Александр Твардовский - За далью — даль
Две кузницы
На хуторском глухом подворье,В тени обкуренных березСтояла кузница в Загорье,И при ней с рожденья рос.
И отсвет жара горновогоПод закопченным потолком,И свежесть пола земляного,И запах дыма с деготьком —Привычны мне с тех пор, пожалуй,Как там, взойдя к отцу в обед,Мать на руках меня держала,Когда ей было двадцать лет…
Я помню нашей наковальниВ лесной тиши сиротский звон,Такой усталый и печальныйПо вечерам, как будто онВещал вокруг о жизни трудной,О скудной выручкою днеВ той, небогатой, многолюдной,Негромкой нашей стороне.Где меж болот, кустов и лесаТерялись бойкие пути;Где мог бы все свое железоМужик под мышкой унести;Где был заказчик — гость случайный,Что к кузнецу раз в десять летХодил, как к доктору, от крайнейНужды, когда уж мочи нет.
И этот голос наковальни,Да скрип мехов, да шум огняС далекой той поры начальнойВ ушах не молкнет у меня.
Не молкнет память жизни бедной,Обидной, горькой и глухой,Пускай исчезнувшей бесследно,С отцом ушедшей на покой.
И пусть она не повторится,Но я с нее свой начал путь,Я и добром, как говорится,Ее обязан помянуть.
За все ребячьи впечатленья,Что в зрелый век с собой принес;За эту кузницу под теньюДымком обкуренных берез.На малой той частице светаБыла она для всех вокругТогдашним клубом, и газетой,И академией наук.
И с топором отхожим плотник,И старый воин — грудь в крестах,И местный мученик — охотникС ружьишком ветхим на гвоздях;И землемер, и дьякон медный,И в блесках сбруи коновал,И скупщик лиха Ицка бедный, —И кто там только не бывал!
Там был приют суждений ярыхО недалекой старине,О прежних выдумщиках — барах,Об ихней пище и вине;О загранице и России,О хлебных сказочных краях,О боге, о нечистой силе,О полководцах и царях;О нуждах мира волостного,Затменьях солнца и луны,О наставленья Льва ТолстогоИ притесненья от казны…
Там человеческой природеОтрада редкая была —Побыть в охоту на народе,Забыть, что жизнь не весела.
Сиди, пристроившись в прохладе,Чужой махоркою дыми,Кряхти, вздыхай — не скуки ради,А за компанию с людьми.И словно всяк — хозяин — барин,И ни к чему спешить домой…Но я особо благодаренТем дням за ранний навык мой.За то, что там ребенком малымПознал, какие чудесаТворит союз огня с металломВ согласье с волей кузнеца.
Я видел в яви это диво,Как у него под молоткомРождалось все, чем пашут ниву,Корчуют лес и рубят дом.
Я им гордился бесконечно,Я знал уже, что мастер могТем молотком своим кузнечнымСковать такой же молоток.
Я знал не только понаслышке,Что труд его в большой чести,Что без железной кочедыжкиИ лаптя даже не сплести.
Мне с той поры в привычку сталиДутья тугой, бодрящий рев,Тревожный свет кипящей сталиИ под ударом взрыв паров.
И садкий бой кувалды древней,Что с горделивою тоскойЗвенела там, в глуши деревни,Как отзвук славы заводской.
…Полжизни с лишком миновало,И дался случай мне судьбойКувалду главную УралаВ работе видеть боевой.
И хоть волною грозной жараЯ был далеко отстранен,Земля отчетливо дрожалаПод той кувалдой в тыщи тонн.
Казалось, с каждого удараУ всех под пятками онаС угрюмым стоном припадала,До скальных недр потрясена…
И пусть тем грохотом вселенскимЯ был вначале оглушен,Своей кувалды деревенскойЯ в нем родной расслышал звон.
Я запах, издавна знакомый,Огня с окалиной вдыхал,Я был в той кузнице, как дома.Хоть знал,Что это был Урал.
