Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы
79. БЕССМЕРТИЕ
Со страниц хрестоматий вставая,Откликаясь во дни годовщин,Жизнь короткая, жизнь огневая,Ни в какой не вмещенная чин, —Каждым заново с детства решалась,С каждой юностью жадно дружа, —То пустая лицейская шалость,То громовый набат мятежа,То нужнее дыханья и хлеба,То нежней Феокритовых роз,—В спелых гроздьях созвездий, как небоНад Россией в январский мороз.
В спелых гроздьях! И рифмою парнойОперенная пылкая речьВновь курчавилась пеной янтарнойВ торжестве расставаний и встреч.
Дружбы, женщины, жажда живаяВсё схватить и, сжимая в горсти,Каждый облик своим называя,Всё постигнуть и перерасти,—Это он! И на площади Красной,На трибунах, под марш боевой,Он являлся, приветливый, страстный,С непокрытой, как мы, головой.
Там, где гор голубые отрогиНабегают, лавиной грозя,По Военно-Грузинской дорогеРядом с ним мы прошли как друзья.
Сколько белых ночей в ЛенинградеВместе с нами ему не спалосьРади близкого взморья и радиЧьей-то вьющейся пряди волос.
Он затвержен в боях и походах.Он сегодня — и книга и чтец.Он узнал, что бессмертье не отдых,А тревога стучащих сердец.
Что бессмертие — это в тумане,Может быть, его лучший улов:Школьный праздник, ребячье вниманье, —Сколько русых кудрявых голов!
Пахнет хвоей и сказкою древнейОт построенных только что стен.И в ночную метель над деревнейУпираются палки антенн.
И когда за снегами, полями,Ликованья и нежности полн,Женский голос, как синее пламя,Возникает из радиоволн,
И всё выше и самозабвеннейОн несется, томясь и моля,И как будто о чудном мгновеньеВ первый раз услыхала земля, —
Это он! Это в пламени песни,В синих молниях, неумолим,Он, учитель, товарищ, ровесник,Входит в школу к ребятам моим.
193780. ПАМЯТНИК ГОГОЛЮ
Владимиру Массу
…А там, в Клину, в Твери, в Любани,Орленый винный полуштоф.Там люди, красные, как в бане,По харям лупят злых шутов.
Там всех присутствий мразь и скука,Вся братия чернильных крыс,Вся шатия калек и кукол,От коей Гоголь ногти грыз.
Там, на поле, где ворон каркал,Обуглена пургой до плеч,Дымит затопленная жаркоИз снега выросшая печь.
Сноп искр. И лопаются стеклаВ трактирах. Заиграла тушПожарная команда. В пеклоЛетят тетради «Мертвых душ».
Пошла писать! Упершись в боки,Глуха к содеянному злу,Отвесила поклон глубокийПечь. А метель метет золу.
И лихо воют поддувала…Но что за чушь! И чад какой!Иль вправду почудней бывалоЕще в комедии людской?
…Вот он на камне, школьный классик,Весь в комментариях дождя,Сам фонари под утро гасит,Безлюдьем кратким дорожа.
Вот он, продрогшей птицей сгорбясь, —Не обреченный ли на снос? —Сей монумент гражданской скорби,Втыкает в плащ поникший нос.
Вот входит он в театры даром:«Что, Сваха, ищешь простаков?Забыл про пятый акт, Жандарм?Врать разучился, Хлестаков?
Сверкай же ярмарочным тиром,Жуть исковерканных зеркал!Я шарил не по всем квартирам,Не все кубышки обыскал.
Когда по швам трещала стужаИ зоркие прожектораСкрещали очи на всё ту жеДорогу, вьюжную с утра, —
Я в эти годы, может статься,Шел с непокрытой головойВ крутой волне манифестаций,Как вы, на форум ветровой.
Нет, ни один мой лист не сверстан,Том не дописан ни один,Ищи их по летящим верстамВ сырье несущихся годин!
И то, что я сжигал когда-то,Моя болезнь, а не венец.И если есть на камне дата,Она ступень, а не конец».
