Борис Слуцкий - Записки о войне. Стихотворения и баллады
Военный рассвет
Тяжелые капли сидят на траве,Как птицы на проволоке сидят:Рядышком, голова к голове.Если крикнуть, они взлетят.Малые солнца купаются в них:В каждой каплесвой личный свет.Мне кажется, я разобрался, вник,Что это значит — рассвет.Это — пронзительно, как засов,Скрипит на ветру лоза.Но птичьих не слышится голосов —Примолкли все голоса.Это — солдаты усталые спят,Крича сквозь сон невест имена.Но уже едет кормить солдатНа кухне верхом старшина.Рассвет. Два с половиной часаМира. И нет войны.И каплет медленная роса —Слезы из глаз тишины.Рассвет. По высям облачных горЛезет солнце, все в рыжих лучах.Тихое, как усталый сапер,С тяжким грузом огня на плечах.Рассвет. И видит во сне сержант:Гитлер! Вот он, к стене прижат!Залп. Гитлер падает у стены.(Утром самые сладкие сны.)Рассвет — это значит: раз — свет!Два — свет! Три — свет!Во имя света всей землиПо темноте — пли!Солнце! Всеми лучами грянь!Ветер! Суши росу!
…Ах, какая бывает раньВ прифронтовом лесу.
«Последнею усталостью устав…»
Последнею усталостью устав,Предсмертным равнодушием охвачен,Большие руки вяло распластав.Лежит солдат.Он мог лежать иначе,Он мог лежать с женой в своей постели,Он мог не рвать намокший кровью мох,Он мог…Да мог ли? Будто? Неужели?Нет, он не мог.Ему военкомат повестки слал.С ним рядом офицеры шли, шагали.В тылу стучал машинкой трибунал.А если б не стучал, он мог?Едва ли.Он без повесток, он бы сам пошел.И не за страх — за совесть и за почесть.Лежит солдат — в крови лежит, в большой,А жаловаться ни на что не хочет.
«Хуже всех на фронте пехоте!..»
— Хуже всех на фронте пехоте!— Нет! Страшнее саперам.В обороне или в походеХуже всем им, без спора!
— Верно, правильно! Трудно и склизкоПодползать к осторожной траншее.Но страшней быть девчонкой-связисткой,Вот кому на войне всех страшнее.
Я встречал их немало, девчонок!Я им волосы гладил,У хозяйственников ожесточенныхДобывал им отрезы на платье.
Не за это, а так отчего-то,Не за это, а просто случайноМне девчонки шептали без счетаСвои тихие, бедные тайны.
Я слыхал их немало, секретов,Что слезами политы,Мне шептали про то и про это,Про большие обиды!
Я не выдам вас, будьте спокойны.Никогда. В самом деле,Слишком тяжко даются вам войны.Лучше б дома сидели.
Задача
— Подобрать троих для операции!Вызвалось пятнадцать человек.Как тут быть, на что тут опираться?Ошибешься — не простят вовек.Офицер из отделенья кадров,До раненья ротный политрук,Посадил охотников под картуИ не сводит глаз с дубленых рук.Вот сидят они, двадцатилетние.Теребят свои пилотки летниеВ зимних, в обмороженных руках.Что прочтешь в опущенных глазах?Вот сидят они, благоразумные,Тихие и смирные сверх смет,Выбравшие верную, обдуманную,Многое решающую смерть.Ихние родители не спрошены,Ихние пороки не запрошены,Неизвестны ихние дела.Ихние анкеты потревожены.Вот и все. Лежат в углу стола.Сведения.Сведения.Сведения —Куцые — на краешке стола.О наука человековедения!Твой размах не свыше ремесла.Как тут быть, на что тут опираться,Если три часа до операции?
Итальянец
В конце войны в селе КулагиноРазведчики гвардейской армииОсвободили из концлагеряЧернявого больного парня.Была весна и наступление.
Израненный и обмороженный.До полного выздоровленияВ походный госпиталь положенный,Он отлежался, откормился,С врачами за руку простился.И началось его хождение(Как это далее изложено).И началось его скитаниеВ Рим! Из четвертого барака.Гласила «Следует в Италию»Им предъявляемая справка.Через двунадесять язык,Четырнадцать державПошел он, эту справку сжав,К своей груди прижав.Из бдительности ежедневноЕго подробнейше допрашивали.Из сердобольности душевнойКормили кашею трехразовою.Он шел и шел за наступлениемИ ждал без всякого волненияДопроса, а затем обеда,Справку загодя показывая.
До самой итальянской родиныДорога минами испорчена.За каждый шаг, им к дому пройденный.Сполна солдатской кровью плочено.Он шел по танковому следу,Прикрыт броней. Без остановки.Шел от допроса до обедаИ от обеда до ночевки.Чернявый, маленький, хорошенький.Приятный, вежливый, ==старательный,Весь, как воробышек, взъерошенный,В любой работе очень тщательный:Колол дрова для поваров,Толкал машины — будь здоров! —И плакал горькими слезами,Закапывая мертвецов.Ты помнишь их глаза, усталые,Пустые, как пустые комнаты?Тех глаз не забывай в Италии!Ту пустоту простую помни ты!Ты, проработавший уставыСельхозартели и военные.Прослушавший на всех заставахПолитбеседы откровенные,Твердивший буквы вечерами,Читавший сводки с шоферами,Ты, овладевший политграмотойРаньше итальянской грамоты!Мы требуем немного — памяти.Пускай запомнят итальянцыИ чтоб французы не забыли,Как умирали новобранцы,Как ветеранов хоронили,Пока по танковому следуОни пришли в свою победу.
Голос друга
Памяти поэта
Михаила Кульчицкого
Давайте после дракиПомашем кулаками:Не только пиво-ракиМы ели и лакали,Нет, назначались сроки,Готовились бои,Готовились в пророкиТоварищи мои.
Сейчас все это странно,Звучит все это глупо.В пяти соседних странахЗарыты наши трупы.И мрамор лейтенантов —Фанерный монумент —Венчанье тех талантов,Развязка тех легенд.
За наши судьбы (личные),За нашу славу (общую),За ту строку отличную,Что мы искали ощупью,За то, что не испортилиНи песню мы, ни стих,Давайте выпьем, мертвые,Во здравие живых!
Лошади в океане
И. Эренбургу
Лошади умеют плавать.Но — нехорошо. Недалеко.
«Глория» по-русски значит «Слава», —Это вам запомнится легко.
Шел корабль, своим названьем гордый,Океан старался превозмочь.
В трюме, добрыми мотая мордами,Тыща лошадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!Счастья все ж они не принесли.
Мина кораблю пробила днищеДалеко-далёко от земли.
Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.Лошади поплыли просто так.
Что ж им было делать, бедным, еслиНету мест на лодках и плотах?
Плыл по океану рыжий остров.В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось — плавать просто,Океан казался им рекой.
Но не видно у реки той края.На исходе лошадиных сил
Вдруг заржали кони, возражаяТем, кто в океане их топил.
Кони шли на дно и ржали, ржали,Все на дно покуда не пошли.
Вот и все. А все-таки мне жаль их —Рыжих, не увидевших земли.
Бухарест
