Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I
«Я в землю вернусь — и стану землею…»[108]
Я в землю вернусь — и стану землею,Всем, что дышит, звенит и живет,Стану деревом, зверем, травою,Стану небом и даже луною,Той луной, что над нами плывет.
Обернись и взгляни — неужели,Как бы жизнь ни была хороша,Ты поверить могла в самом деле,Что лишь в нашем стареющем теле,Только в нем и ночует душа.
Я бессмертен и я бесконечен!Стану степью — и встречусь с тобой,Стану морем, и смуглые плечи,Как и в прежние годы при встрече,Обниму набежавшей волной.
Стану ветром — таким же счастливым,Как и тот, что над нами теперьТо замолкнет, то вновь торопливоГоворит с длиннолиственной ивой…— Я стану таким же. Не веришь? Проверь!
[1956]Пять чувств («Ненасытны глаза — мне, пожалуй, и жизни не хватит…»)[109]
Ненасытны глаза — мне, пожалуй, и жизни не хватитНаглядеться вот так, чтоб вполне, до конца, разглядеть,Как вдали облака превращаются в птиц на закатеИ как пролитый по небу мед переплавился в медь.
Никогда не устанет мой слух отзываться на голосНедоступной, но все же мне близкой природы, когдаК замерцавшей звезде паутины таинственной волос,Как струну, запевая, протянет другая звезда.
Никогда, никогда мне не хватит скупого дыханья,Чтоб до самого сердца проник аромат зацветающих липИ вполне насладились бы пальцы — мое осязанье —Ощущеньем горячей, шершавой и милой земли.
И когда я приникну к траве и прохладные росыОбожгут мне и нёбо, и мой пересохший язык, —Мне покажутся вовсе нелепыми злые вопросы,Утвержденья, что в чувство шестое я — нет, не проник.
Не проник. Мне довольно того, что дала мне природа,Чем богато дыхание всех благородных искусств,Только б мне удалось сохранить полноценной свободуИ высокую мудрость пяти человеческих чувств.
[1970]«В конце беспокойной дороги…»[110]
В конце беспокойной дорогиМы часто подводим итогМинутам высокой тревогиИ сереньким дням без тревог.
Колонками цифры построивТо справа, то слева, спешимВ уме подсчитать золотоеИ черное нашей души.
И, вычтя одно из другого,Из радости темную боль,Вполголоса мертвое словоШепнем прозаически: «Ноль…»
Но вдруг — по квадрату страницыВсе цифры скользнут и, ожив,Танцуя, взлетят вереницейВне логики правды и лжи,
И, музыке странной покорна,Как воздухом, ею дыша,В родные, земные просторыЖивая вернется душа.
«Розоватый рыжик спрятан в хвою…»[111]
Розоватый рыжик спрятан в хвою.У него под шляпкой младший брат.Воздух леса на смоле настоян,Он хмельнее хмеля во сто крат.
Тишину лесную видно глазом,Слышно ухом — в золоте листва,Слышно, как мгновенные алмазыЗажигает в росах синева.
И таким дыханьем необъятнымНасыщается моя душа,Что, спеша, уходит на попятныйСмерть от жизни, на попятный шаг.
[1969]«Не утолить страшной жажды, о, сколько ни пей!..»[112]
…От страшной жажды песнопенья.
М. Лермонтов
Не утолить страшной жажды, о, сколько ни пей!Как в минувшие дни почерневшие, жадные губыТянутся к влаге стихов, к обжигающей влаге твоей —О песнопенье! ты нас воскрешаешь и наново губишь.
С каждой новой рожденной строкой умирает душаИ возрождается снова из пепла — легка и крылата —Феникс! — пока не иссякнут на дне золотого ковшаСветлые росы восхода и дымная лава заката.
Девятый вал («Сквозь горловину узкого пролива…»)[113]
Сквозь горловину узкого пролива,Взрываясь на зубцах подводных скал,Несли валы растрепанные гривыК залысинам прибрежного песка.В тот день противоречье всех теченийВдруг стало явным, и казалось мне,Что некий образ светопреставленьяУже возник в надводной вышине:Из дальней тучи рогом носорогаК воде тянулся смерч. Он был чернейВоды. Я думал вот, еще немного,И он, как зверь, соединится с ней.
Вдали, могучее вздымая телоИ встречных волн сминая суету,Девятый вал, как призрак черно-белый,Провел внезапно длинную черту.Весь горизонт покрылся дымной пеной.Вода как будто встала на дыбы,И, влажных скал обняв нагие стены,В огромное вместилище борьбыОна ворвалась и слилась с прибоем,И, перекрыв весь видимый простор,Зажгла, к смертельному готовясь бою,К угрюмым тучам рвущийся костер.
Девятый вал вздымался выше, выше.Казалось, он до боли напрягал,Подобно бегуну, тугие мышцыИ, щерясь, сам себя перерастал.Ристалище приливов и отливов,Грозящий, обнаженный лоб волны,С хребта срываемая ветром грива,Вся сила океанской глубины —[Как счастлив я, что человек не можетЕще не может покорить морей,Что океан, сверкая влажной кожей,Еще исполнен волею своей!]
[1967]«Время за минутою минуту ко дну…»[114]
Время за минутою минуту ко днуТянет — словно воду на порогах, —Но, быть может, все-таки сегодня,Средь ненужных, тусклых, хромоногих,В дверь мою войдут четыре строчки,Те четыре, новых, некрасивых,Те, что мой легко сломают почерк,Жизнью скованный, себялюбивый.Перед ними я, как мальчик, встану,Перед долгожданным новым словом:Пусть оно врачует или ранит,Только пусть оно сорвет оковыС пленной мысли, с нашей пленной воли.Все деревья в мире умирают,Жизнь земли сроднилась с вечной болью,Только слово времени не знает.Нет, никто в ночи не скрипнул дверью,Новое «сегодня» смотрит в окна.Я, как прежде, жду, люблю и верюОжиданью нет и быть не может срока.
[1969]«Влага стихов — воркованье струящихся гласных…»[115]
Влага стихов — воркованье струящихся гласных —Камни согласных оденет звенящей росой,И первобытное слово становится ясным,И синее небо сливается с черной землей.
Сеятель ссыпал в кошелку шуршащие зерна.Даль, а в дали прислонились к земле облака.Как дышит земля, как дыханье ее благотворно,Как от звуков и слов тяжелеет сегодня рука!
Поле распахано, в борозду падает семя,И, если случатся дожди и оно прорастет,Высоко меж плевел подымется колос, и бремя,Как ветошь, на землю с натруженных плеч упадет.
[1969]Примечания
1
В настоящее издание стихотворений и поэм Вадима Леонидовича Андреева включены все опубликованные при жизни автора и после его смерти поэтические произведения (Исключение составляет поэма «Детство», опубликованная посмертно в журнале «Отчизна» (1977, № 6), которая не вошла в настоящее собрание.), а также большая часть прежде не публиковавшихся стихов, сохранившихся в архиве писателя. Необходимые архивные материалы или их копии были предоставлены в наше распоряжение дочерью Вадима Андреева Ольгой Андреевой-Карлайль (Сан-Франциско, США) и хранителем Русского Архива в Лидсе (Великобритания) Ричардом Дэвисом, которым мы приносим искреннюю благодарность.
Первые четыре раздела первого тома представляют собой воспроизведение четырех книг Вадима Андреева, вышедших при его жизни:
