Юрий Кублановский - В световом году: стихотворения

СПРОСИ, ПРИТВОРИВШИСЬ НЕМОЮ

Осень. Древний уголокСтарых книг, одежд, оружья.

Спроси, притворившись немою,у ветра, чья тяга вольна,почто в неприступную хвоюберезы лоза вживлена,горящая тихо, продольно;а вдруг в приозерном логуей — больнои холодно на берегу.

…Чего ж заждалась, не спросила?Быть может, сквозь влажную пыльто золотоносная жиламурановских приисков ильнездешней красой леденящих,чья недорастрачена мощь,а значит, тем паче пропащихраспадков михайловских рощ.

Над садом, подлеском с рябинойв скукоженных комьях кистейусадебный ворон былинныйсудьбинно скликает гостей.Не там ли созрело, а послеупало державное вмигзеленое яблоко — возлеобтянутых кожею книг?

…Приблизив к раскрытым — слезаминаполненные глаза,счастливцы, смотрели б часами,что грешники на образа,как, строя читателю куры,бахвалится древком с косойкостлявая — в нетях фактурыстаринных страниц с рыхлотцой.

В бревенчатой горнице паклянеправдоподобно свежаи — лезвием пахнетс наборною ручкой ножа.О, всё отражающий, кромереальности, тусклый овалнастенного зеркала — в доме,где кто-то до нас побывал,

в еще не рассохшейся раме,подобной тугим обручам,мы верим твоей амальгамеи честным беззвучным речам.Шагнуть — и сторицейответят с другого концаразбуженные половицы,и дверь, и ступенька крыльца…

ТЕМНЫЕ АЛЛЕИ

(пережитое)

Озолотись, обрадовалклен, а теперь как быть —столько листвы нападало,некуда и ступить.

С радужными прожилкамиокна — уже к зиме.Томики со страшилкамиПо или Мериме.

Новый настал миллениум.Только ведь в холодав отчем твоем имениивсё еще прежний, да?

Лучше бы нас не трогали,был же когда-то встарьу персонажа Гоголясобственный календарь.

…Ежась, добудешь байковыйс темной искрой халат.Станут синицы стайкамисклевывать всё подряд,

пленницы нежной хвори имогут в её пленузапечатлеть в историинаше на глубину

сумерек погружение,где началось как разброуново движениебудущих снежных масс.

ИВЫ

С наклоном стриженой головынадгробный мальчик беспечно спит…

1977

Ивы ищут зеркального броду,их русалочья тяга слепа.И в слоистую сыплется водусветовая — сквозь гривы — щепа.

Провожальщицы конных и пеших,словом, всякого, кто тороплив,жены-ивы с куделью затлевшихи прилежно расчесанных грив.

Раннемартовской постной триодишепоток, наставляющий в путькрестный — ивы в который проводятпо колено, по пояс, по грудь…

Кем приходится им прикорнувшийнагишом на могильной плитепастушок иль с откоса нырнувший,утонувший пловец в пустоте?

Не жезлом ли железным пасомыи рассяны эти стада?Дебаркадеры, баржи, паромыснятся сироте и в холода.

А еще затекают под векимежду накрепко смеженных дольв зимнем мареве серые реки,столь же быстрые, сонные сколь.

Угловатая выгнулась узкаяклеть грудная, крепка и слаба.Мне слышна и отсюда — тарусскаянеизбывная в ней колотьба.

Словно мне там, когда очищаетсягладь от перекипевшего льда,с переправы кричат: «Отправляется!»И душа понимает — куда.

…После в горку подъема покатогона высотах в синичьем огнепостоять у надгробья Мусатова,вновь негаданно выпало мне.

Прилегавшее к снегу пологомустановилось пространство тусклей,словно горсть предлагало убогомумне рассыпчатых темных углей.

ПЕРЕВОЗЧИК

Н. Грамолиной

Не на русскую душу доносчиком,лучше стану судьбе вопрекис поседевшим лицом перевозчикому безлюдной излуки Оки.

Кулаки побелеют от сжатиярукоятей весла и весла.Если правду — пока демократия,жизнь меня хорошо потрясла.

Ив клубление зыбко-прощальноеи дубки на другом берегу —будто вдовый кольцо обручальное,очертания их сберегу.

Чтобы в час убывания с белогосвета, ставшего меркнуть в окне,частью именно этого целогона мгновение сделаться мне…

ПОСЛЕ НЕДАВНИХ ВЬЮГ

После недавних вьюгтихо дымятся дюныв снежных полях вокругнашей с тобой коммуны.

Чахнут былье, репьепо замирённым весям.Ворон свое тряпьебыло на миг развесил.

И остается в знаквсей полноты картинывыбросить белый флаг,сдав небесам глубины —

где никак не умретшепот внезапной встречии догорят вот-вот,в плошечках плавясь, свечи.

«Не сейчас, не нынешним сентябрем…»

Не сейчас, не нынешним сентябрем,был я равным в стае других пираний.А теперь вот сделался дикареми чураюсь шумных больших компаний.

И не смысля, в сущности, ни азани в одном из русских больных вопросов,я спешу порою залить глаза,не дождавшись вечера и морозов —при которых зыблется бирюзанад непаханой целиной заносов…

Вот тогда, считай, на излете днейя порой завидую лишь породестарика, игравшего Yesterdayна баяне в сумрачном переходе.

АРИОН

Верно вышли мы все из воды,дети смысла и абракадабры,раз за скромные наши трудыне впервые нас взяли за жабры.

Где же ты, драгоценная, днесьсо своим нехолодным оружьем,из которого главное — смесьпроницательности с простодушьем.

Разреши при раскладе такоми агоньи свечного огаркадавний спор речника с моряком:что надежней — челнок или барка?

Я и сам Арион, под скалойночевал на песке вместо коек,уцелевший в рубахе сыройпосле всех передряг и попоек

и, пусть худо, сберегший кадастрволн и суши, раскатанной в дали.Нас посадские ежики астрна осенние прииски звали…

Я на корке родимой землиудержаться покуда умею.И тревожно сигналит вдалибакен синей лампадой своею.

«В пелене осеннего молока…»

В пелене осеннего молокахорошо бы, выровняв аритмию,генным кодом старого черепкаразживиться и воссоздать Россию.

Чтобы стала снова такой, как досвоего позора, конца, итога.Чтобы было так же окрест седо,но мерцала маковками Молога —

ведь еще потопа не ждет никто,хоть полкан поскуливает с порога.

Я бы начал на ночь читать внучкамсвод законов или земли кадастры,прижимая к влажным платок зрачкам,на взъерошенные любовался астры

и неистощимые облака —неужели всё это дубликаты?И уж знал бы, Родина, как хрупка,а по-своему и права ты!

Или это конспиративный свист,или кто-то плачет всю ночь в подушку…И несет за пазухой террорист,словно семгу, в промасленном свертке пушку.

ИСТОЧНИК