Семен Липкин - Большая книга стихов
01.08.1983
МУЗЫКА
В иной какой-то жизни был духовенИ музыкален, кажется, мой слух,В теперешнем рожденье стал я глух,И глухотой другою, чем Бетховен.Но твердо знаю: музыка — весна.Красноречиво, хоть и бессловесно,Нам говорит о том, что всем известно.И все же в каждом звуке — новизна.Что ей слова, когда есть шелест, шорохИ дальние признания скворца,Когда сирень у самого лицаИ юность яблонь в свадебных уборах,И все земное светом налито,И сколько листьев, столько и мелодий,И что-то просыпается в природе,Я силюсь вспомнить и не помню — что?
14.06.1983
НАДПИСЬ НА ВОСТОЧНОЙ КНИГЕ
Зачем непрочные страницы множитьИ в упоенье, в темноте надменнойВыделывать сомнительный товар?Приходит Время, как халиф Омар,Чтоб ненароком книги уничтожить,За исключением одной — священной.
19.07.1983
"О, как балдеет чужестранец…"
* * *О, как балдеет чужестранецВ ночном саду среди пустыни,Когда впервые видит танецЗаискивающей рабыни.О, как звенят ее движенья,То вихревидны, то округлы,Как блещут жизнью украшеньяИ глаз стопламенные угли.А там, за этим садом звездным,Ползут пески, ползут кругами,И слышно в их дыханье грозном:— Вы тоже станете песками.
21.08.1983
ИМЕНАМ НА ПЛИТАХ
Я хочу умереть в июле,На заре московского дня.Посреди Рахилей и ШмулейПусть положат в землю меня.
Я скажу им тихо: "Смотрите,Вот я жил, и вот я погас.Не на идише, не на ивритеЯ писал, но писал и о вас.
И когда возле мамы лягу,Вы сойдите с плит гробовыхИ не рвите мою бумагу, —Есть на ней два-три слова живых".
30.08.1983, Горбово
ЗЕМЛЯ
Ты Господом мне завещана,Как трон и венец — королю,На русском, родном, — ты женщина,На русском тебя восхвалю.Не знаю, что с нами станется.Но будем всегда вдвоем,Я избран тобой, избранница,Провозглашен королем.Светлеет жилье оседлоеКочевника-короля.Ты — небо мое пресветлое,Возлюбленная Земля.
09.09.1983
ВБЛИЗИ МУЗЕЯ
Если бы выставить в музее плачущего большевика.
МаяковскийВсе подписал, во всем сознался.С генштабом Гитлера спознался,Весь променял партийный стажНа шпионаж и саботаж.Листовки, явки, вихрь свободы,Подполье, каторжные годы,Потом гражданскую войну, —Все отдал, чтоб спасти жену:На двадцать лет она моложе,Два сына на нее похожи…И вывел он пером стальнымСвой знаменитый псевдоним,И зарыдал вблизи музея…Ежов, наглея и робея,Смотрел, как плачет большевик,Но к экспонатам он привык.
05.10.1983
ВЕЧЕР В РЕЗИДЕНЦИИ ПОСЛА
Посольской елки разноцветный сон.Еще рождественский сияет праздник.Меж двух коринфских вычурных колоннИграет пианист-отказник.Он молод, бородат, щеголеват,И, кажется, от одного лишь взмахаДвух птиц — двух легких рук — звучатКолоколами фуги Баха.Ему внимают дамы и послы,Священник православный из Дамаска.Колонны, кресла сказочно белы,Но мне мерещится другая сказка:На палубе толпится нищета.Что скрыто в будущем туманном?Как жизнь пойдет? Как будет начатаТам заново за океаном?Я слышу бормотанье стариков,Я вижу грязные трущобыИ женщин, но уже без париков,Глядящих издали на небоскребы,На ярко освещенный Яшкин-стрит,На улицы, где маклеруют,А дети — кто зубрит, а кто шустрит,А кто беспечно озорует.Им суждено в Нью-Йорке позабытьПогромы в Ковно, в Каменец-Подольске,С акцентом по-английски говорить,Как некогда по-русски и по-польски.Один стоит поодаль. Он затих.С улыбкою на личике нечистомОн слышит ангелов средь свалок городских,Он станет знаменитым пианистом.
