Ее обманчивая милостьЕсть в ощущении моем,Что ничего не изменилосьВ краю негромком и родном,

Что я, сегодня отраженный,В ней вижу гордое вчера,Что я стою над ней, рожденныйДля битвы, жертвы и добра.

1984

"Присягаю песенке пастушьей…"

Присягаю песенке пастушьейОколо зеленого холма,Потому что говорит мне: "СлушайОтзвуки Давидова псалма".

Присягаю выспреннему слогу,Потому что по земле идуВ том саду, где Бог молился Богу,И цветы сияют в том саду.

Присягаю ночи заполярной,Движущейся, может быть, ко мне,Потому что вижу свет нетварныйВ каждом пробуждающемся дне.

1984

ОСВЕЩЕННЫЕ ОКНА

Поздней ночью проснусь — ужаснусь:Тьму в окне быстрый ветер косматит,Все, чего я душой ни коснусь,Однотонно меня виноватит.

То ли речи дождя мне слышныВ шуме желтых осенних лохмотьев?Два окна, как две жгучих вины,Зажигаются в доме напротив.

Выше — юности глупой вина,Ниже — та, что пришла с лихолетьем,И горят в черноте два окнаНа шестом этаже и на третьем.

1984

ПРАВДА

Рядится правда, нам сверкаяТо остромысленным пером,То побасёнкой попугая,То старой притчи серебром.

То выкажет свою натуруИз-под дурацких колпаков,А то по молодости, сдуру,Сболтнет нам сорок сороков.

Но лучше всякого глаголаХитроискусной суетыУсталый облик правды голой,Не сознающей наготы.

1984

"Ужели красок нужен табор…"

Ужели красок нужен табор,Словесный карнавал затей?Эпитетов или метафорИскать ли горстку поновей?

О, если бы строки четыреЯ в завершительные дниТак написал, чтоб в страшном миреМолитвой сделались они,

Чтоб их священник в нищем храмеСказал седым и молодым,А те устами и сердцамиИх повторяли вслед за ним…

1984

ПАМЯТНИК СТАРИНЫ

Надвратная церковь грязна, хоть бела,На стенах собора — приметы ремонта,А вспомни, как травка здесь кротко цвела,Звенели в три яруса колоколаИ день откликался на зов Ферапонта.

А вспомни, как двигались на монастырьСвирепость ордынца и жадность литвина,Но слушала вся подмосковная ширь,Как пастырь настраивал чутко псалтырь,И ей подпевали река и долина.

Все вынесли стены — и язву, и мор,И ор петушиный двенадцати ратей,Но свой оказался острее топор, —Стал пуст монастырь и замолкнул собор,Не шепчет молитв и не хочет проклятий.

Зачем ремонтируют? Будет музей?Займут помещенье под фабрику кукол?Сюда не идет на поклон мукосей,И свой оказался чужого грозней, —Хмель вытравил душу иль дьявол попутал?

Когда поднимается утром туманИль красит закат полосу горизонта,Ревет над рекой репродуктор-горланИ отклика нет у заречных крестьянНа зов Ферапонта, на зов Ферапонта.

1984

ВОЗЛЕ МИНСКА

И. И. Ром-Лебедеву

Возле Минска, в свете полнолунья,На краю лесного полустанка,Поводила бедрами плясунья,Пестрая красавица цыганка.

Танцевала в длинной красной юбке,Хрипло пела в длинной желтой шали,И за неименьем душегубки,Немцы не душили — убивали.

Там стрельба поляну сотрясала,Ржали кони, и кричали люди,А цыганка пела и плясала,И под шалью вздрагивали груди.

Громкий ужас древнего кочевья,Молодые, старики и детиПадали на землю, как деревья,А над ними — песнь седых столетий.

Темная земля в крови намокла,Нелюдь слушала, стреляла, злилась,Наконец и девушка замолклаИ на лошадь мертвую свалилась.

Сохранили и дубы, и вязыОборвавшуюся песнь цыганки,И от них услышал я рассказыПро погибель кочевой стоянки.

1984

ЛЕСНОЙ УГОЛОК

Здесь холмик перерезанПодрубленным стволом.Ручей пропах железом,Как человек — теплом.

Как полотенце, мокнетШоссе, прибита пыль,Вот-вот в ветвях зацокнетСоловушка-бобыль.

Не каждому приятенСей беспредельный лес,Да и не всем понятенЕго удельный вес.

Здесь и трава, и всхолмье,И дикий блеск воды, —Не темное бездомье,А свет всея звезды.

А если глубже вникнуть,То в прели и в грязиЗдесь может свет возникнутьВсея моей Руси.

1984