Саша Чёрный - Смех сквозь слезы
1908
На галерке
(В опере)
Предо мною чьи-то локти,Ароматный воздух густ,В бок вцепились чьи-то ногти,Сзади шепот чьих-то уст:«В этом месте бас сфальшивил!»«Тише… Браво! Ш-а! Еще!!»Кто-то справа осчастливил —Робко сел мне на плечо.На лице моем несчастномБьется чей-то жирный бюст,Сквозь него на сцене ясноВижу будочку и куст.Кто-то дышит прямо в ухо.Бас ревет: «О, па-че-му?!»Я прислушиваюсь сухоИ не верю ничему.
1908
На музыкальной репетиции
Склонив хребет, галантный дирижерТалантливо гребет обеими руками —То сдержит оком бешеный напор,То вдруг в падучей изойдет толчками…
Кургузый добросовестный флейтист,Скосив глаза, поплевывает в дудку.Впиваясь в скрипку, тоненький, как глист,Визжит скрипач, прижав пюпитр к желудку.
Девица-страус, сжав виолончель,Ключицами прилипла страстно к грифу,И, бесконечную наяривая трель,Все локтем ерзает по кремовому лифу.
За фисгармонией унылый господинРычит, гудит и испускает вздохи,А пианистка вдруг, без видимых причин,Куда-то вверх полезла в суматохе.
Перед трюмо расселся местный лев,Сияя парфюмерною улыбкой, —Вокруг колье из драгоценных девШуршит волной томительной и гибкой…
А рядом чья-то mère[1], в избытке чувств,Вздыхая, пудрит нос, горящий цветом мака:«Ах, музыка, искусство из искусств,Безумно помогает в смысле брака!..»
1910
Лирические сатиры
Под сурдинку
Хочу отдохнуть от сатиры…У лиры моейЕсть тихо дрожащие, легкие звуки.Усталые рукиНа умные струны кладу,Пою и в такт головою киваю…
Хочу быть незлобным ягненком,Ребенком,Которого взрослые люди дразнили и злили,А жизнь за чьи-то чужие грехиЛишила третьего блюда.
Васильевский остров прекрасен,Как жаба в манжетах.Отсюда, с балконца,Омытый потоками солнца,Он весел, и грязен, и ясен,Как старый маркёр.
Над ним углубленная просиньЗовет, и поет, и дрожит…Задумчиво осеньПоследние листья желтит,Срывает,Бросает под ноги людей на панель…А в сердце не молкнет свирель:Весна опять возвратится!
О зимняя спячка медведя,Сосущего пальчики лап!Твой девственный храпЖеланней лобзаний прекраснейшей леди.Как молью изъеден я сплином…Посыпьте меня нафталином,Сложите в сундук и поставьте меняна чердак,Пока не наступит весна.
1909
Из книги «Сатиры и лирика»
Бурьян
«Безглазые глаза надменных дураков…»
Безглазые глаза надменных дураков,Куриный кодекс модных предрассудков,Рычание озлобленных ублюдковИ наглый лязг очередных оков…А рядом, словно окна в синий мир,Сверкают факелы безумного Искусства:Сияет правда, пламенеет чувство,И мысль справляет утонченный пир.
Любой пигмей, слепой, бескрылый крот,Вползает к Аполлону, как в пивную, —Нагнет, икая, голову тупуюИ сладостный нектар как пиво пьет.Изучен Дант до неоконченной строфы,Кишат концерты толпами прохожих,Бездарно и безрадостно похожих,Как несгораемые тусклые шкафы…
Вы, гении, живущие в веках,Чьи имена наборщик знает каждый,Заложники бессмертной вечной жажды,Скопившие всю боль в своих сердцах!Вы все – единой донкихотской расы,И ваши дерзкие, святые голосаВсё так же тщетно рвутся в небеса,И вновь, как встарь, вам рукоплещутпапуасы…
1922
В пассаже
Портрет Бетховена в аляповатой рамке,Кастрюли, скрипки, книги и нуга.Довольные обтянутые самкиРассматривают бусы-жемчуга.
Торчат усы, и чванно пляшут шпоры.Острятся бороды бездельников-дельцов.Сереет негр с улыбкою обжоры,И нагло ржет компания писцов.
Сквозь стекла сверху, тусклый и безличный,Один из дней рассеивает свет.Толчется люд, бесцветный и приличный.
Здесь человечество от глаз и до штиблетКак никогда – жестоко гармоничноИ говорит мечте цинично: «Нет!»
1910
«Книжный клоп, давясь от злобы…»
Если при столкновении книгис головой раздастся пустой звук, —то всегда ли виновата книга?
