Николай Некрасов - Кому на Руси жить хорошо
Крестьянской грех
Аммирал-вдовец по морям ходил,По морям ходил, корабли водил,Под Ачаковом бился с туркою [103],Наносил ему поражение,И дала ему государыняВосемь тысяч душ в награждение.В той ли вотчине припеваючиДоживает век аммирал-вдовец,И вручает он, умираючи,Глебу-старосте золотой ларец.«Гой ты, староста! береги ларец!Воля в нем моя сохраняется:Из цепей-крепей на свободушкуВосемь тысяч душ отпускается!»Аммирал-вдовец на столе лежит…Дальний родственник хоронить катит…Схоронил, забыл! Кличет старостуИ заводит с ним речь окольную;Всё повыведал, насулил емуГоры золота, выдал вольную…
Глеб – он жаден был – соблазняется:Завещание сожигается!На десятки лет, до недавних днейВосемь тысяч душ закрепил злодей,С родом, с племенем; что народу-то!Что народу-то! с камнем в воду-то!Все прощает Бог, а Иудин грехНе прощается.Ой мужик! мужик! ты грешнее всех,И за то тебе вечно маяться!
Суровый и рассерженный,Громовым, грозным голосомИгнатий кончил речь.Толпа вскочила на ноги,Пронесся вздох, послышалось:«Так вот он, грех крестьянина!И впрямь страшенный грех!»– И впрямь: нам вечно маяться,Ох-ох!.. – сказал сам староста,Опять убитый, в лучшееНе верующий Влас.И скоро поддававшийсяКак горю, так и радости,«Великий грех! великий грех!» —Тоскливо вторил Клим.Площадка перед Волгою,Луною освещенная,Переменилась вдруг.Пропали люди гордые,С уверенной походкою,Остались вахлаки,Досыта не едавшие,Несолоно хлебавшие,Которых вместо баринаДрать будет волостной [104].К которым голод стукнутьсяГрозит: засуха долгая,А тут еще – жучок!Которым прасол-выжигаУрезать цену хвалитсяНа их добычу трудную.Смолу, слезу вахлацкую, —Урежет, попрекнет:«За что платить вам много-то?У вас товар некупленный,Из вас на солнце топитсяСмола, как из сосны!»Опять упали бедныеНа дно бездонной пропасти,Притихли, приубожились,Легли на животы;Лежали, думу думалиИ вдруг запели. Медленно,Как туча надвигается,Текли слова тягучие.Так песню отчеканили,Что сразу наши странникиУпомнили ее:
Голодная
Стоит мужик —Колышется,Идет мужик —Не дышится!
С коры егоРаспучило,Тоска-бедаИзмучила.
Темней лицаСтеклянногоНе виданоУ пьяного.
Идет – пыхтит,Идет – и спит,Прибрел туда,Где рожь шумит.
Как идол сталНа полосу,Стоит, поетБез голосу:
«Дозрей, дозрей,Рожь-матушка!Я пахарь твой,Панкратушка!
Ковригу съемГора горой,Ватрушку съемСо стол большой!
Все съем один,Управлюсь сам.Хоть мать, хоть сынПроси – не дам!»
«Ой батюшки, есть хочется!» —Сказал упалым голосомОдин мужик; из пещура [105]Достал краюху – ест.«Поют они без голосу,А слушать – дрожь по волосу!» —Сказал другой мужик.И правда, что не голосом —Нутром – свою «Голодную»Пропели вахлаки.Иной во время пенияСтал на ноги, показывал,Как шел мужик расслабленный,Как сон долил голодного,Как ветер колыхал.И были строги, медленныДвиженья. Спев «Голодную»,Шатаясь, как разбитые,Гуськом пошли к ведерочкуИ выпили певцы.
«Дерзай!» – за ними слышитсяДьячково слово; сын егоГригорий, крестник старосты,Подходит к землякам.«Хошь водки?» – Пил достаточно.Что тут у вас случилося?Как в воду вы опущены?.. —«Мы?.. что ты?..» Насторожились,Влас положил на крестникаШирокую ладонь.
– Неволя к вам вернулася?Погонят вас на барщину?Луга у вас отобраны? —«Луга-то?.. Шутишь, брат!»– Так что ж переменилося?..Закаркали «Голодную»,Накликать голод хочется? —– «Никак и впрямь ништо!» —Клим как из пушки выпалил;У многих зачесалисяЗатылки, шепот слышится:«Никак и впрямь ништо!»
«Пей, вахлачки, погуливай!Все ладно, все по-нашему,Как было ждано-гадано.Не вешай головы!»
– По-нашему ли, Климушка?А Глеб-то?.. —ПотолкованоНемало: в рот положено,Что не они ответчикиЗа Глеба окаянного,Всему виною: крепь! [106]– Змея родит змеенышей.А крепь – грехи помещика,Грех Якова несчастного,Грех Глеба родила!Нет крепи – нет помещика,До петли доводящегоУсердного раба,Нет крепи – нет дворового,Самоубийством мстящегоЗлодею своему,Нет крепи – Глеба новогоНе будет на Руси!
