Альфред Теннисон - Волшебница Шалотт и другие стихотворения

TO —,

AFTER READING A LIFE AND LETTERS

‘Cursed be he that moves my bones.’

You might have won the Poet’s name,If such be worth the winning now,And gain’d a laurel for your browOf sounder leaf than I can claim;

But you have made the wiser choice,A life that moves to gracious endsThro’ troops of unrecording friends,A deedful life, a silent voice:

And you have miss’d the irreverent doomOf those that wear the Poet’s crown:Hereafter, neither knave nor clownShall hold their orgies at your tomb.

For now the Poet cannot die,Nor leave his music as of old,But round him ere he scarce be coldBegins the scandal and the cry:

‘Proclaim the faults he would not show:Break lock and seal: betray the trust:Keep nothing sacred: ’tis but justThe many-headed beast should know.’

Ah shameless! for he did but singA song that pleased us from its worth;No public life was his on earth,No blazon’d statesman he, nor king.

He gave the people of his best:His worst he kept, his best he gave.My Shakespeare’s curse on clown and knaveWho will not let his ashes rest!

Who make it seem more sweet to beThe little life of bank and brier,The bird that pipes his lone desireAnd dies unheard within his tree,

Than he that warbles long and loudAnd drops at Glory’s temple-gates,For whom the carrion vulture waitsTo tear his heart before the crowd!

К ***,

ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ «ЖИЗНИ И ПИСЕМ»

Проклятие тому, кто потревожит мои кости.

И ты бы мог поэтом слыть(Какой бы ни был в этом прок)И гордо лавровый венокНа лбу прославленном носить.

Но ты избрал другой удел:Спокойно плыть в потоке днейСквозь тьмы забывчивых друзей,Негромких слов, разумных дел.

Ты избежишь в конце концовПозора тех, кто знаменит:Твой мирный гроб не оскорбитОрда шутов и подлецов.

Ведь ныне, коль умрет поэт, —Остыть бедняге не дадут, —А уж вокруг и спор и суд,Скандал и крик на целый свет:

«Ломай замок! Врывайся в дверь!Священного нет ничего!Подай нам слабости его!» —Рычит многоголовый зверь.

Бесстыжие! Он только пел;Он жил совсем не напоказ,И ни для чьих досужих глазГероем быть он не хотел.

Он в песни лучшее вложил,А худшее с собой унес.Будь проклят тот глумливый пес,Кто в почве роется могил!

Завидней век свой просвистетьПичугой скромной в лозняке,И доверяться лишь реке,И в гуще листьев умереть,

Чем звучной песней славу зватьИ гордым жить среди невзгод, —Когда стервятник часа ждетТебя, как падаль, растерзать!

Г. Кружков

SONNET:

On the late Russian invasion of Poland

How long, О God, shall men be ridden down,And trampled under by the last and leastOf men? The heart of Poland hath not ceasedTo quiver, tho’ her sacred blood doth drownThe fields; and out of every smouldering townCries to Thee, lest brute Power be increased,Till that o’ergrown Barbarian in the EastTransgress his ample bound to some new crown: —

Cries to Thee, ‘Lord, how long shall these things be?How long this icy-hearted MuscoviteOppress the region?’ Us, О Just and Good,Forgive, who smiled when she was torn in three;Us, who stand now, when we should aid the right —A matter to be wept with tears of blood!

СОНЕТ:

По поводу недавнего вторжения России в Польшу

И снова кровь поляков пролиласьНа их поля. О Господи, доколеДана ничтожеству такая воля —Царить, народы втаптывая в грязь?На месте городов лежат, курясь,Руины, и несутся крики боли,И всяк сосед дрожит в своей юдоли:Всё дальше Варвар простирает власть.

Доколе хладносердый МосковитЕще глумиться сможет над сынамиСей натрое разодранной страны?Прости нам, Боже — всем, кто делал вид,Что ни при чем! Кровавыми слезамиМы свой позор оплакивать должны.

М. Бородицкая

MILTON

О mighty-mouth’d inventor of harmonies,О skill’d to sing of Time or Eternity,God-gifted organ-voice of England,Milton, a name to resound for ages;

Whose Titan angels, Gabriel, Abdiel,Starr’d from Jehovah’s gorgeous armouries,Tower, as the deep-domed empyreanRings to the roar of an angel onset —

Me rather all that bowery loneliness,The brooks of Eden mazily murmuring,And bloom profuse and cedar archesCharm, as a wanderer out in ocean,

Where some refulgent sunset of IndiaStreams o’er a rich ambrosial ocean isle,And crimson-hued the stately palm-woodsWhisper in odorous heights of even.

