Владимир Маяковский - Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

[1925]

Тропики*

Смотрю:    вот это —         тропики.Всю жизнь     вдыхаю наново я.А поезд    прет торопкийсквозь пальмы,       сквозь банановые.Их силуэты-веникивстают рисунком тошненьким:не то они — священники,не то они — художники.Аж сам    не веришь факту:из всей бузы и варавстает   растенье — кактуструбой от самовара.А птички в этой печкекрасивей всякой меры.По смыслу —         воробейчики,а видом —     шантеклеры.Но прежде чем       осмыслил леси бред,   и жар,      и день я —и день   и лес исчезбез вечера     и без       предупрежденья.Где горизонта борозда?!Все линии     потеряны.Скажи,    которая звездаи где   глаза пантерины?Не счел бы     лучший казначейзвезды́   тропических ночей,настолько     ночи августазвездой набиты       нагусто.Смотрю:    ни зги, ни тропки.Всю жизнь     вдыхаю наново я.А поезд прет      сквозь тропики,сквозь запахи      банановые.

[1926]

Мексика*

О, как эта жизнь читалась взасос!Идешь.   Наступаешь на́ ноги.В руках    превращается          ранец в лассо,а клячи пролеток —         мустанги.Взаправду     игрушечный           рос магазин,ревел   пароходный гудок.Сейчас же     сбегу        в страну мокассин —лишь сбондю      рубль и бульдог.А сегодня —      это не умора.Сколько миль воды         винтом нарыто, —и встает    живьем       страна ФениамораКупера    и Майн-Рида.Рев сирен,     кончается вода.Мы прикручены        к земле           о локоть локоть.И берет    набитый «Лефом»            чемоданМонтигомо      Ястребиный Коготь.Глаз торопится слезой налиться.Как? чему я рад? —— Ястребиный Коготь!          Я ж            твой «БледнолицыйБрат».Где товарищи?       чего таишься?Помнишь,     из-за клумбыстрелами     отравленными            в Кутаисебили   мы    по кораблям Колумба? —Цедит   злобно      Коготь Ястребиный,медленно,     как треснувшая крынка:— Нету краснокожих — истребилигачупи́ны с гри́нго.Ну, а тех из нас,       которых           пулькипощадили,     просвистевши мимо,кабаками    кактусовый «пульке»добивает    по 12-ти сантимов.Заменила     чемоданов кучастрелы,    от которых         никуда не деться… —Огрызнулся      и пошел,          сомбреро нахлобучавместо радуги      из перьев           птицы Ке́тцаль,Года и столетья!       Как ни коси́тесклоненные головы дней, —корявые камни       Мехико-ситипрошедшее вышепчут мне.Это  было     так давно,         как будто не было.Бабушки столетних попугаев             не запомнят.Здесь   из зыби озера         вставал Пуэбло,дом-коммуна      в десять тысяч комнат.И золото    между озерных зыбѐйлежало,    аж рыть не надо вам.Чего еще,    живи,       бронзовей,вторая сестра Элладова!Но очень надо       за морем           белым,чего индейцу не надо.Жадна   у белого       Изабелла,жена  короля Фердинанда.Тяжек испанских пушек груз.Сквозь пальмы,       сквозь кактусы лезпо этой дороге       из Вера-Круцгенерал      Эрнандо Корте́с.Пришел.    Вода студеная          хочетвскипеть кипятком         от огня.Дерутся    72 ночи       и 72 дня.Хранят    краснокожих          двумордые идолы.От пушек     не видно вреда.Как мышь на сало,        прельстясь на титулы,своих   Моктецума преда́л.Напрасно,     разбитых         в отряды спаяв,Гвате́мок    в озерной воде           мок.Что      против пушек        стреленка твоя!..Под пытками      умер Гвате́мок.И вот стоим,      индеец да я,товарищ    далекого детства.Он умер,    чтоб в бронзе          веками стоятьнаискосок от полпредства.Внизу   громыхает        столетий орда,и горько стоять индейцу.Что̀ братьям его,        рабам,           чехардавсех этих Хуэрт       и Диэцов?..Прошла    годов трезначная сумма.Героика    нынче не тема.Пивною маркой стал Моктецума,пивной маркой —        Гвате́мок.Буржуи    всё     под одно стригут.Вконец обесцветили мир мы.Теперь    в утешенье земле-старикулишь две    конкурентки фирмы.Ни лиц пожелтелых,         ни солнца одёж.В какую    огромную лупу,в какой трущобе        теперь           найдешьсарапе и Гваделупу?Что Рига, что Мехико —           родственный жанр.Латвия    тропического леса.Вся разница:      зонтик в руке у рижан,а у мексиканцев       «Смит и Ве́ссон».Две Латвии      с двух земных боков —различные собой онилишь тем,       что в Мексике           режут быковв театре,    а в Риге —         на бойне.И совсем как в Риге,         около пяти,проклиная     мамову опеку,фордом    разжигая        жениховский аппетит,кружат дочки      по Чапультапеку.А то,  что тут урожай фуража,что в пальмы земля разодета,так это от солнца, —            сиди            и рожайбананы и президентов.Наверху министры         в бриллиантовом огне.Под —    народ.       Голейший зад виднеется.Без штанов,     во-первых, потому, что нет,во-вторых, —       не полагается:             индейцы.Обнищало     моктецумье племя,             и стоит онотам,  где город       выбег          на окраины прощатьсяперед вывеской       муниципальной:              «Без штановв Мехико-сити       вход воспрещается».Пятьсот    по Мексике         нищих племен,а сытый    с одним языком:одной рукой выжимает в лимон,одним запирает замком.Нельзя   борьбе      в племена рассекаться.Нищий с нищими        рядом!Несись   по земле       из страны мексиканцев,роднящий крик:       «Камарада»!Голод   мастер людей равнять.Каждый индеец,          кто гол.В грядущем огне       родня-головняацтек,   метис      и креол.Мильон не угробят богатых лопаты.Страна!    Поди,      покори ее!Встают    взамен одного ЗапатыГальваны,     Морено,         Кари́о.Сметай    с горбов        толстопузых обузу,ацтек,   креол      и метис!Скорей    над мексиканским арбузом,багровое знамя, взметись!

Мехико-сити