Анна Присманова - Туманное Звено. Стихотворения

ОТКРЫТКА

Озеро трепещет серебром.Трепетны еще иные вещи.Например, за кожей и ребромсердце ожидающих трепещет.

Собирает пенная каймасемь неуловимых излучений…Так меж строк открытого письмаскрыты строки внутренних речений.

Славно блещут камешки на дне.Трудно славу добывать словами……Я не для нее наединев рифму разговариваю с вами.

МЫСЛЬ

Уверенно, воздушно и упруго(пускаясь в путь уже не в первый раз),как плотный холст спасательного круга,несет меня над хлябью мысль о вас.

Она венком ныряет над пучиной(венок не из сплошных, конечно, роз).Она — стихов является причинойи даже иногда — причиной слез.

Ей снится сон мучительный и светлый(как звук предсмертной песни лебедей).Зачем так много силы безответнойв порывах нерешительных людей?

СОН

Мечта моя на внутреннем огнемедлительно но верно закипала.Основываясь на минувшем дне,я удовлетворенно засыпала.

Как иглы, жарким полднем, на сосне,душа моя от жажады рассыпалась…В ту ночь я Вас увидела во сне:я падала, когда я просыпалась.

Я слышала, как падала земля:моя могила заступом копалась.Кругом темнели голые поля…Я плакала, когда я просыпалась.

Чтоб скрытой не тревожиться судьбой,чтоб честь моя и в снах не оступалась,должна я посмеяться на собой:— я выспалась… когда я просыпалась.

РУКА

Когда душа, строптивая вначале,склоняется во сне к другой подчас —сон состоит из счастья и печали…но явь дает ей лишь вторую часть.

От этой части днем душа худеет,оставив сладость пищи на потом.Действительно — рукою чародеяей сновиденье вносит пищу в дом.

Знакомьтесь, не спеша, с душой такою,которая, от голода дрожа,во сне — вас гладит гладкою рукою,а наяву пугливее ежа.

Никто сказать душе такой не вправе,что сон ее построен на песке.Бывает сон, что явственнее яви,и слово, что висит на волоске.

У слов таких возвышенна основа.Они — не для бумаги и чернил…И Осип Мандельштам такое словос тяжелым камнем некогда сравнил.

РАВНОВЕСИЕ

I. «Все в юности ромашку обрывали…»

Все в юности ромашку обрывали.Я не красива и не молода.Поэтому на мой вопрос едва лицветок яичный мне ответит «да».

И я стою, его не вопрошая,оружья не имея для борьбы.Но есть во мне уверенность большаяв непогрешимости моей судьбы.

II. «Мне кажется убийственной…»

Мне кажется убийственнойнесогласованность сердец.Что ложь бывает истинойи мне открылось наконец.

Смотрю и вижу явственно— мечтаньем совесть заглуша —что может быть безнравственнойи целомудренной душа.

III. «Как заключенный, тающий от муки…»

Как заключенный, тающий от мукии близкий к сумасшедшим рукавам,по вечерам я опускаю руки,бессильные от сильной тяги к вам.

Но если б, друг мой, ангелом была я,я подняла б над вами два крыла,чтоб скука жизни, тусклая и злая,вас в будущем коснуться не могла.

IV. «Блестят на солнце яблоко и слива…»

Блестят на солнце яблоко и слива,имея тени вечное клише:явление прилива и отливазнакомое сознательной душе!

Плоды горят одним открытым боком,направленным к блаженной теплоте.А бок другой в смирении глубоком,и краски там совсем уже не те.

СОЛЬ

Неосторожно названная Анной,я родилась с ущербною луной.На первый взгляд, увы, кажусь я странной,но взгляд второй мирит тебя со мной.

Пусть скорбь дала мне горькую зарубку,по имени я все же — благодать.Сжимая сердца дышащую губку,стараюсь я всю соль мою отдать.