193181. ГРАЖДАНИН ЧИЧИКОВ
Нос шишкой, бритый подбородок,Жилет в цветах, двубортный фрак —Осколок вымершей породы,Случаем вылезший дурак
Иль тертый жулик, с кем не мешкай:Как пить дать, попадешь в беду!С двояковогнутой усмешкойПодметки срежет на ходу.
Кем бы он ни был — жив, обтерся,А всё такой же жох и жмот,Сверкает сединою ворсаИ сильным мира руки жмет.
Не от казенных пирогов лиЖирея так, что нету глаз,В глубоких недрах госторговлиСия зараза завелась?
Какой свинцовый дождь заляпалКаких толкучек барахло?Каких свидетелей, как кляпом,Молчать об этом обрекло?
Словарь жилого обиходаМы в три погибели согнем,Заставим уголовный кодексПодумать заново о нем!
Мы выследим его наглейший,Его отчаяннейший шаг,Когда, мурлыча под нос «Гейшу»,Горд, как раджа иль падишах,
Он свежевыбрит и опрысканИ, встретив друга-подлеца,Хвалясь пред ним столь малым риском,Меняет всё — вплоть до лица.
193182. ГРОЗА В ПЯТИГОРСКЕ
Гроза разразилась и с юноши мертвогоМгновенно сорвала косматую бурку.Пока только гром наступленье развертывал,А страшная весть понеслась к Петербургу.
Железные воды и кислые водыБурлили и били в источниках скал.Ползли по дорогам коляски, подводы,Арбы и лафеты. А юноша спал.
Он спал, ни стихов не читая, ни писем,Не сын для отца и у века не пасынок.И не был он сослан и не был зависимОт гор этих, молниями опоясанных.
Он парусом где-то белел одиноким,Иль мчался по круче конем легконогим,Иль, с барсом сцепившись, катился, визжа,В туманную пропасть. А утром, воскреснув,Гулял у чеченцев в аулах окрестных,Менялся кинжалом с вождем мятежа.
Гроза разразилась. Остынув от зноя,Машук и Бештау склонились над юношей,Одели его ледяной сединою,Дыханьем свободы на мертвого дунувши:
«Спи, милый товарищ! Окончилось горе.Сто лет миновало, — мы снега белей.Но мы, старики, — да и всё Пятигорье, —Отпразднуем грозами твой юбилей.
И небо грозовым наполнится ропотом,И гром-агитатор уснувших разбудит.А время? А смерть? — Пропади они пропадом!Их не было с нами. И нет. И не будет».
194183. ПОСЛАНИЕ ДРУЗЬЯМ
С Новым годом, Бажан, Чиковани, Зарьян и Вургун!Наша песня пройдет по республикам прежним и новым,Заполощется лозунгом, вплавится звоном в чугун,Перекликнется с миром сигналом коротковолновым.
Перед нами — серьезное, гордое время труда,Горный эпос, былины в степных, ветровых перекатахИ впервые блеснувшая в мощной породе руда, —Ибо мы — поколенье впервые по праву богатых.
Не молочные реки омыли медовый кисель,Не находка блеснула из недр Ушакова и Даля,Ничего из того, что казалось богатством досель,Чем кичились поэты, хотя и в глаза не видали.
Только первоначальная сила волны ветровой,Ширина, вышина заводимых вполголоса песен,С красным солнышком, синей рекою, зеленой травой,По сравненью с которыми ритм непригляден и тесен.
Только этим и чист, только этим и молод язык.Кто его забывал, у того и дыханье скудело, —Сочинял он безделки глупцам, упражненья заик,Каламбурил или околесицу нес то и дело.
Кто бы ни был — араб, или мудрый индус, или грек, —Он услышит наш голос, хотя бы из века другого.Он услышит слиянье наречий, слияние рек,Наш единый, наш многоязыкий раскованный говор.
Наша песня пройдет по земле не разящим мечом,А снопом световым, как прожектор по вспыхнувшим тучамНе помеха — пространство, и время само — нипочемНам, впервые здоровым, впервые по чести растущим.
Начинается утро. Кричат петухи на Руси.Издалека звенят провода электрической тяги.О Родная Земля! Ты уже за холмами еси.Высоко развеваются в бурях червленые стяги.
31 декабря 1939Предполье