Вячеслав Ладогин - Бульварный роман. Исповедь алкоголика (сборник)

10(9)

Понятно, ветка эта не сирень.И я с тобой несчастлив, как в пустынеТы на бархане от верблюда теньГорбатый груз несущая гордыни.Дюк Элингтон, как август на двореУводит караван из тучи. Синий,Несчастен я – песок в глухой дыреБез серебра мираж, как алюминий.Эпоха аллюминиевой любвиНастала. Граф Шувалов зря ты плохоТак судишь о стекле, графин увыСтеклянен, граф, а вилка, граф… ЭпохаСлез горьких аллюминиевого Феба(В виду имеет автор звезды неба.)

11(9)

(В виду имеет автор звезды неба.)Когда о бабах пишет налегке,Иль о восходе, где с похмелья репаТрещит, (сказать на русском языке.)Где б ни был повод, к звездам он взываетК антеннам Бога, заводным ушамВысот, и в душах звезды назреваютУ тех, кто хочет с небом по душам.И автор сам, хоть он и затаился,Надеется на тихий разговорВ нем, как в прудах, то месяц засребрилсяВ глазах души, то чиркнул метеор,То воробей – от крошек, шли мол, все бы,Или какой кошмар в саду Эреба.

12(9)

Или какой кошмар в саду Эреба.Привидится мне вдруг в твоих чертахКому-то нужен он, а нам не требаЛичинок видеть в скрученных листках,Которые по свету осень носитВ моих бордовых северных садахГде радуюсь, где рифма есть не просит,Нет нужды ей, как птице в червяках,Она решает строчек поединок,Порой роняет молча пистолет,Не доказав всю каверзность блондинок,Иль сядет вдруг в романский триолетИ едет по накатанной со мной,А то вдруг вспомню Ленинград ночной.

13(9)

А то вдруг вспомню Ленинград ночной.И самолет, вернувшийся из Сочи,И дождь домашний, затяжной, родной,И те глаза, в которых видел очиИль поздний чай, крепчае чем вино,А коль без диалекта – южной ночиТот запашистей чай, пьяным оно,Сердечушко, пьяно, прости нас, Отче.Велик Господь, он милосерд, но прав,(Здесь строки Боратынского Евгения)Прощает он безумию забав,Но никогда – пирам злоумышления.И дышит стих печалью неземной,Как летчик самолета над тайгой.

14(9)

Как летчик самолета над тайгой.Видавший вид дождя, штормов, пожара,Видавший виды, бабой став ЯгойИ Яшу Проппа напугав до жара,До крика, фюзеляж дрожит сухой,И рваных молний голубеют жала,И бабка костяной сама собойСтучит ногой, чтоб ступка не сбежала.Скажи мне, летчик, где же ты живешь,Где правда у тебя, что ты за ложьКупил, душевных судорог ценою?(Е. Боратынский), поделись со мною.И говорит мне голос не земной:И здесь и в Петербурге я чужой.

М(9)

И здесь и в Петербурге я чужой.Себе и остальным. Я заключенный.В себя. Навеки разлучен с любойДушой. Перед Землей, перед иконойЯ жгу свою лампаду, шаг земной,А в легких тихий воздух небосклонныйКолышется невидимой волнойИ веткою свисает благосклоннойЦветам числа нет, или счесть их леньПонятно, ветка эта не сирень,В виду имеет автор звезды небаИли какой кошмар в саду Эреба.А то вдруг вспомню Ленинград ночной,Как летчик самолета над тайгой.

1(10)

Как летчик самолета над тайгой.Как ас, чей дым весомей разговоровШепну, нет, я не Пушкин, я другой,Шофер, не «волг», но пламенных моторовШофер сердец, с чьей трассой неземнойЗнаком, как с вкусом многих БеломоровЕлецк, Моршанск, Москва курились мнойИ дым их не был ни здоров не здоров.Подумать, «Беломор» не Черномор,Не крал Людмилы, что ж за ним гоняться?И сравнивать на сладость дым просторовОтечества? На этот приговорНе станет летчик даже извиняться,Когда динамик хрюкнет, что твой боров.

2(10)

Когда динамик хрюкнет, что твой боров,Урицкого обидит моего,Я напишу на каждом из заборов:Один за всех, и все до одного!И де Тервиль, всей роте мушкетеровЖрать запретит лягушек, ничего,Он скажет, понимаю Вас, Егоров,Хотите жабу. Ан, не comme il faut!Жаб мне не жрать, понятно, остолопы,Не то хуй вас дождутся пенелопы.Я закатаю в сральню вас, друг мой,И вас, друзья мои, мсье, дрючте бабУж лучше. Кто вчерась дрыща от жабИспортил связь, оглушен, знашь, вьюгой.