Всех пристальней, всех радостнейПрослушал Гришу Пров:Осклабился, товарищамСказал победным голосом:«Мотайте-ка на ус!»Пошло, толпой подхвачено,О крепи слово верноеТрепаться: «Нет змеи —Не будет и змеенышей!»Клим Яковлев ИгнатияОпять ругнул: «Дурак же ты!»Чуть-чуть не подрались!Дьячок рыдал над Гришею:«Создаст же Бог головушку!Недаром порываетсяВ Москву, в новорситет!»А Влас его поглаживал:«Дай Бог тебе и серебра,И золотца, дай умную,Здоровую жену!»– Не надо мне ни серебра,Ни золота, а дай Господь,Чтоб землякам моимИ каждому крестьянинуЖилось вольготно-веселоНа всей святой Руси! —Зардевшись, словно девушка,Сказал из сердца самогоГригорий – и ушел.
Светает. СнаряжаютсяПодводчики. «Эй, Влас Ильич!Иди сюда, гляди, кто здесь!» —Сказал Игнатий Прохоров,Взяв к бревнам приваленнуюДугу. Подходит Влас,За ним бегом Клим Яковлев;За Климом – наши странники(Им дело до всего):За бревнами, где нищиеВповалку спали с вечера,Лежал какой-то смученный,Избитый человек;На нем одежа новая,Да только вся изорвана.На шее красный шелковыйПлаток, рубаха красная,Жилетка и часы.Нагнулся Лавин к спящему,Взглянул и с криком: «Бей его!» —Пнул в зубы каблуком.Вскочил детина, мутныеПротер глаза, а Влас егоТем временем в скулу.Как крыса прищемленная,Детина пискнул жалобно —И к лесу! Ноги длинные,Бежит – земля дрожит!Четыре парня бросилисьВ погоню за детиною.Народ кричал им: «Бей его!» —Пока в лесу не скрылисяИ парни, и беглец.
«Что за мужчина? – старостуДопытывали странники. —За что его тузят?»– Не знаем, так наказаноНам из села из Тискова,Что буде где покажетсяЕгорка Шутов – бить его!И бьем. Подъедут тисковцы.Расскажут. Удоволили? —Спросил старик вернувшихсяС погони молодцов.
«Догнали, удоволили!Побег к Кузьмо-Демьянскому,Там, видно, переправитьсяЗа Волгу норовит».
«Чудной народ! бьют сонного,За что про что не знаючи…»
– Коли всем миром велено:«Бей!» – стало, есть за что! —Прикрикнул Влас на странников. —Не ветрогоны тисковцы,Давно ли там десятогоПороли?.. Не до шуток им.Гнусь-человек! – Не бить его,Так уж кого и бить?Не нам одним наказано:От Тискова по Волге-тоТут деревень четырнадцать, —Чай, через все четырнадцатьПрогнали, как сквозь строй! —
Притихли наши странники.Узнать-то им желательно,В чем штука? да прогневалсяИ так уж дядя Влас.
Совсем светло. ПозавтракатьМужьям хозяйки вынесли:Ватрушки с творогом,Гусятина (прогнали тутГусей; три затомилися,Мужик их нес под мышкою:«Продай! помрут до городу!» —Купили ни за что).Как пьет мужик, толкованоНемало, а не всякомуИзвестно, как он ест.Жаднее на говядину,Чем на вино, бросается.Был тут непьющий каменщик,Так опьянел с гусятины,На что твое вино!Чу! слышен крик: «Кто едет-то!Кто едет-то!» НаклюнулосьЕще подспорье шумномуВеселью вахлаков.Воз с сеном приближается,Высоко на возуСидит солдат Овсяников,Верст на двадцать в окружностиЗнакомый мужикам,И рядом с ним Устиньюшка,Сироточка-племянница,Поддержка старика.Райком кормился дедушка,Москву да Кремль показывал,Вдруг инструмент испортился,А капиталу нет!Три желтенькие ложечкиКупил – так не приходятсяЗаученные натвердоПрисловья к новой музыке,Народа не смешат!Хитер солдат! по времениСлова придумал новые,И ложки в ход пошли.Обрадовались старому:«Здорово, дедко! спрыгни-ка,Да выпей с нами рюмочку,Да в ложечки ударь!»– Забраться-то забрался я,А как сойду, не ведаю:Ведет! – «Небось до городаОпять за полной пенцией?Да город-то сгорел!»– Сгорел? И поделом ему!Сгорел? Так я до Питера!«Чай, по чугунке тронешься?»Служивый посвистал:– Недолго послужила тыНароду православному,Чугунка бусурманская!Была ты нам люба,Как от Москвы до ПитераВозила за три рублика,А коли семь-то рубликовПлатить, так черт с тобой! —
«А ты ударь-ка в ложечки, —Сказал солдату староста, —Народу подгулявшегоПокуда тут достаточно.Авось дела поправятся.Орудуй живо, Клим!»(Влас Клима недолюбливал,А чуть делишко трудное,Тотчас к нему: «Орудуй, Клим!» —А Клим тому и рад.)
