Николай Некрасов - Кому на Руси жить хорошо
Веселая
«Кушай тюрю, Яша!Молочка-то нет!»– Где ж коровка наша? —«Увели, мой свет!Барин для приплодуВзял ее домой».Славно жить народуНа Руси святой!
– Где же наши куры? —Девчонки орут.«Не орите, дуры!Съел их земский суд;Взял еще подводуДа сулил постой…»Славно жить народуНа Руси святой!
Разломило спину,А квашня не ждет!Баба КатеринуВспомнила – ревет:В дворне больше годуДочка… нет родной!Славно жить народуНа Руси святой!
Чуть из ребятишек,Глядь, и нет детей:Царь возьмет мальчишек,Барин – дочерей!Одному уродуВековать с семьей.Славно жить народуНа Руси святой!
и т.д.
Потом свою вахлацкую,Родную, хором грянули,Протяжную, печальную,Иных покамест нет.Не диво ли? широкаяСторонка Русь крещеная,Народу в ней тьма тём,А ни в одной-то душенькеСпокон веков до нашегоНе загорелась песенкаВеселая и ясная,Как вёдреный денек.Не дивно ли? не страшно ли?О время, время новое!Ты тоже в песне скажешься,Но как?.. Душа народная!Воссмейся ж наконец!
Барщинная
Беден, нечесан Калинушка,Нечем ему щеголять,Только расписана спинушка,Да за рубахой не знать.С лаптя до воротаШкура вся вспорота,Пухнет с мякины живот.Верченый, крученый,Сеченый, мученый,Еле Калина бредет:В ноги кабатчику стукнется,Горе потопит в вине.Только в субботу аукнетсяС барской конюшни жене…
«Ай песенка!.. Запомнить бы!..»Тужили наши странники,Что память коротка,А вахлаки бахвалились:«Мы барщинные! С наше-тоПопробуй потерпи!Мы барщинные! вырослиПод рылом у помещика;День – каторга, а ночь?Что сраму-то! За девкамиГонцы скакали тройкамиПо нашим деревням.В лицо позабывали мыДруг дружку, в землю глядючи,Мы потеряли речь.В молчанку напивалися,В молчанку цаловалися,В молчанку драка шла».– Ну, ты насчет молчанки-тоНе очень! нам молчанка таДосталась солоней! —Сказал соседней волостиКрестьянин, с сеном ехавший(Нужда пристигла крайняя,Скосил – и на базар!).Решила наша барышняГертруда Александровна,Кто скажет слово крепкое,Того нещадно драть.И драли же! покудоваНе перестали лаяться,А мужику не лаяться —Едино что молчать.Намаялись! уж подлинноОтпраздновали волю мы,Как праздник: так ругалися,Что поп Иван обиделсяЗа звоны колокольныеГудевшие в тот день.
Такие сказы чудныеПосыпались… И диво ли?Ходить далеко за̒ словомНе надо – всё прописаноНа собственной спине.
«У нас была оказия, —Сказал детина с чернымиБольшими бакенбардами, —Так нет ее чудней».(На малом шляпа круглая,С значком, жилетка красная,С десятком светлых пуговиц,Посконные штаныИ лапти: малый смахивалНа дерево, с которогоКору подпасок крохотныйВсю снизу ободрал,А выше – ни царапины,В вершине не побрезгуетВорона свить гнездо.)– Так что же, брат, рассказывай! —«Дай прежде покурю!»Покамест он покуривал,У Власа наши странникиСпросили: «Что за гусь?»– Так, подбегало-мученик,Приписан к нашей волости,Барона Синегузина [100]Дворовый человек,Викентий Александрович.С запяток в хлебопашествоПрыгну̒л! За ним осталасяИ кличка «выездной».Здоров, а ноги слабые,Дрожат; его-то барыняВ карете цугом ездилаЧетверкой по грибы…Расскажет он! послушайте!Такая память знатная,Должно быть (кончил староста),Сорочьи яйца ел [101].
Поправив шляпу круглую,Викентий АлександровичК рассказу приступил.
Про холопа примерного – Якова Верного
Был господин невысокого рода,Он деревнишку на взятки купил,Жил в ней безвыезднотридцать три года,Вольничал, бражничал, горькую пил,Жадный, скупой, не дружилсяс дворянами,Только к сестрице езжал на чаек;Даже с родными, не толькос крестьянами,
Был господин Поливанов жесток;Дочь повенчав, муженька благоверногоВысек – обоих прогнал нагишом,В зубы холопа примерного,Якова верного,Походя дул каблуком.
