Игорь Северянин - Том 4. Классические розы
1926
Поль Бурже
Как должного ему я не воздам,Как я пройду своей душою мимоТого, кем нежно, бережно хранимаБлагая сущность девствуюших дам?
Сквернит мужская черствость часто храмДуш, на земле взыскавших серафима,Есть тонкий аромат в удушье дымаТак называемых «мещанских» драм.
Как будто обыватель без души?…И как его ты, критик, ни круши,Блажен, в душе найти сумевший душу.
И если, кончив том, вздохнешь: «Уже?…»Я думаю, я правды не нарушу,Признав твой возглас честью для Бурже!
1925
Бунин
В его стихах — веселая капель,Откосы гор, блестящие слюдою,И спетая березой молодоюПеснь солнышку. И вешних вод купель.
Прозрачен стих, как северный апрель.То он бежит проточною водою,То теплится студеною звездою,В нем есть какой-то бодрый, трезвый хмель.
Уют усадеб в пору листопада.Благая одиночества отрада.Ружье. Собака. Серая Ока.
Душа и воздух скованы в кристалле.Камин. Вино. Перо из мягкой стали.По отчужденной женщине тоска.
1925
Белый
В пути поэзии, — как бог, простойИ романтичный снова в очень близком, —Он высится не то что обелиском,А рядовой коломенской верстой.
В заумной глубине своей пустой —Он в сплине философии английском,Дивящий якобы цветущим риском,По существу, бесплодный сухостой…
Безумствующий умник ли он илиГлупец, что даже умничать не в силе —Вопрос, где нерассеянная мгла.
Но куклу заводную в амбразуреНе оживит ни золото лазури,Ни переплеск пенснэйного стекла…
1926
Вербицкая
К ней свысока относится Парнас,Ее поставив вне литературы:Ах, Искренность! твоей фюрирутурыХрусталинки на крыльях — бред для нас…
Парнасу вторит Критика: «ОнаСпособна развратить, всмотритесь в турыЕе идей…» И вот для креатурыЧитательской она, как грех, нужна…
Но несмотря на все ее бессилье(Верней — благодаря ему!), обильеПоклонников — печалящий симптом:
Находит в ней охотник за бациллойРазврата то, роднящее с гориллой,Чего она не вкладывала в том…
1926
Верди
Поют на маскированном балуСердца красавиц, склонные к измене.А преданный сердцам певучий генийПодслушивает их, таясь в углу.
О сквозь столетья розовую мглу,Впитав исполненную наслажденийПеснь их сердец, пред нами будит тениМелодий, превратившихся в золу…
Пусть эта песнь в огне своем истлела!Ренато, Риголетто и Отелло,Эрнани, Амонасро и Фальстаф,
Перепылав, все растворилось в тверди,Взнесенные в нее крылами Верди,Нас и золою греть не перестав.
1926
Верлен
Абсент, питавший грубость апаша,В нем ласковые пробуждал оттенки.Телесные изничтожала стенкиПолетом опьяненная душа.
Он, глубь души вином опустоша,Уподоблял себя демимонддэнке,Кого врач Ужас выбрал в пациентки,И умерщвлял с улыбкой, не спеша.
Он веет музыкальною вуалью,Он грезит идеальною печалью,В нем бирюзового тумана плен.
В утонченностях непереводимый,Ни в чем глубинный, в чуждости родимый.Ни в ком неповторимый Поль Верлен.
1926
Жюль Верн
Он предсказал подводные судаИ корабли, плывушие в эфире.Он фантастичней всех фантастов в миреИ потому — вне нашего суда.
У грез беспроволочны провода,Здесь интуиция доступна лире,И это так, как дважды два — четыре,Как всех стихий прекраснее — вода.
Цветок, пронизанный сияньем светов,Для юношества он и для поэтов,Крылатых друг и ползающих враг.
Он выше ваших дрязг, вражды и партий.Его мечты на всей всемирной картеОставили свой животворный знак.
1927
Виснапу
В нем есть протест, простор и глубина,И солнце в колыбель ему запало:В цветок огнистый ночи под КупалаПоверил он, в чьем имени — весна.
Он умудрен, — и песнь его грустна:Мерцанье в ней печального опала.Ах, буря не одна его трепала!Он молчалив. Душа его ясна.
Он, патриотом будучи, вселенен,Трудолюбив, но склонен к бодрой лениБлагочестивых северных полей.
Вот он идет по саду, поливаяВозделанный свой сад, а полеваяФиалка за оградой все ж милей…
Замок Hrastovec Slovenija
22-IX-1933
Гамсун
Мечта его — что воск, и дух — как сталь.Он чувствовать природу удостоен.Его родил безвестный миру Лоэн —Лесной гористый север Гудбрансталь.
Норвежских зим губительный хрусталь,Который так божественно спокоен.Дитя и зверь. Анахорет и воин.Фиорда лед и оттепели таль.
Его натуре северного БардаИзменнически-верная Эдварда,Пленительная в смутности, ясна.
А город ему кажется мещанкой,«С фантазиею, вскормленной овсянкой»,Что в клетку навсегда заключена.
1925
Гиппиус
Ее лорнет надменно-беспощаден,Пронзительно-блестящ ее лорнет.В ее устах равно проклятью «нет»И «да» благословляюще, как складень.
Здесь творчество, которое не на день,И женский здесь не дамствен кабинет…Лью лесть ей в предназначенный сонет,Как льют в фужер броженье виноградин.
И если в лирике она слаба(Лишь издевательство — ее судьба!) —В уменье видеть слабость нет ей равной.
Кровь скандинавская прозрачней льда,И скован шторм на море навсегдаЕе поверхностью самодержавной.
1926
Глинка
В те дни, когда уже, казалось, тмилаРодную музу муза чуждых стран,Любимую по-русски звал РусланИ откликалась русская Людмила.
Мелодию их чувств любовь вскормила.Об их любви поведал нам Баян,Кому был дар народной речи дан,Чье вдохновенье души истомило.
Нелепую страну боготворя,Не пожалел он жизни за царя,Высоконареченного Профаном,
Кто, гениальность Глинки освистав,Чужой в России учредил устав:Новатора именовать болваном.
1926–1931
Гоголь
Мог выйти архитектор из него:Он в стилях знал извилины различий.Но рассмешил при встрече городничий,И смеху отдал он себя всего.
Смех Гоголя нам ценен оттого, —Смех нутряной, спазмический, язычий, —Что в смехе древний кроется обычай:Высмеивать свое же существо.
В своем бессмертье мертвых душ мы души,Свиные хари и свиные туши,И человек, и мертвовекий Вий —
Частица смертного материала…Вот, чтобы дольше жизнь не замирала,Нам нужен смех, как двигатель крови…
1926
Гончаров
Рассказчику обыденных историйСужден в удел оригинальный дар,Врученный одному из русских бар,Кто взял свой кабинет с собою в море…
Размеренная жизнь — иному горе,Но не тому, кому претит угар,Кто, сидя у стола, был духом яр,Обрыв страстей в чьем отграничен взоре…
Сам, как Обломов, не любя шагов,Качаясь у японских берегов,Он встретил жизнь совсем иного склада,
Отличную от родственных громад,Игрушечную жизнь, чей ароматВпитал в свои борта фрегат «Паллада».
1926
