Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы
87. ЛЕНИНГРАД ЗАТЕМНЕННЫЙ
Синие глаза автомобилей,Наглухо завешенные окнаВ том же городе, где мы любили,Где когда-то жили мы с тобой.Напряглись мосты каркасом мощным.Напряглись прославленные стогна,И, дыша морозом полуночным,Вышел город в свой последний бой.
Гордый город! Сколько дум бессонных,Напряженья, мастерства, и воли,И упрямства вложено в негоЗа столетье!.. Так не оттого лиВыгнулись на яростных кессонахМостовые дуги над Невой!
Так не оттого ли на заводахНевозможен сон, немыслим отдых.И в домах, в умах, и тут, и там,Там и тут в минуту роковуюМедный всадник, к правнукам ревнуя,Мчится за столетьем по пятам.
Вот он в лязг военной непогодыВходит как механик и сапер.А земля в сороковые годыМежду тем летит во весь опор.И влетает между тем планетаВ Новый год сквозь вьюжные столбы,Словно изваянье Фальконета,Вздернутая нами на дыбы.
Между тем — читатель, вы не знали? —У поэтов есть домашний круг.Вот на Грибоедовском каналеДруга ждут. И вот приходит друг.
Тихонов — седой, веселый, скромный, —Расстегнув ремни и скинув шлем,Входит в комнату из тьмы огромной,Усмехаясь, жмет он руки всем.
Говорит, что началась работаНе простая, что коварен мрак,Что из маскировочного дотаСнайперски прицеливался враг,
Что в чащобе мины и капканы,Волчьи ямы, пули из засад…И тогда сдвигаем мы стаканыВ честь бойца, как двадцать лет назад.
И как будто мы выпили с другомИз петровского Кубка Большого Орла,Не пошли наши головы кругом —Только память ворота свои отперла.
Стройся, город! Красуйся на диво,Чтоб тебя не обидел никто! Никогда!Чтобы белые ночи правдивоОсветили грядущие дни и года!
Чтоб весной, в начале мая,Лед ломая,Шла Нева,Чтоб ответила прямая,Подымая тост,Москва.
Чтобы радио мильонамРазнесло твои слова,Чтоб легли ковром зеленымВсем влюбленнымОстрова.
Чтоб в Домах культуры честноЖег «Метелицу» баян.Чтоб друзья сходились тесноИ готовые к боям.
Чтобы жизнь всё лучше, краше,Круче в гору шла и шла.Чтоб сама за пирной чашейЕй слагалась бы хвала.
Наконец, чтобы ораторТу хвалу произносилНе с красой витиеватой,А в избытке чувств и сил!
193988. ЧЕРЕЗ ПОЛТОРАСТА ЛЕТ ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ БАСТИЛИИ
1Ты приходила маркитанткой — сразуПротягивала жесткую ладонь.За острое словцо твое, за фразуШли полчища народные в огонь,
Ты приходила точностью учебы,Расчетливым упрямством мастерства.Была ли ты разгадана? Еще бы!Но сколько сил ты стоила сперва!
Чем можешь ты сегодня похвалиться?Какой ужимкой щегольнешь кривой?Как праздник свой отпразднуешь, столица,Ощеренная в драке мировой?
Горят в бокалах тонкогорлых вина.И, в синеве неоновой скользя,Так нежно, так замедленно-невинноТанцуют пары… Их спасти нельзя.
Всё это было, было, было. Хватит!Над звоном лир, над звяканьем монетДвадцатый век стальные волны катит…Но ты и эту мощь свела на нет.
Когда дымились кровью Пиренеи,К Вогезам протянув мильоны рук,И «юнкерсы» всё ниже и вернееСужали над тобой зловещий круг;
Когда последний маклер твой, пройдоха,Последний франк поставивши ребром,Уже не прятал сдавленного вздохаИ трясся, принимая на ночь бром;
Когда ползла, беря за шкалой шкалу,В котельном отделенье ртуть войны, —Какого прикормила ты шакала?Какой сама объелась белены?
Смотри, как виноградник твой обуглен,Каким пожаром ветер твой багрим,Как на разбитой манекенной куклеПлачевно и смешно размазан грим.
