Федор Сухов - Красная палата

Прасковья, приседая, прячется за спину Аввакума, с ужасом озирая неслышно вошедшего в церковь матерого медведя.

                                Изыдь,Нечистый дух, я говорю: изыди!Скорей сокройся, дьявольская сыть,Сквозь землю провались, лохматый злыдень!

Медведь согласно мотает головой, принимает благостный вид.

На образа воззрился и — молчит.

Святое слово возымело силу.Ни лютый зверь, ни лютый тать в ночиНе тронут робко стихшую осину.Ее знобящую не тронут дрожь —На силу только налегает сила.Не колотись, Прасковья, аки дождь,Своею робкой не трусись осиной.Цветущей яблонькою вознесиСебя над этой моросящей дрожью,Дабы светлее стало на Руси,Дабы не шла она по бездорожью,По выбитым колдобинам не шла…

Что я глаголю? Что я возвещаю?

Ликующего повсеместно злаНе укротить воркующей печалью,Цветущей яблонькой не укротить.

(Оглядывая смирно стоящего медведя.)Он подаянья, милостыни просит.

Есть и в медвежьей дремлющей кровиДобра и света алчущие грозди.Не в звере — зверь. Зверь в человека влез,Между собой грызутся человеки,Всяк поедом — кого? — себя же ест,Свои — до дна — опустошает реки.

(Все еще боязливо наблюдая за медведем.)Он вроде слезы вытирает. ОнСкорбящие горе возводит очи.

Он мудростью великой наделен,К святому духу приобщиться хочет.

Потребно ли такое говорить,Сама себя не чует животина,Не прогневить бы господа, не прогневитьОтца святого и святого сына.

Зиждитель милосерд, он дивно благ,Ко всякой твари он любвеобилен,Поднимет длань — и исчезает мрак,Светлей становится его обитель.Возложит вещие свои перстыНа дикий камень — оживает камень,Береза подоконняя свой стыдПрикроет вдруг ожившими листками.Уста отверзнет — возгрохочет гром,Зиждитель скажет праведное слово,Воспрянет ото сна живая кровьПод прошлогодней мертвою соломой.Ужом прошелестит и прошипит,Живая кровь лягушкой возликует!Сам сатана ее не усыпит,Она притихших взбудоражит куриц.И разрешится курочка яйцом,Убудет малость горюшко людское…

Воззрись-ка, Аввакум!

                            С святым отцомГлаголю я, и ты нишкни, Прасковья.

Аввакум как бы не замечает ворвавшихся в церковь своих недоброжелателей. Они науськивают на него ими же спущенного с цепи медведя. Медведь противится, начинает дико реветь.

Зверь вправду в человека влез.

                                Нишкни.Да образумятся лихие тати,На страшный грех их дьявольской грызниДа снидет свет небесной благодати.

— Он со своею потаскушкой здесь!— Она,В олтарь вошла она.Ух, потаскуха!

(Выпуская в потайную дверь Прасковью.)Расправить, что ли, ширше раменаВо имя сникшего святого духа,Во имя сникшей голубицы.

Стой!Умри на месте, Иродово семя!

С великим трудом изгоняет богохульствующих охальников. Отбивает от них медведя. Глядя на него, тяжело вздыхает.

К добру взываю. Токмо добротойТьму полунощи мыслимо ль развеять?Не разумеют люди, что творят,Во тьме кромешной пребывают люди.Егда, о господи, рука твояНас, окаянных, праведно рассудит?Он близок, судный час. НеотвратимТот трубный глас над грешной головою.(Обращаясь к медведю.)Заступник мой, а ты, мой побратим,Иди-ко, миленький, иди на волю.Ступай себе, живехонько ступай,Вон этим темным топай перелеском,Не то какой пистолыцик-шалопайТебя свинцовым угостит орешком.Аль вдругорядь на чепь тебя возьмут,А на чепи-то, чаю, не малинно…От погани от всякой, от прокудТебя давно в дремучий лес манило,Рудой высокой сосенкой звало,Черемуховой подзывало веткой.(Долго глядит на убегающего медведя.)Зело мудрен. И яко зверь, зелоОн в человеке чует человека.

