Антология - Поэзия Латинской Америки

Черные ангелочки

— Ах, люди! У черной Хуаны —ну кто бы подумать мог! —умер ее негритенок,ее сынок.

— Ай, сосед, как же так случилось!Ведь не хворый был мой сыночек.Я хранила его от сглазу,берегла, укрывала ночью.Отчего же он сохнуть начал?Стал — поверишь? — кости да кожа.

Раз пожаловался на головку,занемог, а неделей позжеумер, умер мой негритенок;бог прибрал его; волей божьейангелочком теперь на небестал мой маленький, мой пригожий.

— Не надейся, соседка. Чернымразве может быть ангелочек?Ведь художник без родины в сердцео народе думать не хочет,когда пишет святых на сводах;только тем он и озабочен,чтобы ангелы покрасивейсоставляли круг Непорочной;никогда среди них не встретишьчернокожего ангелочка.

Живописец с чужой нам кистью,но рожденный на наших просторах,когда пишешь вслед за былымимастерами в церквах и соборах,хоть Пречистая светлокожа —напиши ангелочков черных.

Кто напишет мне ангелочков,на родной мой народ похожих?Я хотел бы, чтоб среди белыхтемнокожие были тоже.Отчего же ангелы негрына свои небеса не вхожи?

Если есть живописец Пречистой,и святых, и небесного свода,пусть на небе его заиграютвсе цвета моего народа.Пусть на нем будет ангел с жемчужнымцветом кожи, и ангел безродный,и кофейных оттенков, и рыжий,и, как красная медь, ангелочек,ангелок светлокожий, и смуглый,и такой, что темнев ночи, —пусть они на задворках небазубы радостные вонзаютв солнце-манго с мякотью сочной.

Если только возьмет меня небо,я хочу на его просторахне святых херувимов встретить —бесенят озорных и задорных.Свое небо изобрази мне,если край твой душе твоей дорог,так, чтоб солнце налило белых,чтобы оно глянцевало черных;ведь не зря же скрыт в твоих венахдобрый жар лучей разъяренных;хоть Пречистая светлокожа,напиши ангелочков черных.

Нет нигде богатого храма,нет нигде простого прихода,где бы черные ангелочкина меня глядели со свода.Но куда же тогда улетаютангелочки земли моей знойной,мои скворушки с Барловенто[108],мои жаворонки из Фалькона[109]?

Свое небо изображаяна высоком церковном своде,хоть когда-нибудь вспомни, художник,о забытом тобой народе.И среди отливающих медью,среди белых в кудрях золоченых,хоть Пречистая светлокожа,напиши ангелочков черных.

АНТОНИО АРРАИС[110]

Когда корабли скрипучие

Перевод Б. Слуцкого

Когда корабли скрипучие ищут грязные гавани,Паруса из брезента обвисли, на корме матросы сидят,Смолою одежды запачканы, иссушены губы в плаванье,На руках ободраны ногти,Заросли бородами лица,Грубо жаждет женщину взгляд.

Нас встречают смешные люди, ни лица не знаем, ни имени.Может, нас изменило море и прежних нас больше нет.Может, мы так долго плавали, что все друзья наши вымерли,Может, наши глаза обжигает ослепляющий моря свет.

Мы с моря идем, где люди от диких смерчей спасаются,Смеются, переглядываются, долго, жалобно перекликаются.Мы с моря идем, где старухи распустили седые гривыБессмертные, безумные распустили седые гривы.

Мы якорь бросали в сьесту у ярко-алого мола,Где негры, ростом до неба, но цепей им не порвать.Когда рассвет улыбался, пред нами девушки голые,Нагие белые девушки плясали на островах.

Ночами нам слышалась музыка, стонавшая, будто раненая,И вот что нам привиделось однажды, в полуночный часИз моря вышла женщина, луной сотворенная, странная и целовала нас.Сколько мы плавали по морю! Все кончилось — водка, бананы,И соль, и мясо. Как-то, решая все поскорей,Убили двоих: не понравилась нам шкура их, что ли, поганая

И вот мы вернулись с ободраннымиНогтями, и заросшимиЛицами, и иссохшимиОт жажды губами, залитые слепительным светом морей.

