Александр Твардовский - За далью — даль
Семь тысяч рек
Еще сквозь сон на третье полкеРасслышал я под стук колес,Как слово первое о ВолгеНегромко кто-то произнес.
Встаю — вагон с рассвета в сборе,Теснясь у каждого окна,Уже толпится в коридоре, —Уже вблизи была она.
И пыл волненья необычныйВсех сразу сблизил меж собой,Как перед аркой пограничнойИль в первый раз перед Москвой…
И мы стоим с майором в паре,Припав к стеклу, плечо в плечо,С кем ночь в купе одном проспалиИ не знакомились еще.
Стоим и жадно курим оба,Полны взаимного добра,Как будто мы друзья до гробаИль вместе выпили с утра.
И уступить спешим друг другуМы лучший краешек окна.И вот мою он тронул рукуИ словно выдохнул:— Она!
— Она! —И тихо засмеялся,Как будто Волгу он, сосед,Мне обещал, а сам боялся,Что вдруг ее на месте нет.
— Она! —И справа, недалеко,Моста не видя впереди,Мы видим плес ее широкийВ разрыве поля на пути.
Казалось, поезд этот с ходу —Уже спасенья не проси —Взлетит, внизу оставив воду,Убрав колеса, как шасси.
Но нет, смиренно ход убавивУ будки крохотной поста,Втянулся он, как подобает,В тоннель решетчатый моста.
И загремел над ширью плеса,Покамест сотни звонких шпал,Поспешно легших под колеса,Все до одной не перебрал…
И не успеть вглядеться толком,А вот уже ушла из глазИ позади осталась Волга,В пути не покидая нас;
Не уступая добровольноРаздумий наших и речейНичьей иной красе окольнойИ даже памяти ничьей.
Ни этой дали, этой шири,Что новый край за ней простер.
Ни дерзкой славе рек Сибири.Коль их касался разговор.
Ни заграницам отдаленным,Ни любопытной старине,Ни городам, вчера рожденным,Как будто взятым на войне.
Ни новым замыслам ученым,Ни самым, может быть, твоимВоспоминаньям береженым,Местам, делам и дням иным…
Должно быть, той влекущей силой,Что люди знали с давних лет,Она сердца к себе манила,Звала их за собою вслед.
Туда, где нынешнею славойНе смущена еще ничуть,Она привычно, величавоСвой древний совершала путь…
Сем тысяч рек,Ни в чем не равных:И с гор стремящих бурный бег,И меж полей в изгибах плавныхТекущих в даль — семь тысяч рекОна со всех концов собрала —Больших и малых — до одной,Что от Валдая до УралаИзбороздили шар земной.
И в том родстве переплетенном,Одной причастные семье,Как будто древом разветвленнымРасположились на земле.
Пусть воды их в ее теченьеНеразличимы, как одна.Краев несчетных отраженьеУносит волжская волна.
В нее смотрелось пол — России:Равнины, горы и леса,Сады и парки городские,И вся наземная краса —Кремлевских стен державный гребень,Соборов главы и кресты,Ракиты старых сельских гребель.Многопролетные мосты,Заводы, вышки буровые,Деревни с пригородом смесь,И школьный дом, где ты впервыеУзнал, что в мире Волга есть…
Вот почему нельзя не верить,Любуясь этою волной,Что сводит Волга — берег в берег —Восток и запад над собой;Что оба края воединоНад нею сблизились навек;Что Волга — это серединаЗемли родной.Семь тысяч рек!
В степи к назначенному сроку,Извечный свой нарушив ход,Она пришла донской дорогойВ бескрайний плес всемирных вод.
Ее стремленью уступилаВодораздельная гора.И стало явью то, что былоМечтой еще царя Петра;
Наметкой смутной поколений,Нуждой, что меж несчетных делИ нужд иных великий ЛенинУже тогда в виду имел…
Пусть в океанском том смешеньеЕе волна растворена.Земли родимой отраженьеУже и там несет она.
Пусть реки есть, каким дорогаСама собой туда данаИ в мире слава их полна;Пусть реки есть мощней намного —Но Волга — матушка одна!
И званье матушки носилаВ пути своем не век, не два —На то особые права —Она,Да матушка Россия,Да с ними матушка Москва.
…Сидим в купе с майором рядом,Как будто взяли перевал.
Он, мой сосед, под СталинградомЗа эту Волгу воевал.
Две кузницы
На хуторском глухом подворье,В тени обкуренных березСтояла кузница в Загорье,И при ней с рожденья рос.
