Борис Слуцкий - Лошади в океане

«Не сказав хоть „здравствуй“…»

Не сказав хоть «здравствуй»,смотря под ноги,взимает государствосвои налоги.

И общество все топчется,а не наоборот.Наверное, не хочетсяему идти вперед.

«Никоторого самотека…»

Никоторого самотека!Начинается суматоха.В этом хаосе есть закон.Есть порядок в этом борделе.В самом деле, на самом делеон действительно нам знаком.Паникуется, как положено,разворовывают, как велят,обижают, но по-хорошему,потому что потом — простят.И не озаренность наивная,не догадки о том о сем,а договоренность взаимнаявсех со всеми,всех обо всем.

«Я в ваших хороводах отплясал…»

Я в ваших хороводах отплясал.Я в ваших водоемах откупался.Наверно, полужизнью откупалсяза то, что в это дело я влезал.

Я был в игре. Теперь я вне игры.Теперь я ваши разгадал кроссворды.Я требую раскола и разводаи права удирать в тартарары.

«Игра не согласна…»

Игра не согласна,чтоб я соблюдал ее правила.Она меня властнои вразумляла, и правила.

Она меня жестков свои вовлекала делаи мучила шерстку,когда против шерстки вела.

Но все перепробы,повторные экспериментымертвы, аки гробы,вонючи же, как экскременты.

Судьба — словно дышло.Игра — забирает всего,и, значит, не вышло,не вышло совсем ничего.

Разумная твердость —не вышла, не вышла, не вышла.Законная гордость —не вышла, не вышла, не вышла.

Не вышел проценттолстокожести необходимой.Я — интеллигенттонкокожий и победимый.

А как помогали,учили охотно всему!Теперь под ногамивертеться совсем ни к чему.

И бросив дела,я поспешно иду со двора,иду от стола,где еще протекает игра.

Ремонт пути

Электричка стала. Сколькобудет длиться эта стойка?Сколько поезд простоит?Что еще нам предстоит?

Я устал душой и телом.Есть хочу и спать хочу.Но с азартом оголтелымвзоры вкруг себя мечу.

Любопытство меня гложет:сколько поезд простоит?Сколько это длиться может?Что еще нам предстоит?

Все вокруг застыли словно:есть хотят и спать хотят,но замшелые, как бревна,связываться не хотят.

Очи долу опускает,упадает голова,та, в которой возникаютэти самые слова.

«Слышу шелест крыл судьбы…»

Слышу шелест крыл судьбы,шелест крыл,словно вешние садыстелет Крым,словно бабы бьют бельена реке, —так судьба крышами бьетвдалеке.

Цепная ласточка

Я слышу звон и точно знаю, где он,и пусть меня романтик извинит:не колокол, не ангел и не демон,цепная ласточкажелезами звенит.

Цепная ласточка, а цепь стальнаяиз мелких звеньев тонких, но стальных,и то, что не порвать их — точно знаю.Я точно знаю —не сорваться с них.

А синева, а вся голубизна!О, как сиятельна ее темница!Но у сияния свои границы:летишь, крылом упрешьсяи — стена.

Цепной, но ласточке, нет, все-таки цепной,хоть трижды ласточке, хоть трижды птице,ей до смерти приходится ютитьсяздесь,в сфере притяжения земной.

Выбор

Выбор — был. Раза два. Два раза.Раза два на моем путивдруг раздваивалась трасса,сам решал, куда мне пойти.

Слева — марши. Справа — вальсы.Слева — бури. Справа — ветра.Слева — холм какой-то взвивался.Справа — просто была гора.

Сам решай. Никто не мешает,и совета никто не дает.Это так тебя возвышает,словно скрипка в тебе поет.

Никакой не играет роли,сколько будет беды и боли,ждет тебя покой ли, аврал,если сам решал, выбирал.

Слева — счастье. Справа — гибель.Слева — пан. Справа — пропал.Все едино: десятку выбил,точно в яблочко сразу попал.

Раза два. Точнее, два раза.Раза два. Не более двухмировой посетил меня дух.Самолично!И это не фраза.

«Дайте мне прийти в свое отчаянье…»

Дайте мне прийти в свое отчаянье:ваше разделить я не могу.А покуда — полное молчанье,тишина и ни гу-гу.

Я, конечно, крепко с вами связан,но не до конца привязан к вам.Я не обязательно обязанразделить ваш ужас, стыд и срам.

Ценности

Ценности сорок первого года:я не желаю, чтобы льгота,я не хочу, чтобы броняраспространялась на меня.

Ценности сорок пятого года:я не хочу козырять ему.Я не хочу козырять никому.

Ценности шестьдесят пятого года:дело не сделается само.Дайте мне подписать письмо.

Ценности нынешнего дня:уценяйтесь, переоценяйтесь,реформируйтесь, деформируйтесь,пародируйте, деградируйте,но без меня, без меня, без меня.

Анализ фотографии

Это я, господи!

Это я, господи!Господи, это я!Слева мои товарищи,справа мои друзья.А посередке, господи,я, самолично — я.Неужели, господи,не признаешь меня?

Господи, дама в белом —это моя жена,словом своим и деломлучше меня она.Если выйдет решение,что я сошел с пути,пусть ей будет прощение:ты ее отпусти!

Что ты значил, господи,в длинной моей судьбе?Я тебе не молился —взмаливался тебе.

Я не бил поклоны, —не обидишься, знал.Все-таки безусловно —изредка вспоминал.

В самый темный уголмеж фетишей и пугаля тебя поместил.Господи, ты простил?

Ты прощай мне, господи:слаб я, глуп, наг.Ты обещай мне, господи,не лишать меня благ:черного теплого хлебас желтым маслом на неми голубого небас солнечным огнем.

Месса по Слуцкому

Андрею Дравичу

Мало я ходил по костелам.Много я ходил по костям.Слишком долго был я веселым.Упрощал, а не обострял.

Между тем мой однофамилец,бывший польский поэт АрнольдСлуцкий,   вместе с женою смылисьза границу из Польши родной.

Бывший польский подпольщик,   Бывшийпольской армии офицер,удостоенный премии высшей,образец, эталон, пример —

двум богам он давно молился,двум заветам внимал равно.Но не выдержал Слуцкий. Смылся.Это было довольно давно.

А совсем недавно варшавскийксендз   и тамошний старожилпо фамилии пан Твардовскийпо Арнольду мессу служил.

Мало было во мне интересук ритуалу. Я жил на бегу.Описать эту странную мессуи хочу я и не могу.

Говорят, хорошие виршипан Твардовский слагал в тиши.Польской славе, беглой и бывшей,мессу он сложил от души.

Что-то есть в поляках такое!Кто, с отчаянья, двинул в бега,кто, судьбу свою упокоя,пану Богу теперь слуга.

Бог — большой, как медвежья полость.Прикрывает размахом крылвсе, что надо — доблесть и подлость,а сейчас Арнольда прикрыл.

Простираю к вечности рукии просимое мне дают.Из Варшавы доносятся звуки:по Арнольду мессу поют!

Полвека спустя