Люди холопского звания —Сущие псы иногда:Чем тяжелей наказания,Тем им милей господа.
Яков таким объявился из младости,Только и было у Якова радости:Барина холить, беречь, ублажатьДа племяша-малолетка качать.Так они оба до старости дожили.Стали у барина ножки хиреть,Ездил лечиться, да ноги не ожили…Полно кутить, баловаться и петь!Очи-то ясные,Щеки-то красные,Пухлые руки как сахар белы,Да на ногах – кандалы!Смирно помещик лежит под халатом,Горькую долю клянет,Яков при барине: другом и братомВерного Якова барин зовет.Зиму и лето вдвоем коротали,В карточки больше играли они,Скуку рассеять к сестрице езжалиВерст за двенадцать в хорошие дни.Вынесет сам его Яков, уложит,Сам на долгушке свезет до сестры,Сам до старушки добраться поможет,Так они жили ладком – до поры…
Вырос племянничек Якова, Гриша,Барину в ноги: «Жениться хочу!»– Кто же невеста? – «Невеста —Ариша».Барин ответствует: – В гроб вколочу! —Думал он сам, на Аришу-то глядя:«Только бы ноги Господь воротил!»Как ни просил за племянника дядя,Барин соперника в рекруты сбыл.Крепко обидел холопа примерного,Якова верного,Барин, – холоп задурил!Мертвую запил… Неловко без Якова,Кто ни послужит – дурак, негодяй!Злость-то давно накипела у всякого,Благо есть случай: груби, вымещай!Барин то просит, то песски ругается.Так две недели прошли.Вдруг его верный холоп возвращается…Первое дело – поклон до земли.Жаль ему, видишь ты, стало безногого:Кто-де сумеет его соблюсти?«Не поминай только дела жестокого;Буду свой крест до могилы нести!»Снова помещик лежит под халатом,Снова у ног его Яков сидит,Снова помещик зовет его братом.– Что ты нахмурился, Яша? – «Мутит!»
Много грибов нанизали на нитки,В карты сыграли, чайку напились,Ссыпали вишни, малину в напиткиИ поразвлечься к сестре собрались.
Курит помещик, лежит беззаботно,Ясному солнышку, зелени рад.Яков угрюм, говорит неохотно,Вожжи у Якова дрожмя дрожат,Крестится: «Чур меня, сила нечистая!»Шепчет: «Рассыпься!» (мутил его враг).Едут… Направо трущоба лесистая,Имя ей исстари: Чертов овраг;Яков свернул и поехал оврагом,Барин опешил: – Куда ж ты, куда? —Яков ни слова. Проехали шагомНесколько верст; не дорога – беда!Ямы, валежник; бегут по оврагуВешние воды, деревья шумят…Стали лошадки – и дальше ни шагу,Сосны стеной перед ними торчат.
Яков, не глядя на барина бедного,Начал коней отпрягать,Верного Яшу, дрожащего, бледного,Начал помещик тогда умолять.Выслушал Яков посулы – и грубо,Зло засмеялся: «Нашел душегуба!Стану я руки убийством марать,Нет, не тебе умирать!»Яков на сосну высокую прянул,Вожжи в вершине ее укрепил,Перекрестился, на солнышко глянул,Голову в петлю – и ноги спустил!..Экие страсти Господни! виситЯков над барином, мерно качается.Мечется барин, рыдает, кричит,Эхо одно откликается!Вытянул голову, голос напрягБарин – напрасные крики!В саван окутался Чертов овраг,Ночью там росы велики,Зги не видать! только совы снуют,Оземь ширяясь крылами,Слышно, как лошади листья жуют,Тихо звеня бубенцами.Словно чугунка подходит – горятЧьи-то два круглые, яркие ока,Птицы какие-то с шумом летят.Слышно, посели они недалеко.Ворон над Яковом каркнул один,Чу! их слетелось до сотни!Ухнул, грозит костылем господин.Экие страсти Господни!
Барин в овраге всю ночь пролежал,Стонами птиц и волков отгоняя,Утром охотник его увидал.Барин вернулся домой, причитая:– Грешен я, грешен! Казните меня! —Будешь ты, барин, холопа примерного,Якова верного,Помнить до судного дня!