Ты столько знала сказок, так умелаСмотреться в зеркала своей мечты…Смотри же! Вот она, мертвее мела, —Та Франция, которой стала ты.
В тот год, когда Бастилию брала ты,Ты помнишь труб рыдающих мажор,И вихорь помнишь, свежий и крылатый,Шарахнувший по лбам твоих обжор?
Он звал тебя любимицей столетья.Он звал тебя нежнейшим из имен,Он отдан нашей родине в наследье,А у тебя — подделкой заменен.
Где твой огонь, твой смех, твое железо?В какой золе каких истлевших телРассыпалась на части «Марсельеза»?Вот всё, что я сказать тебе хотел.
2О народ! Я тебя оболгал.Ты навек восхищенья достоин,Угрожающий Цезарю галл,Работяга, насмешник и воин!
Будь морского прибоя белей,Сединою сравнись со снегами —Справишь ты всё равно юбилейВ ярых митингах, в праздничном гаме.
О народ! Этот праздник возникНе в бахвальстве напыщенных статуй,Отдает он не затхлой цитатойИз давно пережеванных книг.
Посмотри на задворки Парижа,На асфальт этот цвета свинца,Посмотри, посмотри, посмотри жеНа себя, на детей, на отца.
На шофера продрогшего, что ли,На усталую эту швею…О республика! В горестной школеТы историю учишь свою.
Разгляди по верченью рулеток,По мигающим буквам реклам,По тому, как старается хламНашуметь о себе напоследок.
Разгляди, наконец, по всемуВихревую воронку Начала.Оцени этих лет кутерьму!Ça ira!..[60] И пошло и помчало!
Ça ira!.. В один миг отхвативРасстояние между веками,Возникает веселый мотив,В баррикады слагается камень.
Он в тебе возникает самом,Тот мотив! Он в тридцатом не прерван,Не обуглен он в сорок восьмом,Не расстрелян и в семьдесят первом!
Твой хозяин запрет на засовМагазин, если слушать не любо,Если страшен раскат голосовЗа дверьми Якобинского клуба.
Может он прихватить чемодан,Разменять свою честь на валюту,Ибо первый сигнал уже дан, —Будет бешено людно и люто!
Справедливого грома языкКой-кого раздражает и дразнит,Но в присутствии туч грозовыхТы вольнее отпразднуешь праздник!
14 июля 193989. БРОНЗОВЫЙ ПОЭТ
1… А там, на доколе гранитном, сдвинувСедые брови, смотрит сквозь туманОдин из самых чистых паладинов,Чье имя — горечь, гнев, самообман.
Сын божества, сын века, сын народаИль пасынок у этих трех отцов,Пророк в змеиной коже Валленрода,Он гулкой бронзой стал в конце концов.
И тут его бессмертье и настигло!Бесплотное, беззлобное дитя,Он выстоял Пилсудского и Смиглу,В руках перо гусиное вертя.
И вот, покрытый прозеленью, в дымеКосых дождей, не по-людски красив,Он ни о чем не спорит с молодыми.Встречает нас и сесть не пригласив…
Так и стоим на площади. Но горе!Ему простерла жестяной венокОдна из тех всесветных аллегорий,По чьей вине и был он одинок.
Кто эта женщина? Шляхетка Польши,Любовница, законная жена?Быть может, и не существует большеЛюдская власть, что в ней отражена?
Мы шли не к ней, ясновельможной панне,И — выскажемся всё же до конца:Мы — лучшая из мыслимых компанийДля польского народного певца!
2Я польскому интеллигентуНапомню быль, а не легенду.Она не так уже стара:Как под одним плащом два брата,Два гения, два демократаСошлись для вечного возвратаУ медной статуи Петра.
Век начинался. «Марсельеза»Смолкала в грохоте железа.Был многим век обременен.Еще раскаты гроз не стихли.А эти юноши постигли,Что плавится в железном тиглеСвобода будущих времен.
Мицкевич с Пушкиным! СегодняНад европейской преисподнейИх речи вольные слышны.Они сквозь мрак осатанелыйГлядят возвышенно и смело.И, значит, — Польска не сгинела.Она сестра моей страны.
193990. ДЕНЬ КРАСНОЙ АРМИИ