3(10)

Испортил связь, оглушен, знашь вьюгой.Промеж времен, как глаз, морякКронштадтскийИ распят был на льду душой нагой,И ленточки на венчике так адскиЗвенят у бескозырки козырной.Все снова как-то вышло по-дурацкиВновь, Ольга, дежавю мое со мной —Рояль… На беленький ледок кривлятьсяДа выпал, падла, беленький снежок,Да трупики мотросские, как надоЗапастерначил, за стежком стежокВот мой бокал, чьих губ на нем помада?Оль, ты зачем пила? Нам хватит споров,Являюсь я лишь зрителем приборов.

4(10)

Являюсь я лишь зрителем приборов.Которые принадлежат не мне,Они принадлежат другим, в которыхСтруячит жизнь, которые во снеВосходят на белейший из линкоровИ уплывают по лучу в окне,Проникшему с утра в разрез на шторах,Чтоб осветить лежащих в глубинеДетей мечты, когда-то затонувших,Руками жадно обнимая снасть,Чья жизнь теперь лишь повесть лет минувшихВ которые рассудку не упастьС поднебесья ни бомбой ни строкойМне облачность забила видовой.

5(10)

Мне облачность забила видовойУчебник, и закрыла панорамыНа коих был нагляден так геройЛюбой строки немой российской драмыГде был предъявлен грешник и святойГде всяк поймет, что господа не дамы,Где Брюсов дострадался ерундой,Что в вазы Зимнего насрали хамы.Теперь конечно стало ничего,Когда б не новорусское блядво,Когда б в тумане меньше дирижеров,Которых нет, и до ре ми фа соль —Какая боль, какая ж, Ольга, боль —Простор, погода выказала норов.

6(10)

Простор, погода выказала норов.На уровне трав полевых – мой кар,Я вижу пятна шляпок мухоморовВ лицо мне мчится смерти перегарБелесый подполковник из майоровБрательник. Но поэт не есть Икар.Лик матери взволнован, бледен, старКогда б вы знали, из каких же соровВзлетает в поднебесье по дугеДуша, когда выходит из пикеИстории, любившей умноженьеО, радуга, о, спектр разложеньяВеранда, свет оконный, свет свечнойКуда летишь ты, самолетик мой?

7(10)

Куда летишь ты, самолетик мой?Мой мотылечек. За стекло глубокоВ коричневатый, сочный день живойСкажи там солнцу, чтоб взошло с востока,И больше ничего. Живи, родной,Гораздо больше выданного срока,И будь всегда в строке моей со мной,В строке моей со мной не одинокоЯнтарь и жемчуг стоят ремеслаНо ты, в чьих крыльях рифма ожилаДостоин даже дуновенья Бога,Который создал все живое, строгоСказать. Сядь кладезю времен на ворот.Какой тебя, сиротка примет город?

8(10)

Какой тебя, сиротка, примет город?Какая ж тебя вынесет земля,Теперь, когда сковал потоки холодИ души в проруби – на мотыля?Ввысь прыгнула душа, чей рот распоротКрюком Петра и Павла. Боже мой, —Душа сказала, жабры вскрыв, мне холодПолезней духоты подледянойЯ больше не хочу быть акварельюДуша сказала, быть собой учусьПоэт, не сравнивай меня с форельюИначе я душевно огорчусь.Куда же я взлетела наугад?Не Китежбург ли прошлый Ленинград?

9(10)

Не Китежбург ли прошлый Ленинград?Вокруг меня, реальней чем мы самиНе здесь ли колыбельные творятВсе гусляры с тресковыми усами,Не здесь ли пивом алкаша поят,Не здесь ли, околдован небесами,Подросток на вокзале под часамиТой самой девочке тот самый взглядОтдаст, постой, Кола Бельды, олениЯ помню этто чудное мгновеньеОрет Высоцкий жаренным жерломКать. Катя. Катерина два с жезлом,Весна. Исакий гордой головоюСокрывшийся под ладожской водою.

10(10)

Сокрывшийся под ладожской водою.И дух над ней. И дождь над ней. Потоп.Прощай, любимый город, все родное,Уходим завтра в море, пушка хлоп!И сизый голубь на ладони горяХлебнувшего матроса, только столпАлександрийский, ангел в чистом море,Как в чистом поле, крест кладет на гробЛикуй, Москва, отличена ордоюПодавлено восстание тверское,Но что теперь? Уж сколько лет. А зим?И Китеж для Орды неотразимСмотри в глаза воде и прячь свой взгляд,Чтоб ни германоговорящий гад…

11(10)

Чтоб ни германоговорящий гад…Наш вересковый мед доить не взялсяЯ побеседовать с тобою радВот я на голову твою и взялсяТы видишь, не совсем аристократ,Но и не с улицы, не навязалсяНе привязался, да, немного гад,Но был свиньей. Был, был, а не казался,А не казался-зался, был свиньей,А НЕ КАЗАЛСЯ. Но болтун какой.Слилась Москва, туманно вечереяС блондинкою, вдовой полу-евреяВ эпоху, когда чуть отец роднойНе вполз на Невский, с гусениц ордой.

12(10)