МИЛЬТОН

О несравненный мастер гармонии,О неподвластный смертному времени,Органным рокотом гремящийАнглии голос могучий, Мильтон,

Воспевший битвы горнего воинства,Златые латы ангелов-ратников,Мечи из Божьей оружейной,Грохот ударов и стоны неба! —

Но тем сильнее был очарован яРучьев Эдема лепетом ласковым,Цветами, кедрами, ключами, —Так очарован бывает странник

Заходом солнца где-нибудь в Индии,Где берег моря тонет в сиянииИ пальмы дышат ароматом,Шепотом нежным встречая вечер.

Р. Торпусман

HENDECASYLLABLES

О you chorus of indolent reviewers,Irresponsible, indolent reviewers,Look, I come to the test, a tiny poemAll composed in a metre of Catullus,All in quantity, careful of my motion,Like the skater on ice that hardly bears him,Lest I fall unawares before the people,Waking laughter in indolent reviewers.Should I flounder awhile without a tumbleThro’ this metrification of Catullus,They should speak to me not without a welcome,All that chorus of indolent reviewers.Hard, hard, hard is it, only not to tumble,So fantastical is the dainty metre.Wherefore slight me not wholly, nor believe meToo presumptuous, indolent reviewers.О blatant Magazines, regard me rather —Since I blush to belaud myself a moment —As some rare little rose, a piece of inmostHorticultural art, or half coquette-likeMaiden, not to be greeted unbenignly.

ОДИННАДЦАТИСЛОЖНИКИ

О насмешливый хор ленивых судей,Нерадивых, самодовольных судей!Я готов к испытанию, смотрите,Я берусь написать стихотвореньеТем же метром, что и стихи Катулла.Продвигаться придется осторожно,Как по льду на коньках — а лед-то слабый,Не упасть бы при всем честном народеПод безжалостный смех ленивых судей!Только если смогу, не оступившись,Удержаться в Катулловом размере —Благосклонно заговорит со мноюВся команда самодовольных судей.Так, так, так… не споткнуться! Как изыскан,Как тяжел этот ритм необычайный!Почему-то ни полного презренья,Ни доверия нет во взглядах судей.Я краснею при мысли о бахвальстве…Пусть бы критики на меня смотрелиКак на редкую розу, гордость садаИ садовника, или на девчонку,Что смутится неласковою встречей.

Р. Торпусман

TO VIRGIL

Roman Virgil, thou that singestIlion’s lofty temples robed in fire,Ilion falling, Rome arising,Wars, and filial faith, and Dido’s pyre;

Landscape-lover, lord of languageMore than he that sang the Works and Days,All the chosen coin of fancyFlashing out from many a golden phrase;

Thou that singest wheat and woodland,Tilth and vineyard, hive and horse and herd;All the charm of all the MusesOften flowering in a lonely word;

Poet of the happy TityrusPiping underneath his beechen bowers;Poet of the poet-satyrWhom the laughing shepherd bound with flowers;

Chanter of the Pollio, gloryingIn the blissful years again to be,Summers of the snakeless meadow,Unlaborious earth and oarless sea;

Thou that seёst UniversalNature moved by Universal Mind;Thou majestic in thy sadnessAt the doubtful doom of human kind;

Light among the vanish’d ages;Star that gildest yet this phantom shore;Golden branch amid the shadows,Kings and realms that pass to rise no more;

Now thy Forum roars no longer,Fallen every purple Caesar’s dome —Tho’ thine ocean-roll of rhythmSound for ever of Imperial Rome —

Now the Rome of slaves hath perish’d,And the Rome of freemen holds her place,I, from out the Northern IslandSunder’d once from all the human race,

I salute thee, Mantovano,I that loved thee since my day began,Wielder of the stateliest measureEver moulded by the lips of man.

ВЕРГИЛИЮ

О Вергилий, певший битвы,Кровь, пожар и бегство на заре,Гибель Трои, славу Рима,Храм в огне, Дидону на костре.

О блюститель красноречья,Чьи слова, как золото и мед,Возносивший гимн природеЯрче и звучней, чем Гесиод;

Воспевавший нивы, пашни,Ульи, виноградники, сады, —У кого в едином словеВсе звучали струны и лады;

Свищет Титир на свирели,И подпаски надорвут бока,Потешаясь над Сатиром,Певшим про царицу и быка.

Поллиону — век блаженныйТы сулил: вол сбросит свой ярем;Ни змеи в траве, ни плугаНа поле, ни на море трирем.

Ты познал Всемирный РазумИ людскую участь ты постиг,С величавою печальюТы оплакал нашей жизни миг;

Светоч, озаривший сумракПозабытых накрепко времен,Золотая ветвь в загробнойСутолоке канувших племен.

Пусть лежит в руинах форум,И с обломков статуй стерся грим,Ты, воздвигший колоннадыДактилей, нетленный создал Рим.

И теперь, когда свободныРимляне, я — житель островной,Из краев, где прежде варварДни свои влачил в глуши лесной, —

Я, которого бессменноВдохновляет твой высокий слог,Шлю тебе, о Мантуанец,Свой привет, как верности залог.

Г. Стариковский