Спустили с возу дедушку.Солдат был хрупок на ноги,Высок и тощ до крайности;На нем сюртук с медалямиВисел, как на шесте.Нельзя сказать, чтоб доброеЛицо имел, особенноКогда сводило старого —Черт чертом! Рот ощерится.Глаза – что угольки!
Солдат ударил в ложечки,Что было вплоть до берегуНароду – все сбегается.Ударил – и запел:
Тошен свет,Правды нет,Жизнь тошна,Боль сильна.Пули немецкие,Пули турецкие,Пули французские,Палочки русские!Тошен свет,Хлеба нет,Крова нет,Смерти нет.
Ну-тка, с редута [107]-то с первого номеру,Ну-тка, с Георгием [108] – по́ миру, по́ миру!
У богатого,У богатины,Чуть не поднялиНа рогатину [109].Весь в гвоздях заборОщетинился,А хозяин-вор,Оскотинился.
Нет у бедногоГроша медного:Не взыщи, солдат!»– «И не надо, брат!» —
Тошен свет,Хлеба нет,Крова нет,Смерти нет.
Только трех МатренДа Луку с ПетромПомяну добром.У Луки с ПетромТабачку нюхнем,А у трех МатренПровиант найдем.
У первой МатреныГруздочки ядрены.Матрена втораяНесет каравая,У третьей водицы попьюиз ковша:Вода ключевая, а мера —душа!Тошен свет,Правды нет,Жизнь тошна,Боль сильна.
Служивого задергало.Опершись на Устиньюшку,Он поднял ногу левуюИ стал ее раскачивать,Как гирю на весу;Проделал то же с правою,Ругнулся: «Жизнь проклятая!» —И вдруг на обе стал.
«Орудуй, Клим!» По-питерскиКлим дело оборудовал:По блюдцу деревянномуДал дяде и племяннице.Поставил их рядком,А сам вскочил на бревнышкоИ громко крикнул: «Слушайте!»(Служивый не выдерживалИ часто в речь крестьянинаВставлял словечко меткоеИ в ложечки стучал.)
Клим
Колода есть дубоваяУ моего двора,Лежит давно: из младостиКолю на ней дрова,Так та не столь изранена,Как господин служивенькой.Взгляните: в чем душа!
Солдат
Пули немецкие,Пули турецкие,Пули французские,Палочки русские.
Клим
А пенциону полногоНе вышло, забракованыВсе раны старика;Взглянул помощник лекаря,Сказал: «Второразрядные!По ним и пенцион».
Солдат
Полного выдать не велено:Сердце насквозь не прострелено!
(Служивый всхлипнул; в ложечкиХотел ударить – скорчило!Не будь при нем Устиньюшки,Упал бы старина.)
Клим
Солдат опять с прошением.Вершками раны смерилиИ оценили каждуюЧуть-чуть не в медный грош.Так мерил пристав следственныйПобои на подравшихсяНа рынке мужиках:«Под правым глазом ссадинаВеличиной с двугривенный,В средине лба пробоинаВ целковый. Итого:На рубль пятнадцать с деньгоюПобоев…» Приравняем лиК побоищу базарномуВойну под Севастополем,Где лил солдатик кровь?
Солдат
Только горами не двигали,А на редуты как прыгали!Зайцами, белками, дикими кошками,Там и простился я с ножками,С адского грохоту, свисту оглох,С русского голоду чуть не подох!
Клим
Ему бы в Питер надобноДо Комитета раненых.Пеш до Москвы дотянется,А дальше как? Чугунка-тоКусаться начала!
Солдат
Важная барыня! гордая барыня!Ходит, змеею шипит;«Пусто вам! пусто вам! пусто вам!» —Русской деревне кричит;В рожу крестьянину фыркает,Давит, увечит, кувыркает,Скоро весь русский народЧище метлы подметет.
Солдат слегка притопывал.И слышалось, как стукаласьСухая кость о кость,А Клим молчал: уж двинулсяК служивому народ.Все дали: по копеечке,По грошу, на тарелочкахРублишко набрался…
Пир кончился, расходитсяНарод. Уснув, осталисяПод ивой наши странники,И тут же спал ИонушкаДа несколько упившихсяНе в меру мужиков.Качаясь, Савва с ГришеюВели домой родителяИ пели; в чистом воздухеНад Волгой, как набатные,Согласные и сильныеГремели голоса:
Доля народа,Счастье его,Свет и свободаПрежде всего!
Мы же немногоПросим у Бога:Честное делоДелать умелоСилы нам дай!
Жизнь трудовая —Другу прямаяК сердцу дорога,Прочь от порога,Трус и лентяй!То ли не рай?
Доля народа,Счастье его,Свет и свободаПрежде всего!
ЭПИЛОГ