«Грехи, грехи, – послышалосьСо всех сторон. – Жаль Якова,Да жутко и за барина, —Какую принял казнь!»– Жалей!.. – Еще прослушалиДва-три рассказа страшныеИ горячо заспорилиО том, кто всех грешней?Один сказал: кабатчики,Другой сказал: помещики,А третий – мужики.То был Игнатий Прохоров,Извозом занимавшийся,Степенный и зажиточный
Мужик – не пустослов.Видал он виды всякие,Изъездил всю губерниюИ вдоль и поперек.Его послушать надо бы,Однако вахлакиТак обозлились, не далиИгнатью слова вымолвить,Особенно Клим ЯковлевКуражился: «Дурак же ты!..»– А ты бы прежде выслушал… —«Дурак же ты…»– И все-то вы,Я вижу, дураки! —Вдруг вставил слово грубоеЕремин, брат купеческий,Скупавший у крестьянЧто ни попало, лапти ли,Теленка ли, бруснику ли,А главное – мастакПодстерегать оказии,Когда сбирались податиИ собственность вахлацкаяПускалась с молотка.Затеять спор затеяли,А в точку не утрафили!Кто всех грешней? подумайте! —«Ну, кто же? говори!»– Известно кто: разбойники! —А Клим ему в ответ:«Вы крепостными не были,Была капель великая,Да не на вашу плешь!Набил мошну: мерещатсяВезде ему разбойники;Разбой – статья особая,Разбой тут ни при чем!»– Разбойник за разбойникаВступился! – прасол вымолвил,А Лавин – скок к нему!«Молись!» – и в зубы прасола.– Прощайся с животишками! —И прасол в зубы Лавина.«Ай драка! молодцы!»Крестьяне расступилися,Никто не подзадоривал,Никто не разнимал.Удары градом сыпались:– Убью! пиши к родителям! —«Убью! зови попа!»Тем кончилось, что прасолаКлим сжал рукой, как обручем,Другой вцепился в волосыИ гнул со словом «кланяйся»Купца к своим ногам.– Ну, баста! – прасол вымолвил.Клим выпустил обидчика,Обидчик сел на бревнышко,Платком широким клетчатымОтерся и сказал:– Твоя взяла! и диво ли?Не жнет, не пашет – шляетсяПо коновальской должности,Как сил не нагулять? —(Крестьяне засмеялися.)«А ты еще не хочешь ли? —Сказал задорно Клим.– Ты думал, нет? Попробуем! —Купец снял чуйку бережноИ в руки поплевал.
«Раскрыть уста греховныеПришел черед: прослушайте!И так вас помирю!» —Вдруг возгласил Ионушка,Весь вечер молча слушавший,Вздыхавший и крестившийся,Смиренный богомол.Купец был рад; Клим ЯковлевПомалчивал. Уселися,Настала тишина.
Бездомного, безродногоНемало попадаетсяНароду на Руси,Не жнут, не сеют – кормятсяИз той же общей житницы,Что кормит мышку малуюИ воинство несметное:Оседлого крестьянинаГорбом ее зовут.Пускай народу ведомо,Что целые селенияНа попрошайство осенью,Как на доходный промысел,Идут: в народной совестиУставилось решение,Что больше тут злосчастия,Чем лжи, – им подают.Пускай нередки случаи,Что странница окажетсяВоровкой; что у бабЗа просфоры афонские,За «слезки Богородицы»Паломник пряжу выманит,А после бабы сведают,Что дальше Тройцы-СергияОн сам-то не бывал.Был старец, чудным пениемПленял сердца народные;С согласья матерей,В селе Крутые ЗаводиБожественному пениюСтал девок обучать;Всю зиму девки красныеС ним в риге запиралися,Откуда пенье слышалось,А чаще смех и визг.Однако чем же кончилось?Он петь-то их не выучил,А перепортил всех.Есть мастера великиеПодлаживаться к барыням:Сначала через бабДоступится до девичьей,А там и до помещицы.Бренчит ключами, по дворуПохаживает барином,Плюет в лицо крестьянину,Старушку богомольнуюСогнул в бараний рог!..Но видит в тех же странникахИ лицевую сторонуНарод. Кем церкви строятся?Кто кружки монастырскиеНаполнил через край?Иной добра не делает,И зла за ним не видится,Иного не поймешь.Знаком народу Фомушка:Вериги двупудовыеПо телу опоясаны,Зимой и летом бос,Бормочет непонятное,А жить – живет по-божески:Доска да камень в головы,А пища – хлеб один.Чудён ему и памятенСтарообряд Кропильников,Старик, вся жизнь которогоТо воля, то острог.Пришел в село Усолово:Корит мирян безбожием,Зовет в леса дремучиеСпасаться. СтановойСлучился тут, все выслушал:«К допросу сомустителя!»Он то же и ему:– Ты враг Христов, антихристовПосланник! – Сотский, старостаМигали старику:«Эй, покорись!» Не слушает!Везли его в острог,А он корил начальникаИ, на телеге стоючи,Усоловцам кричал:– Горе вам, горе, пропащие головы!Были оборваны, – будете голы вы,Били вас палками, розгами, кнутьями,Будете биты железными прутьями!..
