Дмитрий Быков - Последнее время
1990 год
Баллада о кустах
Пейзаж для песенки Лафоре: усадьба, заросший прудИ двое влюбленных в самой поре, которые бродят тут.Звучит лягушечье бре-ке-ке. Вокруг цветет резеда.Ее рука у него в руке, что означает «да».Они обдумывают побег. Влюбленность требует жертв.Но есть еще один человек, ломающий весь сюжет.Им кажется, что они вдвоем. Они забывают страх.Но есть еще муж, который с ружьем сидит в ближайших кустах.На самом деле эта деталь (точнее, сюжетный ход),Сломав обычую пастораль, объема ей придает.Какое счастие без угроз, какой собор без химер,Какой, простите прямой вопрос, без третьего адюльтер?Какой романс без тревожных нот, без горечи на устах?Все это им обеспечил Тот, Который Сидит в Кустах.Он вносит стройность, а не разлад в симфонию бытия,И мне по сердцу такой расклад. Пускай это буду я.Теперь мне это даже милей. Воистину тот смешон,Кто не попробовал всех ролей в драме для трех персон.Я сам в ответе за свой Эдем. Еже писах — писах.Я уводил, я был уводим, теперь я сижу в кустах.Все атрибуты ласкают глаз: двое, ружье, кустыИ непривычно большой запас нравственной правоты.К тому же автор, чей взгляд прямой я чувствую все сильней,Интересуется больше мной, нежели им и ей.Я отвечаю за все один. Я воплощаю рок.Можно пойти растопить камин, можно спустить курок.Их выбор сделан, расчислен путь, известна каждая пядь.Я все способен перечеркнуть — возможностей ровно пять.Убить одну; одного; двоих (ты шлюха, он вертопрах);А то, к восторгу врагов своих, покончить с собой в кустах.А то и в воздух пальнуть шутя и двинуть своим путем:Мол, будь здорова, резвись, дитя, в обнимку с другим дитем.И сладко будет, идя домой, прислушаться налегке,Как пруд взрывается за спиной испуганным бре-ке-ке.Я сижу в кустах, моя грудь в крестах, моя голова в огне,Все, что автор плел на пяти листах, довершать поручено мне.Я сижу в кустах, полускрыт кустами, у автора на виду,Я сижу в кустах и менять не стану свой шиповник на резеду,Потому что всякой Господней твари полагается свой декор,Потому что автор, забыв о паре, глядит на меня в упор.
1996 год
Баллада об Индире Ганди
Ясный день. Полжизни. Девятый класс.Тротуары с тенью рябою.Мне еще четырнадцать (ВХУТЕМАСТак и просится сам собою).
Мы встречаем Ганди. Звучат смешки.«Хинди — руси!» — несутся крики.Нам раздали радужные флажкиИ непахнущие гвоздики.
Бабье лето. Солнце. Нескучный садС проступающей желтизною,Десять классов, выстроившихся в рядС подкупающей кривизною.
Наконец стремительный, словно «вжик»,Показавшись на миг единыйИ в глазах размазавшись через миг,Пролетает кортеж с Индирой.
Он летит туда, обгоняя звук,Оставляя бензинный запах,Где ее уже поджидает другВсех раскосых и чернозадых.
(Говорят, что далее был позор,Ибо в тот же буквально вечер,На Индиру Ганди взглянув в упор,Он сказал ей «Маргарет Тэтчер».)
Я стою с друзьями и всех люблю.Что мне Брежнев и что Индира!Мы купили, сбросившись по рублю,Три «Тархуна» и три пломбира.
Вслед кортежу выкрикнув «Хинди-бхай»И еще по полтине вынув,Мы пошли к реке, на речной трамвай,И доехали до трамплинов.
Я не помню счастья острей, ясней,Чем на мусорной водной глади,В сентябре, в присутствии двух друзей,После встречи Индиры Ганди.
В этот день в компании трех гуляк,От тепла разомлевших малость,Отчего-то делалось то и так,Что желалось и как желалось.
В равновесье дивном сходились лень,Дружба, осень, теплынь, свобода…Я пытался вычислить тот же деньДевяносто шестого года:
Повтори все это хоть раз, хотя,Вероятно, забудешь дату!Отзовись четырнадцать лет спустяВполовину младшему брату!
…Мы себе позволили высший шик:Соглядатай, оставь насмешки.О, как счастлив был я, сырой шашлыкПоедая в летней кафешке!
Утверждаю это наперекорВсей прозападной пропаганде.Боже мой, полжизни прошло с тех пор!Пронеслось, как Индира Ганди.
Что ответить, милый, на твой призыв?В мире пусто, в Отчизне худо.Первый друг мой спился и еле жив,А второй умотал отсюда.
Потускнели блики на глади вод,В небесах не хватает синьки,А Индиру Ганди в упор, в животЗастрелили тупые сикхи.
Так и вижу рай, где второй ИльичВ генеральском своем мундиреГоворит Индире бескрайний спич —Все о мире в загробном мире.
После них явилась другая ратьИ пришли времена распада,Где уже приходится выбирать:Либо то, либо так, как надо.
Если хочешь что-нибудь обо мне,—Отвечаю в твоем же вкусе.Я иду как раз по той стороне,Где кричали вы «Хинди — руси».
