Константин Ваншенкин - Прикосновенье
«О если бы ты хоть на миг увидала…»
О если бы ты хоть на миг увидала,Как я выбивался из сил.Но что было делать — сирень увядала,Пока я ее довозил.
Но ты никогда не была равнодушной,Ты гладила каждый листок,А мне говорила: «Немедленно нужноПоставить сирень в кипяток».
Сначала я спорил. Но мало-помалу,Буквально у нас на видуСирень распрямлялась, сирень оживала,Как в самом заправском саду.
Сейчас мы шагаем дорогой одною,И мне улыбаешься ты,Когда мы весной замечаем с тобоюЦветущей сирени кусты.
Но я б не хотел, чтоб в жару и в бураныЦвела она так же весь год.Она потому навсегда дорога нам,Что только весною цветет.
ОСЛЕПЛЕНЬЕ
Как будто бы чьих-то грехов искупленье,Порою нисходит на нас ослепленье.
Не видит садовник раскрывшейся розы,А шахматный гений — простейшей угрозы.
Не видит грибник, что в грибах вся поляна,Беспечное сердце не видит обмана.
Не видит охотник когтей отпечатки,А старый наборщик — смешной опечатки.
И страшно, когда, вдруг очнувшись за чаем,Мы слезы в любимых глазах замечаем.
РОДНЫЕ
— Неродные? Чепуха!Мы родня под общим кровомНо гранатная чекаСдвинута недобрым словом.
— Эти дети — от него.Посмотрите, как похожи!.. —И, однако, отчегоУ самой мороз по коже?
Ну а он?.. За столько лет,Что смотрел на эти лица,Может, в них оставил следТот, который нынче длится?..
«Обыденности ряска…»
Обыденности ряска,Зацветшая в тиши…Как требуется встряскаДля тела и души!
Чтоб страстью нас задели,Не звоном ремесла, —Больным ходить неделю,Так книга потрясла.
И чтоб, вбежав в воротцаИ слыша крови гул,В глаза, как в два колодца,В тебя я заглянул.
РИСУНОК
Вдруг озарится мглаВ каком-то странном плане.Ахматова былаМоделью Модильяни.
До первой мировой,Среди возможных сотен,Рисунок перовойИзящен и свободен.
Но вы узнали — чей,И тут вас поразилоСкрещенье двух лучей,Двойная эта сила.
Кто изображена,И кем — на белом поле!..Душа пораженаПомимо вашей воли.
ССОРА
Вздор, сказанный неловко,С усмешкой: не беда.Неясность, недомолвкаИ — ссора на года.
И вдруг: а что такое?За окнами светло.Зима, и как рукоюВсе временем сняло.
Морозные узоры,Сквозь них — закатный свет.Есть прошлое у ссоры,Но будущего нет.
НА ЗАКАТЕ
Прогулки на закате —Час или полчаса,Где, кстати и некстати,Возможны чудеса.
Тумана одеялоГустело на лугу.И женщина стоялаНа правом берегу.
Уже заката алостьПомеркла кое-где,Пока она спускаласьК серебряной воде,
Как бы входя в объятьяИного бытия.А сброшенного платьяТемнела чешуя.
«Жены молоденькой подруги…»
Жены молоденькой подруги,Их до поры сплоченный круг,Их столь порывистые руки,Что книга валится из рук.
А загорели — как на юге,Да не идут на ум науки.Не Академия наук,А академия подруг.Жены любимые подруги.
МАДОННА НА ВОКЗАЛЕ
Мадонна в раннем мире первозданном,Задумчивая, ждущая давно —«С младенцем на руках и с чемоданомУ ног». Мы знаем это полотно.
Пока пред нею в храпе или в давкеИдет одна из неизменных пьес,Она сидит на деревянной лавкеС рельефного резьбою «МПС».
Она сидит с людьми чужими рядом,Нейлонового блузкой шелестя,Она глядит спокойным юным взглядомИ кормит грудью малое дитя.
А над вокзальным застекленным сводо»В той вышине, где все им нипочем,Снежинки вьются редким хороводом,Пронизанные солнечным лучом.
БАЛЛАДА О НАТУРЩИЦЕ
Отменная натура, —Светясь сто раз на дню,Жила на свете НюраПод странной кличкой «Ню».
Нет, не озоровалаПо комнатам мужским,А лишь позировалаПо лучшим мастерским.
А кожа цвета лилий,Изысканно бела.Да и по части линийТоченая была.
С нее не раз писалиЦариц или богинь,Красавиц на эмали, —Попробуй их покинь!
То — их! А ей ли сладко?К ней жизнь и так, и сяк.На рукаве заплатка.Все наперекосяк.
И что же с нею сталось?Чудак, да ты забыл:Всех поглощает старость,Кто прежде молод был.
Но сохранился в храмахИ в галереях след,Со стен, без рам и в рамах,Свой излучая свет.
СТАРИННАЯ АКВАРЕЛЬ
Летние дни отгорели.Душу пронзая до дна,С ясной еще акварелиЖенщина смотрит одна.
Под черепаховым гребнемПолный наивности взор…То, что в разлуках мы крепнем,Это поистине вздор.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС
Вздрогнув, поднялся со стула,Чудом лишь только храним,Так по душе полоснулоГолосом женским грудным.
Хоть оп и рядом был где-то,Не различались слова,Лишь интонация этаИз глубины естества.
Может, пустяшное делоВызвало к жизни его, —Сердце уже не хотелоПрочего знать ничего.
«Прямо в наше окно…»
Прямо в наше окноВеет ветер с газона.Поздний вечер — и тыУлыбаешься сонно.
На тебя в тишинеОглушающе-звонкоСон обрушился вдруг,Как порой на ребенка.
Непослушной рукойТы подушки взбиваешь,Что-то хочешь сказать,Но тотчас забываешь.
Что-то хочешь спросить,Но, объятая ленью,Видишь смутно меняГде-то там, в отдаленье.
Улыбаешься мнеИз последних усилий.Закрываешь глаза —Будто свет погасили.
«Ты сладко спишь. Сквозь темные ресницы…»
Ты сладко спишь. Сквозь темные ресницы,Почти не означая ничего,Трепещущие слабые зарницыСознания коснулись твоего.
Ревет гроза, и молнии толпятся,Толкаются локтями в тесноте,А звуки грома рвутся и дробятся,И катятся шарами в темноте.
О, эти вспышки зыбкие ночныеНад чернотой притихнувшей землиИ эта грома стереофония —То сбоку он, то сзади, то вдали!
Но месяц вновь поблескивает дужкой.Высь постепенно стала голубой.И молнии уходят друг за дружкой,Ворчащий гром уводят за собой.
Ты в сад с терраски отворяешь двери,Ты поднимаешь чистые глазаИ говоришь с улыбкою, не веря:— А что, была действительно гроза?..
Но целый день потрескивают травы —Так наэлектризованы они.И долго тянет влагой от дубравы,И дальних гроз мерещатся огни.
КОКТЕБЕЛЬ
