Александр Твардовский - За далью — даль
До новой дали
Пора!Я словом этим началМою дорожную тетрадь.Теперь оно звучит иначе:Пора и честь, пожалуй, знать.
Ах, эти длительные дали,Дались они тебе спроста.Читали — да. Но ждать устали:Когда ж последняя верста.
А сколько дел, событий, судеб,Людских печалей и победВместилось в эти десять суток,Что обратились в десять лет!
Все верно: в сроках не потрафил,Но прошу высокий судУчесть, что мне особый графикСоставлен был на весь маршрут.
И что касается охватаВсего, что в памяти любой, —Суди по правде, как солдата,Что честно долг исполнил свой.
Он воевал не славы ради.Рубеж не взял? И сам живой?Не представляй его к награде,Но знай — ему и завтра в бой.
А что в пути минули сроки —И в том вины особой нет.Мои герои все в дороге,Да ты и сам не домосед.
Ты сам, читатель, эти далиВ пути проверил и постиг.В своем бывалом чемоданеДержа порой и мой дневник.
Душа моя принять готоваДругой взыскательный упрек,Что ткань бедна: редка основа,Неровен бедный мой уток;
Что, может быть, не ярки краскиИ не заманчив общий тон;Что ни завязки,Ни развязки —Ни поначалу, ни потом…
Ах, сам любитель, я не скрою,Чтоб с места ясен был вопрос —С приезда главного герояНа новостройку иль в колхоз,
Где непорядков тьма и бездна,Но прибыл с ним переворот,И героиня в час приездаСтоит случайно у ворот.
Он холост, или же в разводе,Или с войны еще вдовец,Или от злой жены беглец,Иль академик — на подходе,Хоть не заглядывай в конец.
Но сам лишен я этой хватки:И совесть есть, и лень, прости,В таком развернутом порядкеПлетень художества плести.
А потому и в книге этой —Признаться, правды не тая, —Того-другого — знанья нету,Всего героев —Ты да я,Да мы с тобой.
Так песня спелась.Но, может, в ней отозвалисьХоть как-нибудь наш труд и мысль,И наша молодость и зрелость,И эта даль,И эта близь?
Что горько мне, что тяжко былоИ что внушало прибыль сил,С чем жизнь справляться торопила, —Я всю сюда и заносил.
И неизменно в эту пору,При всех изгибах бытия,Я находил в тебе опору,Мой друг и высший судия.
Я так обязан той подмогеВеликой — что там ни толкуй, —Но и тебя не прочу в боги,Лепить не буду новый культ.
Читатель, снизу или сверхуТы за моей следишь строкой,Ты тоже — всякий на поверку,Бываешь — мало ли какой.
Да, ты и лучший друг надежный,Наставник строгий и отец.Но ты и льстец неосторожный,И вредный, к случаю, квасец.
И крайним слабостям потатчик,И на расправу больно скор.И сам начетчикИ цитатчик,И не судья,А прокурор.
Беда бедой твой пыл бессонный.Когда вдобавок ко всемуЕще и книжкой пенсионнойТы обладаешь на дому.
Не одному бюро погодыСпешишь ты всыпать поскорей,Хоть на почтовые расходыИдет полпенсии твоей.
Добра желаючи поэту,Наставить пробуя меня,Ты пишешь письма в «Литгазету»,Для «Правды» копии храня…
И то не все. Замечу кстати:Опасней нет болезни той,Когда по скромности, читатель,Ты про себя, в душе, — писатель,Безвестный миру Лев Толстой.
Ох, вы, мол, тоже мне, писаки,Вот недосуг за стол засесть…
Да, и такой ты есть и всякий,Но счастлив я, что ты, брат, есть!Не запропал, не стал дитятей,Что наша маменька — печатьЛаскает, тешась:— Ах, читатель,Ах, как ты вырос — не достать!
Сама пасет тебя тревожно(И уморить могла б, любя):— Ах, то-то нужно, то-то можно,А то-то вредно для тебя…
Ты жив-здоров — и слава богу,И уговор не на словах:В любую дальнюю дорогуНа равных следовать правах…
Ты помнишь, я свой план невинныйПредставил с первого столбца:Прочти хотя б до половины,Авось — прочтешь и до конца.
Прочел по совести. И что же:Ты книгу медленно закрыл,Вздохнул, задумался, похоже.Ну вот. А что я говорил?
Прости, что шутка на помине,Когда всерьез не передать,Как нелегко и эту нынеМне покидать свою тетрадь.
Не то чтоб жаль, но как то дико.Хоть этот миг —Желанный миг:Была тетрадь — и стала книгаИ унеслась дорогой книг.
Уже не кинешься вдогонкуЗа ней во все ее края…Так дочка дома — все девчонка,Вдруг — дочь. Твоя и не твоя.
Скорбеть о том не много проку,Что низок детям отчий кров.Иное дело, с чем в дорогуТы проводил родную кровь.
И мне уже не возвратитьсяНазад, в покинутый предел.К моей строке или странице,Что лучше б мог, как говорится,Да не сумел.Иль не посмел.
Тем преимуществом особымПри жизни автор наделен:Все слышит сам, но. Как за гробом,Уже сказать не может он,Какой бы ни был суд нелестный…
Но если вправду он живой,Он в новый замысел безвестныйУже уходит с головой.
И, распростившись с этой далью,Что подружила нас в пути.По счастью, к новому свиданьюУже готовлюсь я. Учти!
Конца пути мы вместе ждали,Но прохлаждаться недосуг.Итак, прощай.До новой дали.До скорой встречи,Старый друг!
1950–1960