Я иду купить себе сигарет,Замерзаю в облезлой шкуре,И проспект безветренный смотрит вследУходящей моей натуре.
Я иду себе, и на том мерси,Что особо не искалечен.Чем живу — подробностей не проси:Все равно не скажу, что нечем.
Эта жизнь не то чтобы стала злейИ не то чтобы сразу губит,Но черту догадок твоих о нейРазорвет, как Лолиту Гумберт.
И когда собакою под лунойТы развоешься до рассвета —Мол, не может этого быть со мной!—Может, милый, еще не это.
Можно сделать дырку в моем боку,Можно выжать меня, как губку,Можно сжечь меня, истолочь в муку,Провернуть меня в мясорубку,
Из любого дома погнать взашей,Затоптать, переврать безбожно —Но и это будет едва ль страшней,Чем сознанье, что это можно.
И какой подать тебе тайный знак,Чтоб прислушался к отголоску?Будет все, что хочется, но не так,Как мечталось тебе, подростку.
До свиданья, милый. Ступай в метро.Не грусти о своем уделе.Если б так, как хочется, но не то,—Было б хуже, на самом деле.
1996 год
Пьеса
— Ты не учел лишь одного!—Воскликнула она.—Я не забыла ничегоИ вот отомщена.Припомни сто своих изменИ все мои мольбыИ полной мерою измерьПозор такой судьбы.Припомни взгляды свысокаИ каждый твой уход,Припомни, как ждала звонкаЯ ночи напролет,Припомни мой собачий взгляд —Всегда тебе вослед,—И то, как я узнала адЗа эти десять лет.Лишь одного ты не учел,Не веря до сих пор,Что жертва станет палачом,Перехватив топор.Пока утехи ты искалВ разнузданной гульбе,Твой лучший друг со мною спалИ врал в глаза тебе.Он ведал, мне благодаря,Про каждый твой порокИ, притворяясь и хитря,Вредил тебе, где мог.Четыре года сводит онНа нет твои труды.Ты опозорен, разорен,Но это полбеды.За унижение своеЯ пятый год подрядТебе по капельке в питьеПодмешиваю яд.Мы все устроили хитро,Следов отравы нет,И будет гнить твое нутроЕще десяток лет.Ты здесь останешься, чумной,От ужаса слепой.Сейчас он явится за мнойИ заберет с собой.
Ревела буря, дождь хлестал,И, вторя шуму вод,Гремел и молнией блисталПолночный небосвод.
— Ты не учла лишь одного,—Промолвил он в ответ,—Ведь для мужчины ничегоСвятее дружбы нет.Но это женскому умуВместить не хватит сил.Он спал с тобою потому,Что я его просил.О, мы натешились вполне,Тебе готовя ад:Он дал противоядье мне,Про твой проведав яд.Но это трюк недорогой,Важнее есть дела:Он для тебя достал другой,И ты его пила.Так, состраданье истребя,Я отомстил жене.Он ждет за дверью не тебя —Явился он ко мне.Итак, готовься. Близок час.Развязка впереди.Теперь он, верно, слышит насВходи, мой друг, входи!
Ревела буря, дождь шумел,И ветер выл, как зверь,И оба, белые как мел,Уставились на дверь.
— Ты не учел лишь одного,—Промолвил друг, входя(Лицо угрюмое егоБлестело от дождя).Я вашу наблюдал войну,Оставшись в стороне.Я не люблю твою жену,Но ты противен мне.Греховно блудное житье,Вам нет пути назад:Противоядие моеУсиливало яд.За то, что я переносилНешуточный урон,Я завещанье попросилУ каждой из сторон.Условность жалкая, пустяк —И как не удружить:Ведь ты, удачливый толстяк,Надеялся пожить!Да и жена твоя, любя,Дарила мне в ответВсе, что украла у тебяЗа эти десять лет.Сейчас я вас почти люблю,Затем что через часЯ во владение вступлюВсем, что украл у вас.Я подожду, — добавил он,Загородив проем,—Покуда, воя в унисон,Вы сдохнете вдвоем.
Ревела буря, дождь плескал,И друг, уже не хмур,Глазами жадными ласкалАмпирный гарнитур.
Он не учел лишь одного,—И в том его вина,—Что длань сильнее, чем его,Над ним занесена,Что я как автор не хочуС таким мириться зломИ не позволю палачуВселиться в этот дом.Я все решил. Я сделал так —И всяк меня поймет,—Что и супруга, и толстякТаили свой расчет.Им был обоим ни к чемуСвидетель темных дел.
Они давали яд ему,А он недоглядел.Ему хватило бы вполнеДля многолетних мукТого, что в водке и винеЕму давал супруг,А то, что грешная женаЕму всыпала в чай,Могло бы среднего слонаУгробить невзначай.Он сам с утра не чуял ногИ лыка не вязал,И будет их последний вздохСинхронен. Я сказал.
Три трупа предо мной лежат.Троим не повезло.Я наблюдаю, горд и рад,Наказанное зло.Ведь я у всех — и поделом —Раскаянье исторг,И в реве бури за окномМне слышится восторг!Однако худшее из золМрачит мое чело:Я сам чего-то не учел.Но не пойму, чего.
1995 год