Урал!Завет веков и вместе —Предвестье будущих времен,И в наши души, точно песня,Могучим басом входит он —Урал!
Опорный край державы,Ее добытчик и кузнец,Ровесник древней нашей славыИ славы нынешней творец.
Когда на запад эшелоны,На край пылающей землиТот груз, до срока зачехленный,Столов и гусениц везли, —Тогда, бывало, поголовноВесь фронт огромный повторялСо вздохом нежности сыновнейДва слова:— Батюшка Урал…
Когда добром его груженный,На встречной скорости состав,Как сквозь тоннель гремит бетонный,С прогибом рельсов даль прорвав, —Не диво мне, что люд вагонный,Среди своих забот, забав,Невольно связь речей теряя,На миг как будто шапку снял,Примолкнет, сердцем повторяяДва слова:— Батюшка Урал…
Урал!Я нынче еду мимо,И что-то сжалося в груди:Тебя, как будто край родимый,Я оставляю позади.
Но сколько раз в дороге дальнейЯ повторю — как лег, как встал, —И все теплей и благороднейДва слова:— Батюшка Урал…
Урал!Невольною печальюЯ отдаю прощанью дань…
А за Уралом —Зауралье,А там своя, иная даль.
Две дали
Иная даль, иная зона,И не гранит под полотном —Глухая мякоть черноземаИ степь без края за окном.И на ее равнине плоской —Где малой рощицей, где врозь —Старообрядные березкиБелеют — голые, как кость.
Идут, сквозные, негустые,Вдоль горизонта зеленяДа травы изжелта — седые,Под ветром ждущие огня.
И час за часом край все шире,Уже он день и два в окне,Уже мы едем в той стране,Где говорят:— У нас, в Сибири…
Сибирь!Не что-то там в дали,Во мгле моей дороги длинной,Не бог весть где, не край земли,А край такой же серединный,
Как на Урале был Ура,А там — Поволжье, Подмосковье,И все, что ты уже терялЗа неустанной встречной новью.
И ненасытная мечтаВ пути находит неизменно:Две дали разом — та и та —Влекут к себе одновременно…
Стожок подщипанный сенца,Колодец, будка путевая.И в оба от нее концаУходят, землю обвивая,Две эти дали, как одна.И обе вдруг душе предстали.И до краев душа полнаТеплом восторга и печали…
Опять рассвет вступил в окно —Ему все ближе путь с востока,А тот стожок давным — давноУже на западе далеко.
И словно год назад прошлиУральской выемки откосы,Где громоздились из землиПласты породы, как торосы.
И позади, вдали места,Что там же шли в окне вагона.И Волга с волжского моста,И все за нею перегоны.
Столичный пригород, огни,Что этот поезд провожали,И те, что в этот час в тениИли в лучах закатных дали…
С дороги — через всю страну —Я вижу очий край смоленскийИ вспомнить вновь не преминуМой первый город деревенский.
Он славой с древности гремел,Но для меня в ребячью поруНазванья даже не имел —Он был один, был просто город.
И, как тогда я ни был мал,Я не забы и не забудуТот запах, что в избу вступалС отцом, приехавшим оттуда.
Как будто с поскрипом сеней,С морозным облаком надворья,В былинках сена из саней.Сам город прибывал в Загорье.
Нездешний, редкий, привозной,Тревожно — праздничный и пряный,Тот запах жизни был иной —Такой немыслимой и странной.
Он долго жил для нас во всем:В гостинце каждом и покупке,В нагольном старом полушубке,Что побыл в городе с отцом…
Волненью давнему парнишкеДоступна полностью душа,Как вспомню запах первой книжкиИ самый вкус карандаша…
Всем, чем к земле родной привязан,Чем каждый день и час дышу,Я, как бы ни было, обязанТой книжке и карандашу;Тому ребячьему смятенью,С каким касался их рукойИ приступал к письму и чтенью —Науке первой городской.
И что ж такого, что с годамиЯ к той поре глухим не сталИ все взыскательнее памятьК началу всех моих начал!