И отсвет жара горновогоПод закопченным потолком,И свежесть пола земляного,И запах дыма с деготьком —Привычны мне с тех пор, пожалуй,Как там, взойдя к отцу в обед,Мать на руках меня держала,Когда ей было двадцать лет…
Я помню нашей наковальниВ лесной тиши сиротский звон,Такой усталый и печальныйПо вечерам, как будто онВещал вокруг о жизни трудной,О скудной выручкою днеВ той, небогатой, многолюдной,Негромкой нашей стороне.Где меж болот, кустов и лесаТерялись бойкие пути;Где мог бы все свое железоМужик под мышкой унести;Где был заказчик — гость случайный,Что к кузнецу раз в десять летХодил, как к доктору, от крайнейНужды, когда уж мочи нет.
И этот голос наковальни,Да скрип мехов, да шум огняС далекой той поры начальнойВ ушах не молкнет у меня.
Не молкнет память жизни бедной,Обидной, горькой и глухой,Пускай исчезнувшей бесследно,С отцом ушедшей на покой.
И пусть она не повторится,Но я с нее свой начал путь,Я и добром, как говорится,Ее обязан помянуть.
За все ребячьи впечатленья,Что в зрелый век с собой принес;За эту кузницу под теньюДымком обкуренных берез.На малой той частице светаБыла она для всех вокругТогдашним клубом, и газетой,И академией наук.
И с топором отхожим плотник,И старый воин — грудь в крестах,И местный мученик — охотникС ружьишком ветхим на гвоздях;И землемер, и дьякон медный,И в блесках сбруи коновал,И скупщик лиха Ицка бедный, —И кто там только не бывал!
Там был приют суждений ярыхО недалекой старине,О прежних выдумщиках — барах,Об ихней пище и вине;О загранице и России,О хлебных сказочных краях,О боге, о нечистой силе,О полководцах и царях;О нуждах мира волостного,Затменьях солнца и луны,О наставленья Льва ТолстогоИ притесненья от казны…
Там человеческой природеОтрада редкая была —Побыть в охоту на народе,Забыть, что жизнь не весела.
Сиди, пристроившись в прохладе,Чужой махоркою дыми,Кряхти, вздыхай — не скуки ради,А за компанию с людьми.И словно всяк — хозяин — барин,И ни к чему спешить домой…Но я особо благодаренТем дням за ранний навык мой.За то, что там ребенком малымПознал, какие чудесаТворит союз огня с металломВ согласье с волей кузнеца.
Я видел в яви это диво,Как у него под молоткомРождалось все, чем пашут ниву,Корчуют лес и рубят дом.
Я им гордился бесконечно,Я знал уже, что мастер могТем молотком своим кузнечнымСковать такой же молоток.
Я знал не только понаслышке,Что труд его в большой чести,Что без железной кочедыжкиИ лаптя даже не сплести.
Мне с той поры в привычку сталиДутья тугой, бодрящий рев,Тревожный свет кипящей сталиИ под ударом взрыв паров.
И садкий бой кувалды древней,Что с горделивою тоскойЗвенела там, в глуши деревни,Как отзвук славы заводской.
…Полжизни с лишком миновало,И дался случай мне судьбойКувалду главную УралаВ работе видеть боевой.
И хоть волною грозной жараЯ был далеко отстранен,Земля отчетливо дрожалаПод той кувалдой в тыщи тонн.
Казалось, с каждого удараУ всех под пятками онаС угрюмым стоном припадала,До скальных недр потрясена…
И пусть тем грохотом вселенскимЯ был вначале оглушен,Своей кувалды деревенскойЯ в нем родной расслышал звон.
Я запах, издавна знакомый,Огня с окалиной вдыхал,Я был в той кузнице, как дома.Хоть знал,Что это был Урал.
Урал!Завет веков и вместе —Предвестье будущих времен,И в наши души, точно песня,Могучим басом входит он —Урал!
Опорный край державы,Ее добытчик и кузнец,Ровесник древней нашей славыИ славы нынешней творец.
Когда на запад эшелоны,На край пылающей землиТот груз, до срока зачехленный,Столов и гусениц везли, —Тогда, бывало, поголовноВесь фронт огромный повторялСо вздохом нежности сыновнейДва слова:— Батюшка Урал…
Когда добром его груженный,На встречной скорости состав,Как сквозь тоннель гремит бетонный,С прогибом рельсов даль прорвав, —Не диво мне, что люд вагонный,Среди своих забот, забав,Невольно связь речей теряя,На миг как будто шапку снял,Примолкнет, сердцем повторяяДва слова:— Батюшка Урал…
Урал!Я нынче еду мимо,И что-то сжалося в груди:Тебя, как будто край родимый,Я оставляю позади.
Но сколько раз в дороге дальнейЯ повторю — как лег, как встал, —И все теплей и благороднейДва слова:— Батюшка Урал…
Урал!Невольною печальюЯ отдаю прощанью дань…
А за Уралом —Зауралье,А там своя, иная даль.
Две дали