Смерть

Перевод В. Столбова

В тот день,когда смерть придет и ко мне,я сумею встретить ее,как воин,с бесстрастным лицоми твердым духом.Смертельная рана —пусть она будет в грудь,в голову или в живот,но только не в спину.Закружатся черные тучии неторопливообволокут мое тело.Из ранывместе с горячею кровьюхлынет с шипением жизнь.И затяну я тогдасвою предсмертную песню,прошлое воспою,вспомню охоты и битвы,вспомню великие подвиги,обычные вспомню дела.Даже для женщины той,той черноглазой и быстрой,которая затемниласветлый поток моих дней.И меня заставила питьгорький напиток забвения.Я отыщу спокойныеи ласковые слова.Вместе с горячею, кровьювытечет моя сила,тихо угаснет песня,и вслед за песней и жизнь.Мужчины нашего племенивозьмут неподвижное телои выполнят надо мноювесь похоронный обряд,подобающий храброму воину.И дух мой, свободный, вылетитчерез открытую рануи по неизведанным тропамотправится в дальний путь,на заоблачные луга.Туда, где нет женщин,омрачающих нашу жизнь,туда, где мужчины знаюттолько войну и охоту,туда, где смелым и сильнымпозволено созерцатьчело Великого Духа.

МИГЕЛЬ ОТЕРО СИЛЬВА[111]

Моя песня мчится к морю

Перевод Б. Слуцкого

Старые кедры вздымают стволы,как прародители воды и тени,

молодые кедры прячут корнив залежах руды и вплетают кроныв бушприты урагана,

хабильо[112] скрывают под шершавой коройтвердый и белый живой мраморсвоей древесины,

нагое сияние цветовосвещает мои воздушные витрины.

Мои соки текут в море.

Попугаи вздымают зеленые стягии алые флаги в ущельях зари.

Между берегом и берегом, междулесом и лесом скрещиваютсямирные и добрые стрелы — это цапли,

Ягуары вдыхают в тесноте лиантяжелый желтый запах сельвы.Диего Ривера. «Сбор сахарного тростника».

Рыбы плывут вместе со мною.Их кинжалы вспарывают лоновоздуха, пробивают в нем дорогу.

Моя кровь течет в море.

Мои стоки видят кривые контуры хижинбез дыма и без надежды на завтра.

В моих водах отражаются взорыметисов из деревни, забытой на бескрайнейравнине.

Мои притоки несут гитарное треньканьеи песню, охрипшую от рома.

В моих заводях купается голаяженщина, всегда одна и та же.Хотя мое сердце трижды, какапостол Петр, отреклось от нее.

Моя жизнь течет в море.

Фреска во дворе Кортеса в Куэрна-ваке.

Фрагмент. 1929–1930 гг.

ХУАН ЛИСКАНО[113]

Перевод Б. Слуцкого

Любовь человека

Потому, что люблю ночь, землю, воду, ветер,детей, тобою мне данных, радость солнцаи твою радость — источники жизнии печали, текущие морскими волнами;потому, что люблю мой древний народ,и другие народы, и всемирного человека,вздымающего сегодня в печальное небоновые Полярные звезды;потому, что люблю ласковое зверье,теснящееся в тени друг к другу,и хлеб, который делю с тобою,и сны, которые мне снятся рядом с тобою,и жизнь, внезапно огненными стреламиранящую меня, и смерть,переходящую дорогу под аркою из плодовых деревьевв медленном молчании золы и пыли;потому, что люблю жажду и утоление, добро и зло —все они, как блистающие кони; потому, что люблювсе, что видят глаза мои, широко раскрытые,все, что целуют руки мои, все, что трогают губы мои;поэтому все сильнеелюблю тебя, моя Самая Главная Женщина!

Земля, умирающая от жажды