БЫСТЬ ЗНАМЕНИЕ

Бедная, но чисто прибранная изба. На прилаженном к потолку очепе покачивается зыбка. Марковна только что разрешилась, родила сына. Младенец смирно покоится в зыбке.

Тихонький какой. И не подаст,Своего не выдаст голосочка.Не в родителя. Родитель-то горазд,Больно прыток на сердце. Не разМолоньи метал. Не зря ПротасС лягушачьей познакомил кочкой.Посадил на кочку молодца,Баял сам, как куковал на кочке,Как вода рвалась из-под моста,Белые показывала кости.Натерпелся страху Аввакум,Знать, такая выпала планида…Белый свет, он на сто верст вокругЧеловечьего лишился вида.

Младенец подал голос. Заплакал.

Испугался, родненький. Слезой,Первою слезиночкой пролился,Будто пал серебряной росойНа мои осиновые листья,На полынь на горькую мою,На лесную нашу луговину.

В избу вбегает Прасковья.

Марковна,Христом тебя молю,К потайному убегай овинуАль в подполье хоронись.

Почто хорониться-то?Скажи, голуба.

Марковна,Молю тебя Христом,Худо будет.

                И худое любо,Ежели так повелел господь…(Смотрит в окошко.)А роса-то на траве — как ладан,Как моя тихохонькая плоть,Как моя тихохонькая радость.(Умильно смотрит на младенца.)

Ради утренней своей росы,Ради маковой своей росинкиВ рожь спровадь себя, спровадь в овсы,В лес спровадь по горькие осинки,Упаси-ка, Марковна, себяИ младеня упаси от глума.

Упасет всевышний, возлюбяДушу светленького воробья,Нас с тобою возлюбя, голуба.

Ироды! Они приволоклись,С шелепугами стоят у дома,Подали свой сатанинский клич…

Ничего не говори худого,Пусть потомошатся, пустьБеса веселят в себе.

                        Гляди-ка,Аввакума бьют.

                    Не убоюсь,Дикого не устрашусь я крика.(Берет на руки младенца, выбегает на улицу.)

Марковна, младеня упаси…

(Увидя Марковну.)Настенька, последний час наш пробил,Дивное творится на Руси,Нету удержу собачьей злобе,Нет узды на дьявола. ПодиСобирай-ко, Настенька, пожитки.

Разъяренная орава под предводительством местного властелина Ивана Родионовича удивленно смотрит на Марковну, на прижатого к ее груди младенца.

Люди баяли: у попадьиТитек нету, есть у ней и титьки…

Не соромь подружие!

— Соромь!— ОскоромьГорячими блинами!

Господи! Где молоньи, где гром?Где твои зарницы отпылали?Прогневись и потемней лицом,Тучей громыхающей пролейся,Ропщущей расшевелись листвойЧутко настороженного леса.Умири безумство сатаны,Покарай разбойничьи набеги,Белым лебедем речной волныПоднимись и упади на берег.На песок горючий упади,Охлади ликующую нехристь…

Заплутали! Есть у попадьиКрылья ангела, да вот, поди,Этим крыльям раскрылиться негде.Расступитесь, нелюди! СвоиШелепуги опустите наземь…(Про себя.)Надо бы молитву сотворить,День-то больно благодатно-красен!(Громко.)Аз же, грешный, лаю, яко пес,На зверей — спускаю с чепи зверя,Страшен он, он неуемно-борз,Зверь — неужто моего? — безверья.Верую, о господи, тебе,Одесную все свои напасти,Не темней лицом и не темнейЛуговинами небесных пастбищ.

Аввакум, воззрись на небеса.

Божий свет из глаз моих уходит…

Пораженно стоит с опущенными руками, с запрокинутой в небо головой, долго глядит на ущербленное, кроваво-зловещее солнце, пораженно стоят и недоброжелателя своего духовного пастыря, только младенец на руках Марковны бьется ножонками, подает живой голос.