11.01.1984
УТРО ПО ДОРОГЕ В ЛЕС
Забудем о заботах книжных,О запылившихся трудах:Теперь дорожеНам снизки ласточек недвижныхНа телеграфных проводахИ день погожий.Под кровлей раннего туманаМне показалось: лес далек,Но он был ближе,Чем мысль, пришедшая нежданно,Чем этот легкий мотылек,Плясун бесстыжий.О чем же мысль пришла? О раннемСиянии дерев и трав;О бесполезномРаздумье, слитом с умираньем;О том, что, мир в себя приняв,Мы в нем исчезнем.
17.11.1984
КРУГОЗОР
Зеленое, мокрое поле овсаС улыбкой — иль это смеется роса? —Взирает на утренние небеса.За полем, одетые в белый наряд,Березы свершают старинный обряд:Молитву они бессловесно творят.А дальше, за рощей, впадает рекаВ другую реку, наклонившись слегка,И старшей подруги вода ей сладка.А дальше, где в гору идет колея,Глушилок-страшилищ торчат острия,А дальше, а дальше — Россия моя.Россия мздоимцев, Россия хапуг,Святых упований и варварских вьюг.И мерзко хмельных и угодливых слуг.И пусть по России прошелся терпуг,Россия — росою обласканный лугИ памятный первый погромный испуг.
23.07.1984
ЯНВАРЬ, НОЧЬ
Тяжелые белые шубы медвежьиНа елях развесил Январь,И звездочка в небе, в бездонном безбрежье,Горит, как на барже фонарь.
Я чужд этой ночи, и логову елей,И тропке, ползущей в снегу,И лишь фонарю, что горит еле-еле,Открыть свою тайну могу.
Не знает зима, как ей быть с постороннимСо мной, с огоньком надо мной.Мы вместе угаснем, мы вместе утонемВ безбрежной пучине ночной.
1984
МАЛИНОВКА
Над грубым гуденьем вагоновСияющий храм вознесен,Но вместо малиновых звонов —Малиновки сдавленный звон.
О чем же грустишь ты, зорянка?О том, что покорствуем зря?О том, что пустая приманка —Лесное тепло сентября?
О том, что хочу не другую,А эту дорогу топтать,И вместе с тобою тоскуюО дерзости громко роптать.
1984
ЗИМНИЙ ЗАКАТ
Вот я вижу тебя сквозь очередь,Где в былое пятятся годы,Соименница дерзкой дочериСандомирского воеводы.
Как привыкла ты, пообедалиВ метростроевской мы обжорке,На закате зимнем проведалиТе, что помнила ты, задворки.
Вот любуемся мы домишкамиИ церквами Замоскворечья,На тебе, как на князе Мышкине,Тонкий плащ топорщил оплечья.
О декабрьской забыв суровости,Мне своим говорком московскимСообщала старые новостиО Бальмонте, о Мережковском.
Притворились, что не заметили,Как над нами кружится стужа.Где присяжные? Где свидетели?Где Париж? Где погибель мужа?
А порой от намека слабогоПоднималась надменно бровка…Далека, далека ЕлабугаИ татарская та веревка.
1984
В ЦАРСТВЕ ФЛОРЫ
В стране деревьев и цветов лесныхЯ думаю о существах иных.
Я думаю о близких существах,Осмысленных в цветах и деревах.
Мне кажется, что легкая сосна —Та девочка, чья южная весна
Пролепетала в отроческий часМне первый и пленительный отказ.
Мне кажется: акация, как мать,Откинула серебряную прядь,
И говорят мне белые цветы:"Все правильно, мой мальчик, сделал ты".
Я вижу старый искривленный дуб.Рисунок узнаю отцовских губ.
Еще мгновенье — он уйдет во тьму,Сейчас не хватит воздуха ему.
А кто стоит среди кустов и трав,А сам, как лес, как целый лес, кудряв?
И ствол его, до самой купиныОбугленный дыханием войны,
Навеки, прочно в эту землю врос,Ничто ему ни вьюга, ни мороз,
Всегда во мне, поныне с давних пор,Исследующий, требующий взор.
Одетое душистою листвой,Мне деревце кивает головой,
И я на голос двигаюсь ольхи,Читающей безумные стихи,
И жаром араратского огняДва разных глаза веют на меня.
1984
