Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы
110. Народная пляска. Перевод П. Антокольского
Всё гуще сумрак дальних горных гряд.Красавица и юноша парят
в круженье вихревом. И на летуразглядывают яркую звезду.
Он — словно ветер. А она, скользяпред ним, — как виноградная лоза.
И танец их — похож на сказку он,на темный лес, на струн скрипичных звон.
Трепещут розы в капельках росы.И горный кряж невиданной красы
их обступил. Вдали рога поют.И в быстрой пляске горный воздух пьют
тот юноша и девушка-дитя,с крутых стремнин в грядущее летя.
Как плеск волны, как дальней бури гул,мне шелест платья сердце полоснул…
1952111. У могилы Гёте. Перевод А. Межирова
Над могилою Гётебезмолвные липы застыли,ожидают кого-тоживые цветы на могиле.
И упал теневойсаван легкий на камень тяжелый,и гудят над листвойв кронах лип золотистые пчелы.
А за сетью ветвейочертанья казармы угрюмой,там в берлоге своейбредил Гитлер кровавою думой.
Мне почудилось вдруг,что калина колышется алая,смолкли пчелы вокруг,и стоит тишина небывалая.
Речка рядышком где-топоворачивать жернов не ленится,и с могилой поэтабеседует старая мельница.
Здесь хлопочет она,чтоб над Веймаром песня звучалаи прикладом войнав двери Веймара не постучала.
У поэта с челаисчезают морщины печали,хочет он, чтоб трудилась пчела,чтобы воды в каналах журчали,чтобы по целинежизнь за плугом стальным проходила.
Вся в цветах, как в броне,возле Веймара дремлет могила.Здесь ни жизни, ни силне жалел мой собрат в наступленьеи цветок посадил,пред могилою встав на колени.
Этот стройный цветок —сын горячего волжского лета —пчелам отдал свой соки украсил могилу поэта.
Не изгладится след,что оставил под Веймаром воин, —зерна будущих летс Волги в сумке принес полевой он.
Эти зерна взошли —и обильные росы покрылинивы здешней земли,листья лип и цветы на могиле.
В изголовье певцамне мерещатся горы в тумане,и в руках у жнецаострый серп излучает сиянье.
Ветви лип над могилойпрохладную тень расстилают,розы Грузии милойна каменных плитах пылают.
И врачуют онинанесенные войнами раны,и в прохладной тенитихо шествует вечер туманный.
Для поэта природа —чаша, полная звуков и песен,но певец без народабезгласен, бескрыл, бессловесен.
Зерна в почве живут,жить без почвы они не смогли бы.К новой жизни зовутнад могилой склоненные липы.
Не увял, не поблек,не склонился под ветром крылатымотсвет Волги —цветок,что посажен советским солдатом.
1952112. Карнавал мира в Веймаре. Перевод П. Антокольского
Кончался «Фауст» на веймарской сцене,когда в театр донеслись извнекакие-то возгласы, шум, смятенье…Я вышел, и стало понятно мне,
что это юность поет, вздымаяк беззвездному небу знамен леса,что связан недаром с девятым маядень, когда Гёте у них родился.
И вот я иду по главной аллее,по старому парку на дальний зов.Чем глубже в парк, тем ночь светлее,тем больше юных вокруг голосов.
Проходят мимо гуськом и попарно,и факелы их раздвигают мрак.Мерцают искры в ночи легендарной,подобно рожденью светил в мирах.
Всё небо в снопах победного света!Свобода и мир дарят на земле.И скрылись проклятые годы где-тов отравленной и безвозвратной мгле.
«О молодость! Ты на дороге верной!» —я крикнул, войдя в дружелюбный сонм.Всё глубже в парк мы движемся мернои славное имя Гёте несем.
На старой уличке у поворотапритихла молодость наших дней:«Когда-то жила здесь фрейлейн Шарлотта…»И липы тепло шелестят о ней.
Откройте же настежь дом поэта!Весь парк осветили думы его.И старый Веймар, и шествие этосправляют мирных дней торжество.
Пусть клятва, что юность нынче давала,поможет людям бороться с тьмой,пускай на всех парусах карнавалавернется Гёте к себе домой!
И я молодежь всю ночь провожаю,хотя на висках моих седина,и радость ее для меня не чужая,и правда моя для нее нужна.
К цветущим липам, в звезды одетым,Германия шлет своих сыновей.А я расскажу о празднике этом,когда возвращусь, отчизне своей.
1952ТЕНИ ПЛАТАНОВ
113. Тбилисский орнамент. Перевод А. Межирова
Люблю твои балконы и мосты…Но иногда представлю вдруг, что тысо мной повздоришь, — и вцепляюсь в корнитвоих чинар, толпящихся в саду,и твой туман над крышами пряду,траву в горах кошу еще упорней.
На мне с рожденья тень твоя и свет,и на рубашке сердца виден следтвоей иглы и твоего наперстка.Я — современник твой и ветеран,в душе не гаснет боль крцанисских ран,геройски бьется арагвинцев горстка.
Я жил твоей победой и бедой,смывал обиду серною водойи волю не давал страстям угрюмым.И в дни моей усталости тайкомты подносил мне чашу с молокоми потчевал меня своим изюмом.
Сияньями Мтацминды просветлен,я постигать учился ход времен,—твою мечту от сердца не отрину.Шаги, не подчиненные судьбе,я соразмерил с думой о тебеи замесил твою крутую глину.
К закату дня ты озарил мой путь,помог в горах лавины оттолкнуть,поднять в долинах целину и залежь.В награду за орнамент на стенеты радугу подаришь завтра мне,как подарил зарю свою вчера лишь.
1957114. Майский дождь. Перевод Б. Пастернака
Ни слова пока о дожде.Всё после о нем уяснится.То просо мешают в воде,то с веток летит шелковица.
То в капанье слышится трескрасправленных крыльев павлиньих,то их переливчатый блескмерещится в молниях синих.
К дождю обратим все мечты.Прижмемся на улице к зданьям.Средь давки откроем зонты,в толпе под платанами станем.
Дождь шлепает по мостовойи брызжет струями с балкона,дождь хлопает над головойзабытою рамой оконной.
Я сам становлюсь бестолков.Мне слышится в плеске капелитвой шаг, стук твоих каблуковпо каменным плитам панели.
Мы встретимся чуть погодя,душой освеженной воспрянув.Ведь только лишь после дождяприходят развязки романов.
Ни слова пока о дожде.Сначала увериться надо,что не пострадали нигдезеленые всходы от града.
Но ярко блестят зеленя,и свет отражается в лицах,и капли, пленяя меня,дрожат у тебя на ресницах.
1953115. Прекратим эти речи на миг… Перевод Б. Ахмадулиной
