Виктор Гюго - Том 12. Стихотворения
Джерси, ноябрь 1852
XII
«Твердят мне: «Берегись!..»
Твердят мне: «Берегись!»; советуют серьезно:«Нерону метя в грудь,Таись! Нельзя идти, трубой сатиры грознойСвой возвещая путь.
Припомни Эттенгейм; ловушек бойся; знакаЖди — хоть бы много лет.Будь как Херея: он пришел под сенью мрака,Один, переодет.
Лишь осторожность нас хранит от ям и петель,Лишь тьма нас может скрыть».Нет! Тем я жалкую оставлю добродетель,Кто долго жаждет жить.
Джерси, август 1853
XIII
ЮВЕНАЛУ
1
О старый Ювенал! Давай вернемся в школу;Сойди с Олимпа вниз; дай отдохнуть престолу,С которого века сатирой ты гремел.Вокруг нас множество довольно странных дел;Но стало истиной, коль верить Риансею,Что, если дни прошли над этой кровью всею,Прошел годок-другой, то, как ни бормочиВ могилах мертвецы, убитые в ночи, —Убийство и грабеж не преступленье боле.Вейо, кто дружески прильнул плечом к Лойоле,Твердит нам, что когда желанный час настал(Тут нашему уму едва ли ждать похвал),И ладан в Нотр-Дам торжественно курится,И на поповские листки подписка длится,То ясно: отшвырнув поганый саван свой,На гордый пантеон сменив свой гроб гнилой,У Фульда заручась обилием кредита,Умыто судьями, красотками завито,В кругу апостолов, среди учеников,Плюя в мечтателей, в поэтов-дураков,Из коих ни один ему не внял, бедняга, —На трон взлетело Зло, надев личину Блага.
2
Оно — порядка столп, религии оплот;«Расцветом деловым» оно себя зовет.В мундире маршала красуется Измена;Перед Успехом гнут епископы колена;Преступное в четверг — в субботу славным чтут;У куртки-честности давящий ворот рвут;Все сказано. Мораль давно уж в детство впала;Честь — дура старая, затворница подвала.О бронзовый мудрец! Нельзя ль в наш мозг тугойПопробовать ввести новейших истин рой?Раз в копях угольных, в трактирах, в лавках тоже,Купив за пять, продашь за двадцать и дороже,То, значит, западня, нам радость дав сию,Чиста и праведна, и — не в пример бабью —Злодейство кажется чем старше, тем прекрасней.Ворона лебедем становится, как в басне.Любой полезный труп нам аромат струит.Кто про декабрьскую резню заговорит,Когда уже нюнь? Все утонуло в травке.Теперь вопрос не в том; теперь полны прилавки:Шерсть, хлопок, сахар, лен — в цене. А дни летят,Измены пакостность и вероломства смрадС теченьем времени ослабевать способны,А сами действия весьма в делах удобны;Убийство ж подлое сменить умеет вмигОбличье призрака на херувимский лик.
3
В такие дни, когда пошла торговля шибко,Пойми: добро вредит, а нравственность — ошибка;Пойми: когда Сатурн веков сгущает мрак,Нерон — в спасителях, в преступниках — Спартак.Пусть мысль упрямая бурчит и хмурит бровиИ совесть призраком встает у изголовий,Бессильным шепотом проникнуть силясь в слух, —Никто не слушает брюзжанья двух старух.Камнями Сцеволу казнит Нарцисс газетный.Пора нам свыкнуться с той лампой многоцветной,Что под иным углом любой рисует герб, —Так, что в Делангле вдруг нам видится Мальзерб.Признаем, что Лебеф велик, Персиль прекрасен.А стыд — в помойку! Там он будет неопасен.
4
Наличность наших касс — вот истина и честь.Когда притихло все, к народу станет лезтьЛишь явный сумасброд с протестом запоздалым,Негодование являя жестом шалым.Кой черт! Нам надо жить и улицей дышать;К чему настойчиво былое воскрешать?Все, что живет, умрет: орлы — червям подобно,И в снеге хлебный жук найдет покров надгробный;Трясется Новый мост под натиском реки;И локти я протер, и в дырах башмаки,И новой шляпы фетр ужасно скоро мнется;А истина — гляди! — сидит на дне колодцаС претензией смешной, что вечность ей дана,Что нипочем ей дождь, что красота прочна,Что можно без гроша владеть вселенной всеюИ смерти избежать, хотя б свернули шею!..Чушь!.. Граждане! Должны лишь фактам верить мы!
5
Все это жулики успели вбить в умыШпиков и шулеров, мещан и обормотовИ также — умников, что грабят идиотов.Хохочет биржа. Курс растет, слепя глупцов;Льет лицемерие потоки мудрых слов.Прекрасно! Есть барыш; довольны все пройдохи!Вот это, Ювенал, суть истины эпохи.Какой-то пономарь средь мусора и лужНашел их невзначай, став подметать Монруж;Теперь они в ходу, — товар весьма хороший, —И, веком властвуя, лукавцы и святошиОрут, просвещены сиянием лампад,Что Мессалина — честь, а Жанна д'Арк — разврат.Вот что епископы, шаманы и другиеДоказывают всем посредством стройной хрии,А вор, мой кошелек стянувший на бегу,Посредством А плюс Б — Барошем плюс Аргу.