Усоловцы крестилися,Начальник бил глашатая:«Попомнишь ты, анафема,Судью ерусалимского!»У парня, у подводчика,С испуга вожжи выпалиИ волос дыбом стал!И, как на грех, воинскаяКоманда утром грянула:В Устой, село недальное,Солдатики пришли.Допросы! усмирение! —Тревога! по спопутностиДосталось и усоловцам:Пророчество строптивогоЧуть в точку не сбылось.
Вовек не позабудетсяНародом Евфросиньюшка,Посадская вдова:Как Божия посланница,Старушка появляетсяВ холерные года;Хоронит, лечит, возитсяС больными. Чуть не молятсяКрестьянки на нее…Стучись же, гость неведомый!Кто б ни был ты, уверенноВ калитку деревенскуюСтучись! Не подозрителенКрестьянин коренной,В нем мысль не зарождается,Как у людей достаточных,При виде незнакомого,Убогого и робкого:Не стибрил бы чего?А бабы – те радехоньки.Зимой перед лучиноюСидит семья, работает,А странничек гласит.Уж в баньке он попарился,Ушицы ложкой собственной,С рукой благословляющей,Досыта похлебал.По жилам ходит чарочка,Рекою льется речь.В избе все словно замерло:Старик, чинивший лапотки,К ногам их уронил;Челнок давно не чикает,Заслушалась работницаУ ткацкого станка;Застыл уж на уколотомМизинце у Евгеньюшки,Хозяйской старшей дочери,Высокий бугорок,А девка и не слышала,Как укололась до крови;Шитье к ногам спустилося,Сидит – зрачки расширены,Руками развела…Ребята, свесив головыС полатей, не шелохнутся:Как тюленята сонныеНа льдинах за Архангельском,Лежат на животе.Лиц не видать, завешеныСпустившимися прядямиВолос – не нужно сказывать,Что желтые они.Постой! уж скоро странничекДоскажет быль афонскую,Как турка взбунтовавшихсяМонахов в море гнал,Как шли покорно инокиИ погибали сотнями —Услышишь шепот ужаса,Увидишь ряд испуганных,Слезами полных глаз!Пришла минута страшная —И у самой хозяюшкиВеретено пузатоеСкатилося с колен.Кот Васька насторожился —И прыг к веретену!В другую пору то-то быДосталось Ваське шустрому,А тут и не заметили,Как он проворной лапкоюВеретено потрогивал,Как прыгал на негоИ как оно каталося,Пока не размоталасяНапряденная нить!
Кто видывал, как слушаетСвоих захожих странниковКрестьянская семья,Поймет, что ни работоюНи вечною заботою,Ни игом рабства долгого,Ни кабаком самимЕще народу русскомуПределы не поставлены:Пред ним широкий путь.Когда изменят пахарюПоля старозапашные,Клочки в лесных окраинахОн пробует пахать.Работы тут достаточно.Зато полоски новыеДают без удобренияОбильный урожай.Такая почва добрая —Душа народа русского…О сеятель! приди!..
Иона (он же Ляпушкин)Сторонушку вахлацкуюИздавна навещал.Не только не гнушалисяКрестьяне Божьим странником,А спорили о том,Кто первый приютит его,Пока их спорам ЛяпушкинКонца не положил:«Эй! бабы! выносите-каИконы!» Бабы вынесли;Пред каждою иконоюИона падал ниц:«Не спорьте! дело Божие,Котора взглянет ласковей,За тою и пойду!»И часто за беднейшеюИконой шел ИонушкаВ беднейшую избу.И к той избе особоеПочтенье: бабы бегаютС узлами, сковородкамиВ ту избу. Чашей полною,По милости Ионушки,Становится она.
Негромко и неторопкоПовел рассказ Ионушка«О двух великих грешниках»,Усердно покрестясь.
О двух великих грешниках
