Семен Липкин - Большая книга стихов
1966
ПУСТОТА
Мы знаем, что судьба просеетЖивущее сквозь решето,Но жалок тот, кто сожалеет,Что превращается в ничто.Не стал ничтожным ни единый,Хотя пустеют все места:Затем и делают кувшины,Чтобы была в них пустота.
1966
ДВЕ ЕЛИ
В лесу, где сено косят зимники,Где ведомственный детский садШумит впопад и невпопад,Как схиму скинувшие схимники,Две ели на холме стоят.
Одна мне кажется угрюмееИ неуверенней в себе.В ее игольчатой резьбеТрепещет светлое безумие,Как тихий каганец в избе.
Другая, если к ней притащатсяЛягушка или муравей,Внезапно станет веселей.Певунья, нянюшка, рассказчица,Сдается мне, погибли в ней.
Когда же мысль сосредоточитсяНа главном, истинном, живом, —Они ко мне всем существомПотянутся, и так мне хочетсяИ думать, и молчать втроем.
1966
ПРОИСШЕСТВИЕ
От надоедливой поделкиГлаза случайно оторвав,Я встретился с глазами белки,От зноя смуглой, как зуав.
Зачем же бронзовое тельцеЗатрепетало, устрашась?Ужель она во мне, в умельце,Врага увидела сейчас?
Вот прыгнула, легко и ловкоВоздушный воздвигая мост.Исчезла узкая головкаИ щегольской, но бедный хвост.
Я ждал ее — и я дождался,Мы с нею свиделись опять.В ней некий трепет утверждался,Мешал ей жить, мешал дышать.
Как бы хотел отнять способностьВзвиваться со ствола на ствол,И эту горькую подробностьВ зрачках застывших я прочел.
Два дня со мной играла в прятки,А утром, мимо проходя,Сосед ее увидел в кадке,Наполненной водой дождя.
Так умереть, так неумелоТаить и обнажить следы…И только шкурка покраснелаОт ржавой дождевой воды.
1966
СВИРЕЛЬ ПАСТУХА
В горах, где под покровом снегаСокрыты, может быть, следыСюда приставшего ковчега,Что врезался в гранит гряды,
Где, может быть, таят вершиныГнездовье допотопных птиц, —Есть электронные машиныИ ускорители частиц.
А ниже, где окаменелиПреданья, где хребты молчат,Пастух играет на свирели,Как много тысяч лет назад.
Познавшие законы квантовИ с новым связанные днем,Скажи, глазами ли гигантовТеперь на мир смотреть начнем?
Напевом нежным и горячимПотрясены верхи громад,И мы с пастушьей дудкой плачем,Как много тысяч лет назад.
1967
У МАГАЗИНА
Квартал на дальнем западе столицы,Где с деревенским щебетаньем птицыНа вывеску садятся торопливо,Заметив, что вернулись продавщицыС обеденного перерыва.
В тени, у обувного магазина, —Свиданье: грустный, пожилой мужчинаС букетиками ландышей в газетеИ та, кто виновато и невинноСияет в летнем, жгучем свете.
О робость красоты сорокалетней,Тяжелый, жаркий блеск лазури летней,И вечный торг, и скудные обновы,О торжество над бытом и над сплетнейПрасущества, первоосновы!
1967
"Еще дыханье суеты…"
* * *Еще дыханье суетыТебя в то утро не коснулось,Еще от сна ты не очнулась,Когда глаза открыла ты —С таким провидящим блистаньем,С таким забвением тревог,Как будто замечталсяБог Над незнакомым мирозданьем.Склонясь, я над тобой стоюИ, тем блистанием палимый,Вопрос, ликуя, задаю: —Какие новости в раю?Что пели ночью серафимы?
1967
ЛЮБОВЬ
Нас делает гончар; подобны мы сосуду…
КабирИз глины создал женщину гончар.Все части оказались соразмерны.Глядела глина карим взглядом серны,Но этот взгляд умельца огорчал:
Был дик и тускл его звериный трепет.И ярость охватила гончара:Ужели и сегодня, как вчера,Он жалкий образ, а не душу лепит?
Казалось, подтверждали мастерствоЧело и шея, руки, ноги, груди,Но сущности не видел он в сосуде,А только глиняное существо.
И вдунул он в растерянности чуднойСвое отчаянье в ее уста,Как бы страшась, чтоб эта пустотаНе стала пустотою обоюдной.
Тогда наполнил глину странный свет,Но чем он был? Сиянием страданья?Иль вспыхнувшим предвестьем увяданья,Которому предшествует расцвет?
И гончара пронзило озаренье,И он упал с пылающим лицом.Не он, — она была его творцом,И душу он обрел, — ее творенье.
1967
НОЧИ В ЛЕСУ
В этом лесу запрещается рубка.Днем тишина по-крестьянски важна.Здесь невозможна была б душегубка.Кажется, — здесь неизвестна война.
Но по ночам разгораются страсти.Сбросив личину смиренного дня,Сосны стоят, как военные части,Ели враждуют, не зная меня.
Я же хочу в этот лес-заповедник,Где глубока заснеженная падь,Не как идущий в народ проповедник,А как земляк-сотоварищ вступать.
Словно знаток всех имен я и отчеств,Словно живут средь соседей лесныхГордые ночи моих одиночеств,Робкие ночи пророчеств моих.
1967
В КАФЕ
Оркестрик играл неумело,Плыла папиросная мгла,И сдавленным голосом пела,Волнуясь и плача, пила.
Не та ли пила, что от века,Насытившись мясом ствола,Сближала очаг с лесосекой,Несла откровенье тепла?
Не та ли пила, что узналаТайги безграничную власть,И повести лесоповала,И гнуса, гудящего всласть?
Да что там, нужны ли вопросы?Остались лишь мы на землеДа тот музыкант длинноносый,Что водит смычком по пиле.
1967
СОЮЗ
Как дыханье тепла в январеИль отчаянье воли у вьючных,Так загадочней нет в словареОднобуквенных слов, однозвучных.
Есть одно — и ему лишь даноОбуздать полновластно различья.С ночью день сочетает оно,Мир с войной и с паденьем величье.
В нем тревоги твои и мои,В этом И — наш союз и подспорье…Я узнал: в азиатском заморьеЕсть народ по названию И.
Ты подумай: и смерть, и зачатье,Будни детства, надела, двора,Неприятие лжи и понятьеСостраданья, бесстрашья, добра,
И простор, и восторг, и унылостьЧеловеческой нашей семьи, —Все вместилось и мощно сроднилосьВ этом маленьком племени И.
И когда в отчужденной кумирнеПриближается мать к алтарю,Это я, — тем сильней и всемирной, —Вместе с ней о себе говорю.
Без союзов словарь онемеет,И я знаю: сойдет с колеи,Человечество быть не сумеетБез народа по имени И.
1967
МОИСЕЙ
Тропою концентрационной,Где ночь бессонна, как тюрьма,Трубой канализационной,Среди помоев и дерьма,
По всем немецким, и советским,И польским, и иным путям,По всем печам, по всем мертвецким,По всем страстям, по всем смертям, —
Я шел. И грозен и духовенВпервые Бог открылся мне,Пылая пламенем газовенВ неопалимой купине.
1967
