Александр Твардовский - За далью — даль
Александр Твардовский
ЗА ДАЛЬЮ — ДАЛЬ
Пора! Ударил отправленьеВокзал, огнями залитой,И жизнь, что прожита с рожденья,Уже как будто за чертой.
Я видел, может быть, полсветаИ вслед за веком жить спешил,А между тем дороги этойЗа столько лет не совершил;
Хотя своей считал дорогойИ про себя ее берег,Как книгу, что прочесть до срокаВсе собирался и не мог.
Мешало многое другое,Что нынче в памяти у всех.Мне нужен был запас покоя,Чтоб ей отдаться без помех.
Но книги первую страницуЯ открываю в срок такой,Когда покой, как говориться,Опять уходит на покой…
Я еду. Малый дом со мною,Что каждый в путь с собой берет.А мир огромный за стеною,Как за бортом вода, ревет.
Он над моей поет постельюИ по стеклу сечет крупой,Дурной, безвременной метельюСвистит и воет в разнобой.
Он полон сдавленной тревоги,Беды, что очереди ждет.Он здесь еще слышней, в дороге,Лежащей прямо на восход…
Я еду. Спать бы на здоровье,Но мне покамест не до сна:Еще огнями ПодмосковьяСнаружи ночь озарена.
Еще мне хватит этой полки,Еще московских суток жаль.Еще такая даль до Волги,А там-то и начнется даль —За той великой водной гранью.
И эта лестница из шпал,Пройдя Заволжье,Предуралье,Взойдет отлого на Урал.Урал, чьей выработки стальюЗвенит под нами магистраль.
А за Уралом —Зауралье,А там своя, иная даль.
А там Байкал, за тою далью, —В полсуток обогнуть едва ль, —А за Байкалом —Забайкалье.
А там еще другая даль,Что обернется далью новой.
А та, неведомая мне,Еще с иной, большой, суровой,Сомкнется и пройдет в окне…
А той порой, отменно точный,Всего пути исполнив срок,Придет состав дальневосточныйНа Дальний, собственно, Восток,Где перед станцией последней,У пограничного столба,Сдается мне, с земли соседнейГлухая слышится пальба.
Но я еще с Москвою вместе,Еще во времени одном.И, точно дома перед сном,Ее последних жду известий;Она свой голос подаетИ мне в моей дороге дальней.
А там из-за моря восходВстает, как зарево, печальный,
И день войны, нещадный день,Вступает в горы и долины,Где городов и деревеньДымятся вновь и вновь руины.
И длится вновь бессонный труд,Страда защитников Кореи.С утра усталые ревутБереговые батареи…
Идут бои горит земля.Не нов, не нов жестокий опыт:Он в эти горы и поляПеренесен от стен Европы.
И вы, что горе привезлиНа этот берег возрожденный,От вашей собственной землиВсем океаном отделенный, —Хоть в цвет иной рядитесь вы,Но ошибется мир едва ли:Мы вас встречали из МосквыИ до Берлина провожали…
Народ — подвижник и герой —Оружье зла оружьем встретил.За грех войны — карал войной,За смерть — печалью смерти метил.
В борьбе исполнен новых сил,Он в годы грозных испытанийВосток и Запад пробудилИ вот —Полмира в нашем стане!
Что ж или тот урок забыт,И вновь, под новым только флагом,Живой душе война грозит,Идет на мир знакомым шагом?
И, чуждый жизни, этот шаг,Врываясь в речь ночных известий,У человечества в ушахСтоит, как явь и как предвестье.
С ним не забыться, не уснуть,С ним не обвыкнуть и не сжиться.Он — как земля во рту на грудьЗарытым заживо ложится…
Дорога дальняя моя,Окрестный мир страны обширной,Родные русские поля,В ночи мерцающие мирно, —
Не вам ли памятны года,Когда по этой магистралиВо тьме оттуда и тудаСоставы без огней бежали;
Когда тянулись в глубь страныПо этой насыпи и рельсамЗаводы — беженцы войны —И с ними люди — погорельцы;
Когда, стволы зениток ввысьПодняв над «улицей зеленой»,Безостановочно неслисьТуда, на запад, эшелоны.
И только, может, мельком взглядТоски немой и бесконечнойИз роты маршевой солдатКидал на санитарный встречный…
Та память вынесенных мукЖива, притихшая, в народе,Как рана, что нет — нет — и вдругЗаговорит к дурной погоде.
Но, люди, счастье наше в том,Что счастья мы хотим упорно,Что на века мы строим дом,Свой мир живой и рукотворный.
Он всех людских надежд оплот,Он всем людским сердцам доступен.Его ли смерти мы уступим?..На Спасской башне полночь бьет…
В дороге
Лиха беда — пути начало,Запев дается тяжело,А там глядишь: пошло, пожалуй?Строка к строке — ну да, пошло.
Да как пошло!Сама дорога, —Ты только душу ей отдай, —Твоя надежная подмога,Тебе несет за далью — даль.
Перо поспешно по бумагеВедет, и весело тебе:Взялся огонь, и доброй тягиИграет музыка в трубе.
И счастья верные приметы:Озноб, тревожный сердца стук,И сладким жаром лоб согретый,И дрожь до дела жадных рук…
Когда в безвестности до срока,Не на виду еще, поэтТворит свой подвиг одиноко,Заветный свой хранит секрет;
Готовит людям свой подарок,В тиши затеянный давно, —Он может быть больным и старым,Усталым — счастлив все равно.