Я счастлив тем, что я оттуда,Из той зимы, из той избы.И счастлив тем, что я не чудоОсобой, избранной судьбы.
Мы все — почти что поголовно —Оттуда люди, от земли,И дальше дела родословнойНе знаем: предки не вели,Не беспокоились о древе,Рождались, жили в свой черед,Хоть род и мой — он так же древен,Как, скажем, твой, читатель, род…
Читатель!Друг из самых лучших,Из всех попутчиков попутчик,Их всех своих особо свой,Все кряду слушать мастер дивный,Неприхотливый, безунывный.(Не то что слушатель иной,Что нам встречается в натуре:То у него сонливый вид,То он свистит, глаза прищуря,То сам прорваться наровит.)
Пусть ты меня уже оставил,Загнув странички уголок,Зевнул — хоть это против правил —И даже пусть на некий срокВздремнул ты, лежа или сидя,Устав от множества стихов,Того не зная и не видя,Я на тебя и не в обиде:Я сам, по слабости, таков.
Меня, опять же, не убудет,Коль скажешь ты иль кто другой:Не многовато ль, дескать, будетПодряд материи такой,Как отступленья, восклицаньяДа оговорок этих тьма?Не стать ли им чрезмерной даньюЗаветам старого письма?
Я повторю великодушно:Не хлопочи о том, дружок, —Читай, пока не станет скучно,И я — молчок.
Тебя я тотчас покидаю,Поникнув скромно головой.Я не о том совсем мечтаю,Чтоб был читатель волевой,Что, не страшась печатной тины,Вплоть до конца несет свой крестИ в силу самодисциплиныЧто преподносит, то и ест.
Нет, мне читатель слабовольный,Нестойкий, пуганый милей:Уж если вник, — с меня довольно,Горжусь победою моей,Волнуясь, руки потираю:Ты — мой.И холод по спине:А вдруг такого потеряю?Тогда конец и горе мне.
Тогда забьюсь в куток под лавкойИ затаю свою беду.А нет — на должность с твердой ставкойВ Союз писателей пойду…
Продолжим, стало быть, беседу.Для одного тебя, учти,Я с юных дней иду и едуИ столько лет уже в пути.И все одна командировка, —Она мне слишком дорога…
Но что там — вроде остановка?— Какая станция?— Тайга.
Состав стоит, пробег немалый.В пути оставив за хвостом.И от уставшего металлаВнизу течет звенящий стон.
Снаружи говор оживленный,В огне перрон, как днем светло.Опять за стенкою вагоннойПолтыщи верст в ночи прошло.
Прошли мосты, проплыли реки,Минули целые края,
Которых, может быть, вовекиВот так и не увижу я,И что за земли — знать не буду —Во сне ушли из—под колес…
А тут еще весны причуды —Не вспять ли время подалось?
Как будто мы в таежный поясВошли за станцией Тайгой.Теплом полей обдутый поездКак будто взял маршрут другой.
Как будто вдруг сменился климат:Зима — и все вокруг бело.Сухой пурги дремотным дымомКостлявый лес заволокло…
Но с путевой надежной стальюСмыкая туго сталь колес,Спешит состав за новой далью.Гребет пространство паровоз.
И разрывает мир единый,Что отступает с двух сторон,На две большие половины,На юг и север вдоль окон.
Сквозь муть пурги еще невнятноВступает новый край в права.А где-то там, в дали обратной, —Урал, и Волга, и Москва,Смоленск, мосты и переправыДнепра, Березины, Двины,Весь запад — до границ державыИ дальше — по следам войны,По рубежам ее остывшим,По блиндажам ее оплывшим,По стольким памятным местам…
Я здесь, в пути, но я и там —И в той дороге незабвенной,У тех, у дорогих могил,Где мой герой поры военнойС войскам фронта проходил.
Хоть та пора все Дале, Дале,Все больше верст, все больше дней.Хоть свет иной, желанной далиВ окне вагона все видней.
Литературный разговор
