Игорь Северянин - Том 4. Классические розы
1926. Valaste
Инбер
Влюбилась как-то Роза в Соловья:Не в птицу роза — девушка в портного,И вот в давно обычном что-то ново,Какая-то остринка в нем своя…
Мы в некотором роде кумовья:Крестили вместе мальчика льняного —Его зовут Капризом. В нем родного —Для вас достаточно, сказал бы я.
В писательнице четко сочеталисьЛегчайший юмор, вдумчивый анализ,Кокетливость, печаль и острый ум.
И грация вплелась в талант игриво.Вот женщина, в которой сердце живоИ опьяняет вкрадчиво, как «мумм».
1927
Келлерман
Материалистический туннельВедет нежданно в край Святого Духа,Над чем хохочет ублажитель брюха —Цивилизации полишинель.
Хам-нувориш, цедя Мускат-Люнель,Твердит вселенной: «Покорись, старуха:Тебя моею сделала разруха, —Так сбрось капота ветхую фланель…»
Но в дни, когда любовь идет по таксе,Еще не умер рыцарь духа, Аксель,Чьей жизни целью — чувство к Ингеборг.
И цело завещанье МихаилаС пророчеством всему, что было хило,Любви вселенческой познать восторг!
1926
Киплинг
Звериное… Зуб острый. Быстрый взгляд.Решительность. Отчаянность. Отвага.Борьба за жизнь — девиз кровавый флага.Ползут. Грызутся. Скачут. И палят.
Идиллии он вовсе невпопад:Уж слишком в нем кричат инстинкты мага.Пестрит пантера в зарослях оврага.Ревет медведь, озлясь на водопад.
Рисует он художников ли, юнг ли,Зовет с собой в пустыни или джунгли,Везде и всюду — дым, биенье, бег.
Забыть ли нам (о нет, мы не забудем!),Чем родственен звероподобным людямПриявший душу зверя человек…
1926
Кольцов
Его устами русский пел народ,Что в разудалости веселой пляса,Век горести для радостного часаПозабывая, шутит и поет.
От непосильных изнурен забот,Чахоточный, от всей души пел прасол,И эту песнь подхватывала масса,Себя в ней слушая из рода в род.
В его лице черты родного края.Он оттого ушел, не умирая,Что, может быть, и не было его
Как личности: страна в нем совместилаВсе, чем дышала, все, о чем грустила,Неумертвимая, как божество.
1925
Конан Дойль
Кумир сопливого ученика,Банкира, сыщика и хулигана,Он чтим и на Камчатке, и в Лугано,Плод с запахом навозным парника.
Помилуй Бог меня от дневника,Где детективы в фабуле романаО преступленьях повествуют рьяно,В них видя нечто вроде пикника…
«Он учит хладнокровью, сметке, риску,А потому хвала и слава сыску!» —Воскликнул бы любитель кровопийц,
Меня всегда мутило от которых…Не ужас ли, что землю кроет ворохУбийственных романов про убийц?
1926
Кузмин
В утонченных до плоскости стихах —Как бы хроническая инфлуэнца.В лице все очертанья вырожденца.Страсть к отрокам взлелеяна в мечтах.
Запутавшись в эстетности сетях,Не без удач выкидывал коленца,А у него была душа младенца,Что в глиняных зачахла голубках.
Он жалобен, он жалостлив и жалок.Но отчего от всех его фиалокИ пошлых роз волнует аромат?
Не оттого ль, что у него, позера,Грустят глаза — осенние озера, —Что он, — и блудный, — все же Божий брат?…
1926
Куприн
Писатель балаклавских рыбаков,Друг тишины, уюта, моря, селец,Тенистой Гатчины домовладелец,Он мил нам простотой сердечных слов…
Песнь пенилась сиреневых садов —Пел соловей, весенний звонкотрелец,И, внемля ей, из армии пришелецВ душе убийц к любви расслышал зов…
Он рассмотрел вселенность в деревеньке,Он вынес оправданье падшей Женьке,Живую душу отыскал в коне…
И чином офицер, душою инок,Он смело вызывал на поединокВсех тех, кто жить мешал его стране.
1925
Лермонтов
Над Грузией витает скорбный дух —Невозмутимых гор мятежный Демон,Чей лик прекрасен, чья душа — поэма,Чье имя очаровывает слух.
В крылатости он, как ущелье, глухК людским скорбям, на них взирая немо.Прикрыв глаза крылом, как из-под шлема,Он в девушках прочувствует старух.
Он в свадьбе видит похороны. В светеНаходит тьму. Резвящиеся детиУбийцами мерещатся ему.
Постигший ужас предопределенья,Цветущее он проклинает тленье,Не разрешив безумствовать уму.
1926
Мирра Лохвицкая
Я чувствую, как музыкою дальнейВ мой лиственный повеяло уют.Что это там? — фиалки ли цветут?Поколебался стих ли музыкальный?
Цвет опадает яблони венчальной.В гробу стеклянном спящую несут.Как мало было пробыто минутЗдесь, на земле, прекрасной и печальной!
Она ушла в лазурь сквозных долин,Где ждал ее мечтанный Ванделин,Кто человеческой не принял плоти,
Кто был ей верен многие века,Кто звал ее вселиться в облака,Истаясь обреченные в полете…
1926
Лесков
Ее низы — изморина и затерть.Российский бабеизм — ее верхи.Повсюду ничевошные грехи.Осмеркло все: дворец и церкви паперть.
Лжет, как историк, даже снега скатерть:Истает он, и обнажатся мхи,И заструят цветы свои духи,Придет весна, светла как божья матерь,
И повелит держать пасхальный звон,И выйдет, как священник на амвон,Писатель, в справедливости суровый,
И скажет он: «Обжора Шерамур,В больной отчизне дураков и дурТы самый честный, нежный и здоровый».
1927
Метерлинк
В земных телах подземная душа,В своем же доме все они не дома,Тревожит их планет других истома.Дышать им нечем: дышат не дыша.
Луч солнечный — угрозней палашаВ глубоком преломленье водоема.Жизнь на Юпитере кому знакома,Что жизнь земных дворцов и шалаша?
Они глухие здесь, они слепые —Все умирающие неживые,Как с белыми ресницами Малэн.
Но зрячи в слепоте и тонкосухиГлухонемые к трепетанью мухи, —Как и они, — попавшей в липкий плен.
1926
Майн Рид
Я знаю, в детстве увлекались выСтраной, где тлеет кратера воронка,Где от любви исходит квартеронкаИ скачут всадники без головы.
Где из высокой — в рост людской — травыСледит команч, татуирован тонко,За играми на солнышке тигренка,И вдруг — свистящий промельк тетивы.
О той стране, где в грезах вы гостилиИ о которой в снах своих грустили,Красноречиво с вами говорит
Вождь светлых душ, в чьем красочном колчанеТаланта стрелы, скромный англичанин,Друг юношества, капитан Майн Рид.
1925
Маргерит
Стыдом и гневом грудь моя горит,Когда себя не видя в мальчуганке,Морализирующие поганкиГрязь льют на имя — «Виктор Маргерит».
От гнева и немой заговорит,Когда амфоры превратив в лоханки,Бездушье безразличной элеганткиГрязнит вино помоями корыт…
Что ж, торжествуйте, хамы-нувориши,Кто подлостью набил дома под крыши,Чей мозг не более, чем камамбер…
«Вселенная в границах. БеспредельнаОдна лишь глупость человечья», — дельноУже давно сказал Густав Флобер.
1926