6
Учитель! Есть ли тут предмет негодованья,Причина ярости и цель для бичеванья?Ведь взор мечтателей, таких, как мы с тобой,Всегда манил к себе не карлик, а герой;Я, горестный трибун, и ты, сатирик пылкий,Лишь ввысь глядим («в эфир» — глупцы твердятс ухмылкой);Таков уж наш недуг. Нам неприятен видМещан и подлецов. Плешь Домбидо горит,Фульд подбородок свой топырит непреклонно, —Но мне милей Жак Кёр, ты предпочтешь Катона;Мы лавр отважных чтим; и мудрых ореолСвятым видением для нас навек расцвел;Мы ослепленный взор в лазурной топим шириИ тратим жизнь, ища в сияющем эфиреГигантов образы, мыслителей, вождей;Глядя поверх земли, где власть ночных теней,Мы, под раскат фанфар, далеких и могучих,Стремленье колесниц в зажженных видим тучахИ в праздничных лучах — бег золотых квадриг.И взор задумчивый нам ранят в этот мигРаспутниц жадных рой и жуликов кишенье.
Так. Но подумаем. Проявим снисхожденье.Сердца презренные нам ненавистны. Что ж!Не тронем их; пускай свою смакуют ложь!
7
Но и действительно, коль это все оставить, —Мы вправе ли хулить инстинкт и нрав бесславить?Не должно ли признать натуры властный зов?И грязь найдет себе друзей, и смрад — жрецов;В болотном городе порокам жить свободно;Где плохо одному, другому превосходно;Пусть подтвердит Минос, рассудит пусть Эак, —Не правда ль: свиньям рай в зловонии клоак?Касается ли нас, — ответь мне, едкий гений, —И очень важно ли для наших размышлений,Что некто, присягнув, убийство совершил,Что Богарне престол в корыто превратил,Что церковь вопиет бандиту «аллилуйя»,Что плату Сент-Арно берет, сапог целуя,Что буржуа хвалу поют ему, склонясь,И что желудки есть, которым в пользу грязь?Как! Франция дрожит, подточена изменой,А мы дивуемся, в наивности блаженной,Что желуди Парье под этим дубом жрет;Нам странным кажется, что Сена все течет,Нам чудом кажется Тролон с душой СкапенаИ дивом, что Дюпен являет нрав Дюпена!
8
Стремленье к мерзостям от века в людях есть.Позор привычен им, он — их очаг и честь,Их кров, подушка их, уют постели гретой,Широкий теплый плащ, поверх одежд надетый.Позором каждый плут накормлен и согрет.Так удивляться ль нам, что наш и Новый светПочтительно поют осанну негодяямИ что капкан воров глупцами восхваляем?Ведь здесь природа-мать являет свой закон,Здесь вековой инстинкт открыто воплощен.Коль алчный аппетит найдет что-либо вкусным,То будет каждый зверь доволен делом гнусным.Да, преступленье — смрад и тупоумье. Так!Но разве нет скотов — его хвалить? Во мракДыра ведет? Пускай! Иль гадов нет ползучих?Шакалов нет? И змей бесшумных и гремучих?Как? Разве лошаки вдруг крылья обрелиИ воспарили ввысь, подальше от земли?Или осел исчез из ряда божьих тварей?Когда на жеребце, — чье имя слава, — Дарий,Кир, Цезарь, Ганнибал скакали без седла,Когда крылатая победа их несла,Пылавших радостью, по небесам багряным,Орлы кричали им: «Вы братья и друзья нам!»Орлы кричали им: «Вы родичи громов!»Сегодня Ласенер — предмет восторга сов.Ну что же, правильным все это я считаюИ совам говорю: «Спасибо, одобряю».В зловещий их концерт и глупость включена.Пусть, пусть! В своем листке, о Ювенал, однаИз этих сов, — твердя с бовезскими попами,Что очень добр Мандрен, — всех честных рвет когтями,Героев топчет в грязь и подлецам кадит;Все очень просто. И — боюсь я — глупый видУ нас с тобой, когда дивимся мы со вздохом,Что лавры заменил Вейо чертополохом.
9
Итак, что совести оставим мы людской?Лишь лаять и рычать собакою цепной…Война изгнанникам! И слава плутам чтимым!Склониться мы должны перед неустранимымИ уникальный факт Империи признать,Где Трестальон ведет, став коннетаблем, рать,Где духовник — Менгра и где электор — Боско.К чему нам гневаться, коль их духовный тезка,Софист какой-нибудь, ханжа, ловкач, прелат,Сенатор, евнух, раб, словесный акробат,Что с фразы кубарем взлетает, как с трамплина,Воспевший цезаря, владыку, властелина,И кроткий дух его, и блеск его ума, —Плюет на узников, кого сгребла тюрьма,На сих разбойников, кого сломил Тиберий?Пойми, что здесь талант проявлен в высшей мере,Что Генрихам Восьмым не тот фигляр милей,Кто им хвалы поет в ретивости своей,А тот, кто нежит слух, терзая в клочья Мора.Диктаторам умов надоедает скороРев лести грубой, но высокомерью ихТем лакомее звон изящных арф таких.Да, таковы, поэт, тираны — непреложно!Им власть и почести отрадней, если можноГлядеть, как праведных ведут на эшафот.Изгнанник, плачущий у грани чуждых вод,Мудрец истерзанный и мученик хрипящий —Приправа деспотам к их славе, столь блестящей!..О лев классический, мой старый Ювенал!Бокал шампанского, массикского фиал,Дворцы и празднества средь роскоши всевластной,Жрецов уступчивость и ласки Фрины страстной,Цветы, овации, венки, триумфы, лесть,Все упоения, все похоти — не счесть!Все, что глотал Руфин, пьянили чем Сеяна —Для тех, кто не дурак, в ком тонкий вкус гурмана,В той чаше кажется вкуснее во сто крат,Откуда лишь вчера цикуту пил Сократ!
Джерси, ноябрь 1852