Соленый ветер взмылил зыбь (и сушуиспепелил), когда я вышла жить…Открой свою обугленную душу,чтоб я могла мой груз в нее вложить.

Подводный мир сливается с высоким,когда туман сиянием гоним…Корабль плывет, и все мирские сокикипят и разливаются пред ним.

Плывет он осмотрительно и плавно —не доплывет до цели никогда.Не знаю в чем (быть может в самом главном!)и у него — несчастная звезда.

ДВА

Который час? Во мраке ночи(там, где у спящих голова)сияют цифры. Чаще прочихмне овечает цифра два.

Два поворота в круге суток,распределенных на часы.Есть два крыла у диких уток.В двух медных чашах груз — весы.

Летят две стаи. Точки… Точки…И точно два угла вдали.В осенней роще вижу кочкииз медных листьев и земли.

Решусь ли груз необычайныйя взвешивать на меди дней?Когда лишь двое знают тайну,гораздо больше веса в ней…

Живые глухи иль жестоки.Им ничего не говоря,я посвящая эти строкидвум мертвым буквам букваря.

ЛЕС

Богатство сдерживаемой любвиитог мучительного добыванья…Сентябрьский блеск червонцем не зови:в сухом лесу есть треск четвертованья.

Грудные кости поднимает вздох,противник косного благополучья…А в том лесу уже морозен мох,и в сумерках как диаграммы — сучья.

ЛУНА

Опять, включенное в кольцо,большое белое лицолуны — со мной в теченьи ночи.Оно молчит, как бочки дно,но кажется мне, что ономне рассказать о чем-то хочет.

Увы, я знаю, на рассветесветило. Как и всё на свете,уйдет (не давши ничего)из поля зренья моего.И все-ж, пока луна со мною,беру листок и карандаш,чтоб, распластав себя на белом —хотя-б душой одной, не телом —тем обессмертить облик Ваш.…………………………………

Тоской и страстью одержима,пишу дневник немало лет.Меж внешностью и содержимыммоим — уже согласья нет.

Пусть в зрелости дневник — отсталость,подростком (уверяю Вас)я, к сожалению, осталасьи по сей день, и по сей час.………………………………….

Пока поэты и подростки,прижав к столу свой остов жесткий,ведут ночные дневники —луны ущербной бледный профильрастет как в погребе картофель,пускающий во тьме ростки.

Не солнцем — нет, одной луноюувы, глаза мои полны.Мне кажется, и днем со мноюдалекое лицо луны.

Оставшись с полною луноюв полночный час наедине,притянутая вышиною,я обращаюсь лишь к луне.

Луна — ночное отраженьелюбого солнечного дня(найду ли крепче выраженье?)необходима для меня.……………………………………….

Лишь рот луны, приподнятый углами(прозрачный и подвижный как вода),нагнется над рабочими столамиподвижников словесного труда —

я приступаю к делу. (Между прочимне зная, что получится потом).Я выступаю ночью — и как зодчий,и как тем зодчим строящийся дом.

Я строю дом… не из покорной глины,а из упористого кирпича.Он будет не широкий и не длинный,но поднимающийся как свеча.

Пусть он (в лесах) еще не очень строен,он должен отличаться вышиной:ведь главным образом мой дом построендля разговора моего с луной.

Что я давно работаю душою,тебе, луна, должно быть все равно.Но я — поверь — белесое, большоелицо твое отметила давно.

Ты странствуешь от века и до века,влача с собой и опыт и тоску,с обличьем мыслящего человека,скитавшегося на своем веку.

Луна — ночного человекапритягивая как магнит —напутствует его от века,с самозабвением роднит…

Я с прилежаньем богословапишу о ней на склоне дня.Она не говорит ни слова,а только смотрит на меня.

Но это опытное окомою потерянную плотьпронизывает так глубоко,как будто к ней подходит вплоть.

И долго (с раздвоеньем в зреньи)как опьяненный беленой,я двигаюсь в самозабвеньи,руководимая луной.