И даже пусть найдет морока —Нелепый толк, обидный суд,Когда бранить его жестокоНа первом выходе начнут, —
Он слышит это и не слышитВ заботах нового труда,Тем часом он — поэт, он пишет,Он занимает города.
И все при нем в том добром часе,Его Варшава и Берлин,И слава, что еще в запасе,И он на свете не один.
И пусть за критиками следомВ тот гордый мир войдет жена,Коснувшись, к слову, за обедомВопросов хлеба и пшена, —Все эти беды —К малым бедам,Одна беда ему страшна.
Она придет в иную пору,Когда он некий перевалПреодолел, взошел на горуИ отовсюду виден стал.
Когда он всеми дружно встречен,Самим Фадеевым отмечен,Пшеном в избытке обеспечен,Друзьями в критики намечен,Почти уже увековечен,И хвать писать —Пропал запал!
Пропал запал.По всем приметамТвой горький день вступил в права.Все — звоном, запахом и цветом —Нехороши тебе слова;
Недостоверны мысли, чувства,Ты строго взвесил их — не те…И все вокруг мертво и пусто,И тошно в этой пустоте.
Да, дело будто бы за малым,А хвать — похвать — и не рожна.И здесь беда, что впрямь страшна,Здесь худо быть больным, усталым,Здесь горько молодость нужна!
Чтоб не смериться виновато,Не быть у прошлого в долгу,Не говорить: я мог когда-то,А вот уж больше не могу.
Но верным прежде быть гордыне,Когда ты щедрый, не скупой,И все, что сделано доныне,Считаешь только черновой.
Когда, заминкой не встревожен,Еще беспечен ты и смел,Еще не думал, что положенТебе хоть где-нибудь предел;
Когда — покамест суд да справа —Богат, широк — полна душа —Ты водку пьешь еще до славы, —Не потому, что хороша.
И врешь еще для интересу,Что нету сна,И жизнь сложна…Ах, как ты горько, до зарезу,Попозже, молодость, нужна!
Пришла беда — и вроде не с кемДелиться этою бедой.А время жмет на все железки,И не проси его:— Постой!
Повремени, крутое время,Дай осмотреться, что к чему.Дай мне в пути поспеть со всеми,А то, мол, тяжко одному…
И знай, поэт, ты нынче вродеКак тот солдат, что от полкаОтстал случайно на походе.И сушит рот ему тоска.
Бредет обочиной дорогиТуда ли, нет — не знает сам,И счет в отчаянной тревогеВедет потерянным часам.
Один в пути — какой он житель!Догнать, явиться: виноват,Отстал, взыщите, накажите…А как наказан, так — солдат!Так свой опять — и дело свято.Хоть потерпел, зато учен.А что еще там ждет солдата,То все на свете нипочем…
Изведав горькую тревогу,В беде уверившись вполне,Я в эту бросился дорогу,Я знал, она поможет мне.
Иль не меня четыре года,Покамест шла войны страда,Трепала всякая погода,Мотала всякая езда.И был мне тот режим не вреден,Я жил со всеми наравне.
Давай—ка, брат, давай поедем:Не только свету, что в окне.Скорее вон из кельи тесной,И все не так, и ты хорош, —Самообман давно известный,Давно испытанный, а все ж —Пусть трезвый опыт не перечит,Что нам дорога — лучший быт.Она трясет и бьет,А — лечит.И старит нас,А — молодит.
Понять ли доброму соседу,Что подо мной внизу в купе,Как сладко мне слова: «Я еду,Я еду», — повторять себе.
И сколько есть в дороге станций,Наверно б, я на каждой могСойти с вещами и остатьсяНа некий неизвестный срок.
Я рад любому месту в мире,Как новожил московский тот,Что счастлив жить в любой квартире,Какую бог ему пошлет.
Я в скуку дальних мест не верю,И край, где нынче нет меня,Я ощущаю, как потерюИз жизни вы бывшего дня.
Я сердце по свету рассеятьГотов. Везде хочу поспеть.Нужны мне разомЮг и север,Восток и запад,Лес и степь;
Моря и каменные горы,И вольный плес равнинных рек,И мой родной далекий город,И тот, где не был я вовек;
И те края, куда я еду,И те места, куда — нет-нет —По зарастающему следуУводит память давних лет…
Есть два разряда путешествий:Один — пускаться с места вдаль;Другой — сидеть себе на месте,Листать обратно календарь.
На этот раз резон особыйИх сочетать позволит мне.И тот и тот — мне кстати оба,И путь мой выгоден вдвойне.
Помимо прочего, при этомЯ полон радости побытьС самим собою, с белым светом,Что в жизни вспомнить, что забыть…
Но знай, читатель, эти строки,С отрадой лежа на боку,Сложил я, будучи в дороге,От службы как бы в отпуску,Подальше как бы от начальства.
И если доброй ты души,Ты на меня не ополчайсяИ суд свой править не спеши.
Не метусись, как критик вздорный,По пустякам не трать огня.И не ищи во мне упорноТого, что знаешь без меня…
Повремени вскрывать причиныС угрюмой важностью лица.
Прочти хотя б до половины,Авось — прочтешь и до конца.
Семь тысяч рек