Георг ЛихтенбергКнижный клоп, давясь от злобы,Раз устроил мне скандал:«Ненавидеть – очень скверно!Кто не любит – тот шакал!Я тебя не утверждаю!Ты ничтожный моветон!Со страниц литературыУбирайся к черту вон!»
Пеплом голову посыпав,Побледнел я, как яйцо,Проглотил семь ложек бромуИ закрыл плащом лицо.Честь и слава – все погибло!Волчий паспорт навсегда…Ах, зачем я был злодеемБез любви и без стыда!
Но в окно впорхнула МузаИ шепнула: «Лазарь, встань!Прокурор твой слеп и жалок,Как протухшая тарань…Кто не глух, тот сам расслышит,Сам расслышит вновь и вновь,Что под ненавистью дышитОскорбленная любовь».
1922
Пять минут
«Господин» сидел в гостинойИ едва-едваВ круговой беседе чиннойПлел какие-то слова.
Вдруг безумный бес протестаВ ухо проскользнул:«Слушай, евнух фраз и жеста,Слушай, бедный вечный мул!
Пять минут (возьми их с бою!)За десятки летБудь при всех самим собоюОт пробора до штиблет».
В сердце ад. Трепещет тело.«Господин» поник…Вдруг рукой оледенелойСбросил узкий воротник!
Положил на кресло ногу,Плечи почесалИ внимательно и строгоПосмотрел на стихший зал.
Увидал с тоской суровойРыхлую жену,Обозвал ее коровойИ, как ключ, пошел ко дну…
Близорукого соседаЩелкнул пальцем в лобИ прервал его беседуГневным словом: «Остолоп!»
Бухнул в чай с полчашки рома,Пососал усы,Фыркнул в нос хозяйке домаИ, вздохнув, достал часы.
«Только десять! Ну и скука…»Потянул альбомИ запел, зевнув как щука:«Тили-тили-тили-бом!»
Зал очнулся: шепот, крики,Обмороки дам.«Сумасшедший! Пьяный! Дикий!»– «Осторожней, – в морду дам».
Но прислуга «господину»Завязала ротИ снесла, измяв как глину,На пролетку у ворот…
Двадцать лет провел несчастныйДома, как барбос,И в предсмертный час напрасноЗадавал себе вопрос:
«Пять минут я был нормальнымЗа десятки лет —О, за что же так скандальноПоступил со мною свет!»
1910
В детской
«Сережа! Я прочел в папашином труде,Что плавает земля в воде,Как клецка в миске супа…Так в древности учил мудрец ФалесМилетский…»
– «И глупо! —Уверенно в ответ раздался голос детский. —Ученостью своей, Павлушка, не диви,Не смыслит твой Фалес, как видно,ни бельмеса,Мой дядя говорил – а он умней Фалеса, —Что плавает земля… семь тысяч лет в крови!»
1908
Бодрый смех
…песню пропойте,Где злость не глушила бы смеха, —И вам, точно чуткое эхо,В ответ молодежь засмеется.
Из письма «группы киевских медичек» к авторуГолова – как из олова.Наплевать!Опущусь на кроватьИ в подушку зарою я головуИ закрою глаза.Оранжево-сине-багровые кольцаЗавертелись, столкнулись и густо сплелись,В ушах золотые звенят колокольцы,И сердце и ноги уходят в черную высь.Весело! Общедоступно и просто:Уткнем в подушку нос и замрем —На дне подушки, сбежав с погоста,Мы бодрый смех найдем.Весело, весело! Пестрые хариЩелкают громко зубами,Проехал черт верхом на гитареС большими усами.Чирикают пташки,Летают барашки.Плодятся букашки, а тучки плывут.О грезы! О слезы!О розы! О козы!Любовь, упоенье и ра-до-стный труд!Весело, весело! В братской могилеЩелкайте громче зубами.Одни живут, других утопили,А третьи – сами.Три собачки во двореРазыграли кабаре:Широко раскрыли пастиИ танцуют в нежной страсти.Детки прыгают кругомИ колотят псов кнутом.«У Егора на носуЧерти ели колбасу…»Весело, весело, весело, весело!Щелкайте громче зубами.Одни живут, других повесили,А третьи – сами…
Бесконечно милая группа божьих коровок!Киевлянки-медички! Я смеюсь на авось.Бодрый смех мой, быть может,и глуп, и неловок —Другого сейчас не нашлось.Но когда вашу лампу потушат,И когда вы сбежите от всех,И когда идиоты задушатВашу мысль, вашу радость и смех, —Эти вирши, смешные и странные,Положите на ноты и пойте, как пьяные:И тогда – о, смею признаться —Вы будете долго и дико смеяться!
1910