Ты смотришь за движением моим,за поведеньем внутренним и внешним,душа моя. Ты сумрачна как дым.Но стражем будучи уже нездешним,ты мучаешь меня, смотритель мой!Прошу тебя — оставь меня в покое:весной я разгораюсь, а зимойприму тебя в нетопленом покое…

Я находилась много лет в плену.Но вышедши нечаянно на волю,чтоб видеть вместе солнце и луну,я сразу по всему гуляю полю.Пронзает солнце кожу бледных век.Весь звездный свод сияет надо мною…Луна же не луна, а человек,в ком вижу нечто общее с луною.

Взгляните на луну, на луг и намерцанье рек и светлых насекомых…А в тех местах, где сказано «луна» —читайте (имя рек) один знакомый.

Наступает лето бабы —осень ранняя… Одна(наступая на ухабынеба) шествует луна —с бледным ликом человечьим,коему противна тьма,наделенная увечьем,коим стражду я сама.

Я давно ли не хотеластранные сказать слова:друг мой, у тебя нет тела,есть — одна лишь голова.Поражая худобою —не за стрелкой часовой,двигаюсь я за тобою,странницею неживой.

Не имея к делу дела,не жалая ничего,в виде головы без тела,отделившись от него —может быть и ты, слепая(так же страстно, как и я)ищешь — к праху прилипая —воплощенья бытия?

Взгляните на луну средь ночи:идя дорогой круговою,она объятий знать не хочет —она живет лишь головою.Без ног, без рук она, но все жес серебряными рукавами…И кажется, на Вас похожелицо, что движется над Вами.

Поверьте, на земле есть людисо знаком лунного влиянья,мечтающие здесь о чудепотустороннего слиянья.Ступая на карниз кирпичный,они на помощь призываютлуну… За это их обычнолунатиками называют.

Душа их, добрая и злая,взирает сверху вниз — бесстрастно.К несчастию, из их числа яи потому — мечте подвластна:так, будучи (подобно птице)на грани пустоты и зданья —я, в то же время, на границеувы, любовного признанья.

Влекома полною луною,встает душа моя в ночи.Разбуженная тишиною,сестра, в испуге не кричи!Стоит на склоне крыш лунатик,не опасаясь ничего.Не окликай же, Бога ради,обычным именем его.

Стоит он на последней гранистроения и пустоты.Куда он простирает длани?Зачем его тревожишь ты?Не трогай лунного провидца:он двигается неспеша,он знает где остановиться,куда его ведет душа……………………………………..

В русалочьей ночной сорочке,гремя железом листовым,я дохожу уже до точки,где зданье переходит в дым.

Когда безглазая, босая,стою я зданья на краю,лишь голова луны спасаетот сокрушенья плоть мою.

Но — связанная со зданьем,не с плотной почвой полевой,а с этим призрачным созданьем,снабженным только головой —

я все же чувствую истому(молчи, перо мое, молчи!)…Как руки, ко всему земномуот головы идут лучи…………………………………….

Лучи большой луны сквозь стекластруятся на мою кровать.Я от бессонницы поблекла.Как мне болезнь мою назвать?

Бывает странное страданье,потусторонняя напасть.Когда она, как дождь на зданье,на сердце вздумает напасть —она, как он, неумолима:склоняется пред ней и врач,и даже стойкость пилигриманередко переходит в плач.

Не одарил меня наследствомотец, но будучи врачом,дал мне действительное средствобыть той болезни палачом.

Луну — услужливое слово —во всех склоняю падежах,о главном не сказав ни слова,но возле главного кружа.

Лечение первостепенно:пока я о луне пою,я вырезаю постепенно,как опухоль всю боль мою.

Молчала я, тоской пугаясаму себя (как птицу мгла).Но ты, подруга дорогая,мне высказаться помогла!За то, что не смыкая вежды,с тобою всласть я говорю —за невозможность, за надежды —луна, тебя благодарю.

КНИГА